Неожиданно я переполошился, даже испугался.
Я знал, что случится далее.
И не обманулся в своих ожиданиях.
Юлисс Себастьян: «Да, боюсь, что именно я устроил встречу мистера Скотта с Джонни. Иначе бы он к нему не попал… Он находился во власти идеи, что Чарли Вайта убили. Сбросили с балкона его квартиры. И… мне действительно неприятно об этом говорить».
Снимок Бэрона крупным планом с микрофоном.
— Мистер Себастьян, разве вы не считаете своим долгом сообщить нам все, что вы можете? В конце концов, мы никого не обвиняем. Но мы должны ознакомиться со всеми имеющимися фактами.
— Да… видимо. Но мне не нравится…
— Конечно, мистер Себастьян. Это можно понять. Но вы сказали, что мистер Скотт был убежден, что Чарли Вайта убили…
— Да, похоже, что у него была идея-фикс, что Джонни Трои убил Чарли. Вы понимаете, в припадке гнева…
Снова Бэрон важно кивает головой.
— Понимаю.
Юлисс Себастьян трясет головой, приглаживает ребром правой ладони серебристые виски.
— Оглядываясь назад, я почти не сомневаюсь, что у него была — как психиатры это называют? — навязчивая идея. Но, конечно, мистер Скотт внешне был обаятелен. Приятный, остроумный…
Я поражался, слушая Себастьяна. Вот так спокойно и уверенно лгать.
— Но как, — подумал я, — как мне доказать, что он лгал? Мы были одни в его кабинете. Я не сомневался, что поверят не мне, если я обвиню его во лжи, несмотря на то, что люди, знающие меня, уверены, что я никогда не стал бы прибегать ко лжи для собственной выгоды. «Люди, знающие меня», не включая всех тех, кто сейчас смотрит эту передачу.
Я наблюдал за остальным в каком-то тумане, не вполне понимая.
На меня Бэрон потратил семь минут, все остальное уложил в три, и получилось это у него очень ловко.
Сразу после Себастьяна на экране показался доктор Витерс. Не психиатр, а психоаналитик. Минуты две — три объясняли, в чем разница.
— Да, мистер Скотт, так он мне представился, вчера навестил меня в моем кабинете. Мое профессиональное мнение (тут последовало длительное отступление о том, что он специально меня не обследовал, однако в силу долгого наблюдения за аналогичными субъектами уверен в правильности своего вывода), что он представляет типичный случай…
Поколебавшись, Витерс продолжил так:
— Он был исключительно взволнованным субъектом. Его основной проблемой, очевидно, был супидез с подавленным каннибализмом, который проявляется внешне в приверженности к насилию. Я не сомневаюсь, что если бы я мог наблюдать за ним более длительное время, я обнаружил бы доказательства прогрессирующего супидеза в явном конфликте как с ди-, так и с со-герепусом.
Я не сомневался, что доктор обнаружил бы, ибо он находил это у всех и у каждого. Его пациенты не подозревали, что у них имеются такие страшные отклонения от нормы, потому что они упрятаны в их подсознании, а вот он смог все обнаружить!
Закончил он свое выступление элегантно:
— Как специалист я нашел его весьма интересным субъектом. Исключительно вспыльчивым и горячим. Почти устрашающим, опасным для окружающих. И я подумал…
Розовощекое лицо доктора расплылось в улыбке.
— Если мне разрешат высказать личное мнение…
Лицо Гарри Бэрона.
— Конечно, доктор!
— Это одно из заболеваний или, скорее, нарушений человеческой психики, которые дуерфизм… может ликвидировать. Даже такой запущенный случай, как у мистера Скотта, вполне подается лечению, если бы он обратился к нам. Он избавился бы от своей враждебности, вспышек гнева, параксидных реакций и переполнился бы чувствами любви, понимания и миролюбия. Он бы потерял свою жуткую индивидуальность…
Дальше я не стал слушать. Этот человек умел использовать любую возможность в целях саморекламы.
Наконец Бэрон произнес:
— Благодарю вас, доктор. Перед вами выступал доктор Мордехай Витерс, знаменитый в мире психоаналитик.
Я подумал, что он отпелся. Но нет, это был еще не конец. Последовала серия десятисекундных интервью. Сначала с полицейским офицером, чувствующем себя не в своей тарелке. Я знал его хорошо, и он знал меня… Офицер говорил, что когда раздался звонок, он отвечал на него. Голос звучал не совсем, как у Скотта, что он сказал об этом человеку, позвонившему в полицию, и что он знает…
Его отключили, рот у него продолжал открываться, и я уверен, что он сказал о том, что убежден в моей непричастности к этой истории. Он был одним из тех, кто знал меня. Конечно, ему заткнули рот, такое заявление не устраивало Бэрона. «Выкопали» и пожилую пару, видевшую, как я стрелял из окна по машине Кончака, и того мальчишку, который сумел только с восхищением повторить:
— Да, сэр. Бах-бах-бах! Я не знаю, сколько раз.
И в завершение всего — моя фотография.
Я выглядел со своими белесыми волосами, перебитым когда-то носом и оторванной мочкой уха, как дракула, выползший на окровавленный берег. На снимке все казалось каким-то зловещим и неестественным. Где они только раздобыли этот снимок? Или же тут была пущена в ход специальная подсветка? А может искусная ретушь? Во всяком случае, этой фотографии я никогда не видел.
Камера вернулась снова к трупу невинной жертвы, после этого нам опять показали свежее, красивое лицо Бэрона.
— Разрешите мне напомнить вам еще раз, что пока нет никаких данных, никаких реальных оснований связывать мистера Скотта с этим отвратительным преступлением.
Черта с два, не было. Вся эта передача была построена таким образом, чтобы зрители не могли даже сомневаться в моей виновности.
— Но поскольку мертвая девушка была найдена изнасилованной в его апартаментах, и видели, как он стрелял из пистолета в двух прохожих, а затем, видимо, инкогнито позвонил в полицию, прежде чем поспешно удрать с места преступления в своей машине…
Вот ведь мерзавец! И это не позабыл, чтобы представить меня проклятым капиталистом! Теперь у меня будут настоящие неприятности.
— Полиция разыскивает его.
Основной диктор сказал:
— Благодарю вас, Гарри Бэрон.
После этого нам показали смазливую девицу, сидящую в ванной, наполненной мыльной пеной. Реклама нового туалетного мыла.
Я поднялся.
— Стив, ты еще здесь?
Вид у него был скверный. Наверное, не лучше, чем у меня.
— Стив, — сказал я, — я этого не делал. Передачу подготовили умные негодяи… Мне придется самому со всеми разобраться. Но я не делал того, что они мне здесь приписали.
— Очень рад, — голос его звучал глухо.
— Я, разумеется, должен уехать. Тебя линчуют, если меня найдут в твоем доме. Но я хочу попросить тебя об одной услуге.
— Конечно, конечно, — ответил он слишком торопливо.
— Сначала разреши мне воспользоваться твоим телефоном. Потом я постараюсь уехать куда-нибудь подальше. Они считают, что я это уже сделал в своей машине. Не могу ли я воспользоваться твоей? Черт возьми, ты можешь заявить, что я украл ее. Мне безразлично.
— Конечно, конечно…
Я позвонил Сэмсону.
— Боже! Где ты есть?
— Сэм, не упоминай моего имени. Ты слышал вечерние известия?
— Нет, но я…
— Слушай, в моем распоряжении всего минута. Вот что случилось… Черт, ты намерен проследить этот звонок?
— Шелл, ты должен приехать. Немедленно. Я встану за тебя…
— Приеду, когда сам изобличу убийцу. Только так, Сэм. Даю тебе честное слово, что я сделаю все, что в моих силах, чтобы разобраться в том, что творится.
— Расскажи с самого начала…
Я повесил трубку, хорошо зная моего лучшего друга. Честный, преданный коп, он не станет лгать ни за меня, ни мне. Он обязан разыскать меня, и он приложит все силы для этого. А потом будет самозабвенно сражаться вплоть до Верховного суда, помогая мне доказать, что я этого не делал.
— Живее ключи, Стив! — сказал я.
— Полиция выехала?
— У Сэма не было времени проследить звонок, но я поехал. Послушай, если ты беспокоишься…
— Нет, Шелл.
Наконец-то он улыбнулся.
— Я знаю, что ты не взорвал Сити Холл и не натворил ничего постыдного. Но, братец, это подавляет. Черт возьми, из-за чего все они на тебя набросились?
Этот вопрос мучил и меня. Да, почему? Обрушились на меня далеко не все. Из-за чего? Выступали трое, однако они постарались, чтобы их мысли и мнения прочно вошли в сознание миллионов, именно миллионов, слушателей. И среди них находились те, кто «намотал на ус» все те «факты», которые преподнесла троица.
Самое же непонятное было то, что все трое, Юлисс Себастьян, Мордехай Витерс и Гарри Бэрон, так убедительно и складно лгали. Конечно, они подействовали на многих людей. Но я вовсе не собирался тихонько лечь на постели, скрестить руки и умереть! Нет, я буду бороться!
Глава 14
Я добрался до святилища, до своего временного убежища.
Оно называлось «Браун-мотель». Это было старенькое, очень чистенькое заведение на Адамс-бульваре. По всей вероятности его владельца звали мистером Брауном. Догадайтесь, о чем я тогда думал? После всех переживаний, когда ночь еще не кончилась? Я думал о том, ох, до чего же я голоден и что ночь все еще не кончается.
