- Нет. Древорубы - вольнонаёмные.
- Странно. - Старейший пожал плечами. - А на рынке говорят, что рабы. Вчера Титий возил рыбу на рынок - там только об этом и болтают. Даже, рассказывают, какой-то посланец от них прибыл, подбивает рабов бежать в Паралузию.
Чаша в руках Крона дрогнула. Вот оно. То же самое он слышал вчера вечером - заработал-таки кулон Осики Асилонского, - когда один из штатных фискалов докладывал Кикене о происшествиях за день. Чтобы скрыть волнение, Крон отхлебнул из чаши.
- И что же ещё болтают на рынке? - спросил он.
- Говорят, древорубы наголову разбили надсмотрный легион и теперь идут на Пат, - всё так же равнодушно сказал Старейший.
"А вот это уже ложь, - успокоился Крон. - Битвы ещё не было. Да и будет ли?.. Кто из древорубов мог успеть добраться до Пата? Гонцу из Паралузии скакать три дня во весь опор... И потом, не станут древорубы обращаться за помощью к рабам - как-никак, а они всё-таки вольные. Скорее всего, кто-то из местных рабов мутит воду..."
Он отмахнулся от этих мыслей и взялся за рыбу.
- Как у вас с уловами в последнее время? - спросил он, чтобы переменить тему.
Глава пятая
Безветренный и жаркий вечер не предвещал никакой перемены погоды, и поэтому дождь, хлынувший среди ночи, оказался неожиданностью. Без грозы ветра, грома и молний - он пал на землю с ночного душного неба тугим тяжёлым потоком и разбудил сенатора. Крон открыл глаза и долгое время лежал на топчане, слушая равномерный рокот обильного дождя и ощущая, как спёртая духота террасы сменяется свежим и прохладным воздухом. Затем рывком встал с ложа и подошёл к балюстраде.
Стояла кромешная тьма, необычная для человеческого глаза, привыкшего на Земле даже ночной дождь видеть в свете огней города. Крон опёрся руками о перила и с жадностью принялся вдыхать сырой прохладный воздух. По обнажённому телу били невидимые брызги капель, отскакивающие от колонн, карнизов и балюстрады, и его нарастающей волной охватывало радостное возбуждение. Пат, с его проблемами и делами, казался далёким и нереальным; напускная сенаторская спесь, с таким трудом приобретённая, паром выходила вместе с выдыхаемым воздухом, лопалась как непрочный панцирь, таяла, размываясь брызгами дождя, очищая тело и душу. И всё сильнее пробуждалось в сенаторе мальчишеское желание выпрыгнуть в этот дождь и бежать под хлещущей дробью капель.
И Крон решился. Снял с руки браслет, нащупал нужный сегмент и, поднеся его к глазам, впрыснул в них нокталопин. От слабой рези он рефлекторно зажмурился, но пересилил себя и стал интенсивно моргать, размывая препарат по глазным яблокам. Вначале смутно, но затем, по мере застывания нокталопина тонкой плёнкой на роговице, сквозь пелену сплошного, отвесно падающего дождя стали проступать силуэты деревьев. Не дожидаясь полного прояснения видимости, Крон застегнул на руке браслет и перепрыгнул через перила.
Это было прекрасно. Как возвращение в детство. Дождь бил упругими тяжёлыми жгутами, водопадом обрушивался на плечи, стараясь вжать в землю, сбить с ног. С давно забытым наслаждением он бежал по траве, точнее - по потокам воды, несущимся с холма, пригибаясь под ветками, с трудом удерживая равновесие на скользкой почве, и, кажется, смеялся от удовольствия. Выбежав за живую изгородь парка, он на мгновенье остановился, бросил взгляд в сторону города, скрытого сплошной стеной дождя, и побежал дальше вокруг холма.
Только где-то через час, изрядно устав, сбив дыхание и продрогнув, Крон повернул назад. Он уже пробирался через парк, подходя к вилле с другой стороны, как вдруг в глаза ударил яркий слепящий свет. Кто-то на вилле жёг огонь, и его пламя, усиленное плёнкой нокталопина, резало глаза. Стараясь не смотреть в его сторону, прикрываясь рукой, Крон подобрался поближе и остановился за ближайшим деревом. Затем вынул из-под век затвердевшие плёнки нокталопина и бросил в траву. Что их кто-то найдёт, он не беспокоился - к утру они должны были растаять.
Темнота обрушилась на него, но затем зрение адаптировалось, и он увидел горящий факел, вставленный в стену под карнизом, и рабыню Калецию, пытающуюся навесить ставень на окно его спальни. Очевидно, она была здесь уже давно: холщовая хиторна, ночная женская рубаха-балахон, завязываемая узлом на плече, промокла насквозь, облепив тело, а она всё пыталась, царапая ставнем по стене, зацепить его за крюк, но ей это никак не удавалось.
Крон подошёл ближе.
- Не надо, - сказал он.
Рабыня ойкнула, с шумом уронила ставень и испуганно прижалась к стене.
- Не надо закрывать окно, - успокаивающе повторил Крон, видя, что Калецию от испуга бьёт озноб. - Отнеси ставень на место, а мне принеси в спальню купальную простыню.
Калеция кивнула, подхватила ставень и убежала в темноту. "Вот так, подумал Крон. - Пора возвращаться в этот мир". Он оглянулся, не видит ли кто, и забрался в спальню через окно. В темноте нашёл кресало, высек искру и зажёг светильник. Вошла Калеция. Он забрал у неё простыню и принялся вытирать голову.
- Иди, - бросил он через плечо.
Хорошо вытер голову, до красноты растёр тело и тут почувствовал, что рабыня ещё здесь.
- Что тебе? - недовольно повернулся он.
Калеция стояла на том же месте, с хиторны у ног набежала целая лужа, грудь, облепленная мокрой тканью, учащённо вздымалась, по лицу стекали то ли слёзы, то ли дождевые капли.
- Мой господин... - Голос у неё срывался.
- Ну?
- Мой господин, вы не знаете, что с Атраном?
Сенаторская спесь вернулась к Крону. Он заломил бровь.
- Мой господин, вы так добры... - Калеция двинулась к нему как сомнамбула, ловя широко раскрытыми глазами его взгляд. - Мой господин, если его поймают, сделайте так, чтобы он был жив. Чтобы его не убили. Мой господин...
Она подошла к нему почти вплотную и вдруг рванула рукой узел хиторны. Намокший узел не поддался, тогда она извернулась, вцепилась в него зубами и с трудом разорвала. Хиторна тяжело шлёпнулась к её ногам.
- Мой господин... - дрожа, прошептала она, снова ловя его взгляд.
И тогда Крон понял, что не дождевые капли, а слёзы бежали по её лицу.
- Ну, - сказал он, - это уже ни к чему.
Он взял простыню и, чтобы хоть как-то успокоить её, стал вытирать ей голову. Внезапно Калеция охватила его руками, холодные соски ткнулись ему в грудь.
- Мой господин...
Крон попытался отстраниться, но Калеция вцепилась в него, и тогда он с силой сжал её плечи и оторвал от себя.
- Я же сказал, что это ни к чему, - жёстко проговорил он. - Я сделаю для него всё возможное. И, если его поймают живым, он будет жить.
- Не отталкивайте меня, мой господин... - Калеция осеклась. До неё дошёл смысл сказанного сенатором. Мгновенье она стояла с полуоткрытым ртом, непонимающе глядя широко раскрытыми глазами, а затем, закрыв лицо ладонями, громко зарыдала и ткнулась ему в плечо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
