Мы брели куда глаза глядят по едва заметным тропинкам, я держал Лену за руку и думал о том, что такие вот романтические прогулки с девушками как-то пробежали мимо меня. В школе я был стеснительным и от девчонок шарахался, хотя они мне жутко нравились, и тянуло к ним страшно. А потом все стало наоборот. слишком прагматично. Или все дело в том, что перевалило на четвертый десяток, но ни для одной еще не хотелось придумывать всякое необычное, делать какие-то сюрпризы? Или вот так гулять по лесу - чтобы голова кружилась. То ли от одуряющего весеннего запаха, то ли от того, что она рядом.
- А это место называется «Конец света». Или «Край света». Осторожно! - Лена залезла на камень, чтобы посмотреть сверху на залив, и едва не упала. - Давай руку!
Она спрыгнула, я подхватил ее, прижал к себе.
Это был совсем другой поцелуй. Не как тогда, у лифта. Мягко, нежно, неторопливо. Закрыв глаза и улыбаясь, Лена запрокинула голову. Я медленно опустился губами по шее, к ямочке между ключицами, чувствуя виском тепло ее дыхания. Пальцы пробрались под футболку, рисуя стрелки вдоль позвоночника. Ее порывистый вздох был похож на всхлип, губы притягивали, как магнит, и я снова вернулся к ним.
- Вроде, взрослые люди, - сказал едва ли не над ухом брюзгливый женский голос.
- Как подростки озабоченные, - добавил второй.
По лестнице, одинаково поджав губы, спускались две женщины лет сорока и изо всех сил делали вид, что не смотрят на нас. И даже не о нас говорят.
- Зависть - страшное чувство, - пробормотал я Лене на ухо, чуть громче, чем требовалось, и она тихонько хихикнула.
- Знаешь, - подождав, пока тетки уйдут, Лена сцепила руки у меня за спиной, - я тоже страшно завидую, когда вижу, как кто-то целуется.
- Да ладно! - не поверил я. - У тебя с этим проблемы?
- Да нет, но. все равно.
- А сколько раз тебя надо поцеловать, чтобы ты перестала завидовать?
- Ну... - она сделала вид, что задумалась. - Не знаю. Много. Очень много. Я страшно завистливая.
- До последней электрички еще полно времени. Скажи, я не слишком тороплюсь? Мне показалось, что.
- Нет, - перебила Лена. - Не слишком. В самый раз. Хотя все это. так странно.
- Это магия, - я снова почувствовал волшебное “возможно все”.
- Может быть.
Она наклонила голову так, что я уткнулся носом ей в макушку. От ее волос пахло миндалем. Меня страшно заводили такие вот горькие запахи. Одна из моих бывших подруг подкалывала: Ковалев, для тебя лучшим возбудителем будет цианистый калий.
Гуляли мы еще долго. То и дело останавливаясь, чтобы поцеловаться. Похоже, шлюзы открылись именно сейчас, а не в четверг. Тогда - это была такая разведка боем. Сейчас - то ли уже перешли на следующий уровень, то ли вплотную подошли к нему.
Начало смеркаться, когда мы вернулись в центр города. Поужинали в маленьком ресторанчике и пошли на вокзал. И в электричке сидели так, как я представлял утром. Лена положила голову мне на плечо, а я обнимал ее и держал за руку, лениво поглаживая пальцы. Если всю дорогу в Выборг мы проговорили, то теперь больше молчали.
Как будто после секса, промелькнуло, исчезая.
«Все будет, - сказал внутренний голос. - Но не сейчас.»
25
Елена
Я никогда не умела жить настоящим. То жалела о прошлом, то мечтала о будущем. Но вот сейчас хотелось остаться подольше именно в этом моменте. Это был такой прекрасный день. И он обещал многое, но. я боялась думать о том, как все может сложиться. или не сложиться.
Вот так ехать бы и ехать. Прислонившись к его плечу, чувствуя, как он рассеянно гладит мои пальцы и думает о чем-то своем. Остановись, мгновенье.
За окном промелькнуло Рощино, когда проснулся телефон Кирилла. Вытащив мобильник из кармана, он посмотрел на экран, и я увидела ту особенную улыбку, которую запомнила с первого вечера.
- Да, солнце?.. Сейчас, подумаю. Где-то минут через двадцать буду на Удельной. И оттуда еще. В общем, минут через сорок подъеду. Пока-пока.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Нажав на отбой, Кирилл вздохнул с сожалением:
- Прости, Лен, не смогу тебя проводить. Надо Ксю забрать с дня рождения. Как хорошо, впереди еще несколько лет, когда она будет приходить с вечеринок трезвая и веселая, а не пьяная и в слезах.
Чуть поколебавшись, он поискал что-то в телефоне и протянул его мне. До этого Кирилл рассказывал о дочке, но ни разу не показывал фотографии. Девчонка была совершенно очаровательная. И, что удивительно, до смешного похожая на мои детские снимки. Темные, почти черные волосы, карие глаза с искорками. Только буйно кудрявая, а у меня волосы всегда были прямые и непослушные, как лошадиный хвост.
Кирилл словно услышал мои мысли, переводя глаза с фотографии на меня и обратно:
- Лен, а она чем-то на тебя похожа.
- Да я в ее возрасте и в половину такой хорошенькой не была, - возразила я.
- Чертенок...
В нем чувствовалось столько немного смешной и очень трогательной отцовской гордости, что я не смогла сдержать улыбку.
- Кирилл, ты папа-фанатик? Обычно бывают мамы-фанатики, папу первый раз вижу.
- Ну. - он смутился. - Наверно. А ты?
- Эх. Я настоящая мама-ехидна. Даже сам ребенок говорит, что заброшен. Впахиваю, как папа Карло, а он в основном с бабушкой.
- А покажи фотку.
Я нашла последнюю, которую сделала на прошлой неделе. Кирилл аж присвистнул:
- Ни фига себе! Вот вырастет гроза девчонок. А на тебя совсем не похож. Разве что глаза.
- Да, в папашу удался, - я бросила телефон в сумку. - Генетика на нем отдохнула. Правда, мой отец тоже блондином был.
- Был?
- Ну, вроде как, и есть. Не слышала, чтобы он умер. Мама с ним развелась, когда мне десять было. С тех пор виделись хорошо если раз пять. Он поляк, работал здесь. Потом уехал обратно в Польшу. Так что в Тимке адская смесь. Мой дедушка по матери грек, бабушка русская. Маму мою в девичестве звали София Венитиади. А тетя - Афина.
- Правда? - Кирилл обнял меня за плечи. - Я почему-то так и подумал. Про греков. Есть в тебе что-то такое. греческое. Не будешь смеяться?
- Буду, конечно. Говори.
- Подумал, что так должна была выглядеть Елена Троянская. Как ты.
- Пальцем в небо, - фыркнула я. - Троя - это в Турции. Какие там греки?
- Ну и плевать. Все равно... Лен, а отец Тимы? - нерешительно спросил он.
- Наполовину эстонец, - вот уж о ком мне не хотелось сейчас говорить, так это о Пашке.
- Да я не о том.
- Ааа. Отец Тимы изящно слился, когда узнал, что я беременна. С тех пор я его больше не видела. Хотя в свидетельство о рождении все-таки записала. Знаешь, есть такая формулировка: «со слов матери». Чтобы прочерк не ставить. Кого угодно можно записать, хоть папу римского. Но никаких прав не дает.
Кирилл ничего не сказал, и это было лучше, чем любые слова в утешение. Какое тут утешение, все уже произошло, давным-давно. Поэтому за молчание я была ему благодарна. Впрочем, оно оказалось недолгим, и разговор вдруг свернул в том направлении, которого я точно не ожидала.
- Лен, извини, что спрашиваю, но у тебя с ним какие-то проблемы? С Тимой?
- Ты такой проницательный? - я почувствовала, как подступают слезы.
- Нет, я наблюдательный.
- Смотря что понимать под проблемами. Он отличник. И весь просто зашибись положительный.
- Но?
- Но, как сказала учительница, у него проблемы с коммуникацией, - вздохнула я.
- В смысле? - Кирилл смотрел на меня более чем серьезно. - Не общается или неправильно общается?
- И то, и другое. Моя мама говорит, из него замполит растет. Строит всех в колонну по четыре. Тех, до кого снисходит. Кстати, до субботы со мной не разговаривал. Потому что пришла поздно. И потому что на звонки не отвечала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- А почему не отвечала?
- Потому что звук выключила.
- Ну, дорогая моя, - он дернул меня за прядь волос, - справедливости ради, я бы тебе тоже за такие дела всыпал.
