– Синопсис – это что-то среднее между синагогой и психушкой?! – обозначил я свое явление в свет и потянулся за рюмкой.
– О, старичок, очнулся, – радостно засверкал зубами Абелюшкин.
– Николай! Хочу поздравить тебя с днем рождения! И пожелать счастья! – Вероника, сверкнув глазами, подняла рюмку.
– Ура-а! – гнусным голоском протянул я и закашлялся.
– Да, да, Коль, старикан, счастья тебе в жизни! – Игорь попытался даже подняться для значимости со стула, но потом махнул рукой.
Зато встал Абелюшкин и проголосил:
– Многие лета! Многие ле-ее-ета-ааа!
Потом мы выпили за родителей такого гениального сына, потом за присутствующих здесь дам, потом за нас, мужиков, потом за Станиславского вообще, потом за Станиславского в частности. Потом за то, что Безруков не актер. Потом за то, что Шилов не художник. Потом за то, что с бардаком надо завязывать. Причем от первого тоста до последнего прошла вечность, ледниковый период. Минут пятнадцать.
Потом зазвонил телефон, и я пошел его слушать в другую комнату. Потому как держать одновременно трубку и рюмку было уже за гранью.
Трубка почему-то вдруг напомнила мне намыленного ребенка из освоенного мною фолианта доктора Спока. Ну, который выскальзывает из рук.
– Але, але…
– Коля, это я.
– Маринк, здорово! А мы тут туда-сюда отмечаем вроде как! Вероника тебе привет передает! Зря ты не приехала, тебя не хватает!
– Я тебя поздравляю. Желаю счастья. Знаешь, я тут у твоего метро, у «Речного вокзала». Можешь минут на десять выйти?
– Да ты чего?! Немедленно заходи! Обижусь, если не зайдешь, смертельно и, ха, навеки!
– Нет, нет! Если сможешь, выйди. А нет, ладно, ничего страшного, я домой поеду.
– Ох ты, господи! Нашла сложности. Ладно, ща буду!
– Коль, ты куда? – заволновалась Вероника.
– Я скоро, Маринка просит к метро подойти. Сюда идти не желает! Слушай, пошли со мной? Заодно проконтролируешь, чтобы я не скопытился по дороге!
Я радостно и суетливо преодолевал парк, растянувшийся перед станцией метро. Вероника топала чуть сзади, иногда корректируя мое туловище для движения в нужном направлении. Ноги периодически предательски запутывались в кроссовках, но я мужественно подгонял их силой мысли.
Стоп. Надо же веник какой сообразить! Типа не совсем же свин! Слева замаячила роскошная клумба. Конечно же! Я быстренько надергал охапку чего-то вроде повзрослевших анютиных глазок и был дико горд собой. Вероника пугливо стреляла глазами в разные стороны. Вокруг никого не было. Две невоспитанно лающие шавки, да еще на скамейке одиноко клевал носом полноватый мужчина, свежевыбритый, в белой рубашке, дорогих черных ботинках и в синих трусах в горошек. Штаны отсутствовали напрочь. Стрематься было некого. И потом это идиотское пиратство в ограблении насаждений придавало мне некоторую возвышенность и целеустремленность. И романтизм. Лет двадцать, а то и больше не занимался этой ерундистикой. Даже приятно!
– Сойдет?
– Блеск!
Маринка уже стояла на границе зелени парка и железобетона магазинов, опоясавших сейчас почти все нецентровые станции метро. Она замахала мне рукой, потом, видимо увидев Веронику, тормознулась и просто стояла ждала.
– Привет, это вот тебе. Чего ты ко мне не хочешь? Пошли давай, у меня там драмкружок на выпасе, весело!
– Нет, я не пойду. Спасибо за цветы. Извини. У меня очень много дел. Просто случайно проезжала. Привет, Вероник.
Маринка швырнула роскошными черными волосами из стороны в сторону. Откуда-то взявшийся ветер резко обозначил на легком салатовом платье ее фигуру. Она прищурила глаза и надела темные очки.
– Слушай, Вероник, нам с Колей поговорить надо. Погуляй пока.
– А чё, я ничего. Пожалуйста, болтайте. Мне это совершенно неинтересно, – мгновенно надулась девушка и нарочито медленно пошла по направлению к лавочке, к дремавшему голоштаннику.
– Маринк, ты чего это?! – опешил я. – Что за тайны?! И девочку вон отправила. Чего она тебе так не глянулась-то? А я думал, что вы почти подруги, вон как обнимались тогда в библиотеке, на идиотском вернисаже!
– Ага! Разбежался! Подруги! Да я ее жопой не перевариваю! Откуда только взялась эта сучка?! – Марина то снимала, то надевала очки. – Ладно, Меркулов. Когда ты, наконец, прекратишь пить?! Мог бы хоть на встречу со мной прийти трезвым! И без этой шлюхи! Оторваться не можешь? На молоденьких потянуло? Дырка поуже, сиськи поупруже?
– Да ты что, совсем ку-ку, что ли?! – Мои пьяные извилины пребывали в праздничной меланхолии, поэтому всерьез возмущаться-ругаться я был импосибл. – Ты чего такое говоришь?! При чем тут пьяный?! День рождения у меня сегодня! А на Веронику ты, это, тоже особо-то не разоряйся. Что она тебе плохого сделала?!
– Ах так! Ты ее еще и защищаешь! Все понятно. Я, дура, перлась через пол-Москвы… – Голикова сунула мне в руку пакет, развернулась и быстро, не оборачиваясь, пошла к метро.
– Э-эх! – плюнул я и открыл пакет. Там в коробке торчала бутылка выдержанного вискаря «Лафройг» и открытка. С каким-то ошалевшим от счастья мишкой с бантиком. «Милый Колька, поздравляю тебя…»
Я опять плюнул. Пошел к скамейке, где с гордо отсутствующим видом восседала моя воспитанница. Мужик в трусах рядом не прекращал кемарить, только начал надсадно храпеть и, не открывая глаз, задумчиво вертел большим пальцем в носу. Я бухнулся рядом. Мужик вздрогнул, потом расслабился и опять захрапел. Крышечка на вискаре откручивалась туго. Наконец отвернул и сделал глоток.
– Ну что там? – пыталась заглядывать мне в лицо Вероничка.
– Да все нормально, – отхлебнул еще, – вот, – потряс бутылкой, – привезла подарок. Тебе пламенный привет передает.
– Да ладно, – как-то уж совсем по-бабски всплеснула руками девушка, – я же видела, что вы поругались! Из-за меня?
– У тебя переизбыток мании величия, – приходил в обычную форму пьяной прострации мой организм. – Все нормально. Поздравила. Пожелала. И уехала. У нее дела! Все, хватит прохлаждаться, пошли кучковаться дальше, нас уже гениальные актеры заждались!
– Нет, как-то нехорошо получилось. Я же чувствую, – ковыляла рядом Масленникова.
Я тупо полз обратно в хату. Нет, все-таки бабы дуры! Какого счастья она мне желает?! Зачем этот демарш устраивать?! Чего она этим вывертом хотела сказать?! В конце концов, в свое время не я ее, а она меня послала вон! Да и не только в свое время, постоянно посылает! Хотя я давно уже и не рыпаюсь. Прошло и прошло. Пусть теперь мужу мозги полощет. А то, видите ли, пьяный, говорит…
Дома продолжался обычный бардак, переходящий в оживленную дискуссию. Игорь и Василий сидели друг напротив друга и старательно мотали руками перед носом оппонента. Иногда среди этого индийского танца рук на взмахе пролетала рюмка, исчезала, и мельтешение продолжалось с новой силой.
– Ну что, мальчики и девочки, – пытался остановить эти выкрутасы я, – тут нам Голикова еще виску прислала, может, трахнем?
– Уйди вон, старичок, – строго и значительно брякнул Петров, – тут серьезные дела. Бизнес. Тебе не понять.
– Да-да-да! – заскороговорил Вася. – Бизнес – это святое!
В бытность безактерщины, в начале девяностых, Василий однажды уже занимался бизнесом. Он тогда продавал на Запад коровьи шкуры из Тамбовской области. Короче, дело серьезное. Как положено, открыл офис. В самом центре. Но кругом же сплошные бандюки. Хлопнут и про Гамлета не спросят. Он что сделал – свистнул в театре оставшиеся от какого-то перестроечного спектакля огромные, в человеческий рост портреты Сталина, Берии и Дзержинского. При мундирах, регалиях и с орденами. И повесил над своим столом. И что самое интересное, первое время эти декорации срабатывали. Когда на третий день работы пришли граждане бандиты, то, увидев прищур Сталина, сверкающее пенсне Берии и железный взгляд Феликса, действительно оробели! Но такая халява длиться вечно не могла. Вскоре Ваське, несмотря на иконы вождей-покровителей, дали по башке. Бизнес кончился. И тамбовские коровы, временно конечно, могли спать спокойно. Пока их не стали раздевать другие дяди. На память о деловой активности у Васи остался только слегка искривленный нос.
Гарик тоже в свое время занимался бизнесом. Тогда в театрально-киношной среде это было массовое поветрие. Все любимцы публики открывали кабаки, торговали макаронами либо просто устраивали бордели из подруг-актрис. Но бизнес Игоря был гораздо более продвинутым, чем у его собратьев по подмосткам. Петров зарегистрировал фирму. От балды. Но самое главное, сделал вот что. Организовал так, что входящие телефонные звонки в эту контору будут платными. И стоить неимоверно дорого для звонившего туда. Дальше Игорек нанял десятка полтора пенсионеров, детей, инвалидов и студентов, чтобы те ходили по разным конторам, организациям и прочим магазинам и лавочкам и просились позвонить. Ну, кто-то давил на жалость, кто-то ссылался на важные жизненные обстоятельства. Потом в эти структуры приходили счета, которые организации не глядя, естественно, оплачивали.
