километр. Эта полоска, что грустную думу наводит, километр в длину. Стоять. Бояться. А ежели у мужука двое пацанов, тогда чего? Тогда это полоса длиной три километра. Как там в мультике: «Не выдоешь за день, устанет рука». Да дойти до конца тяжко, не то, что вспахать. Дальше считаем. Урожай сам – семь считался хорошим. Сам – пять обыденным. Бедный крестьянин, одно зерно посадил, а выросло всего семь. А ведь в колоске пару десятков зёрен пшеницы, скажем. А из одного зерна вырастает несколько колосьев. Вон, все же читали про Робинзона Круз
а. У него там сам – двести урожай был.
А теперь математика. На гектар земли нужно 150 – 170 кг семян пшеницы. Умножаем на семь. Получаем урожай – 1050 – 1190 кило. Округлим и в центнеры переведём. Одиннадцать – двенадцать центнеров с гектара. Это больше, чем сейчас в среднем по России. И почти в два раза больше, чем при Сталине. Там 8 центнеров был в среднем по стране урожай.
Теперь про кулаков. Взял у него крестьянин мешок зерна, а отдавать два нужно. А нахрена мужику мешок зерна. Мешок в те времена это килограмм сорок. 170 умножим на три десятины и разделим на сорок. Мужику нужно тринадцать мешков, чтобы поле засадить. И если у него есть двенадцать, то чуть аккуратнее бросать будет. Но про то, что взял мужик тринадцать мешков у кулака в учебниках не написано. Так это мы на одного считали и ещё двое сыновей. Сорок мешков семян надо. Нахрена у кулака один брать?
Всё кончилась математика. Если не выгребать у мужика всё под метёлку, то выращенных трёх тонн зерна ему вполне хватит. Тем более, девяти тонн. А если на картошку перевести, то при урожае нормальном двести центнеров с гектара получим шестьдесят тонн. Шестьдесят тонн картофеля! Есть замучаешься.
Теперь об ошибках создания колхозов в СССР. Главная – это то, что нужно было вести на колхозный двор свою единственную корову кормилицу. Детей без молока оставлять. А там чужой дядька твою кормилицу так не обиходит. Помрёт кормилица. А детишки помрут без молока.
Пётр Христианович таким путём решил не ходить. Ничем хорошим это не закончится. Нужно построить сначала нормальный коровник и купить для него коров на рынке, и нормальные сепараторы изготовить или купить. А ещё сыроварню рядом построить. Ну, будет молоко?! И что с ним делать? Совсем же другое дело с маслом и сыром. Это не скоропортящиеся продукты. Их можно в Подольск, а то и в Москву на рынок отвезти. И зерном торговать тоже не выгодно. Гораздо лучше торговать курями на этом зерне выращенными и яйцами, что эти куры будут производить. Тоже вполне можно на рынок отвезти. И, в крайнем случае, даже чуть дешевле перепродать в кабаки и прочие предприятия общественного питания, коих в Москве не мало.
Всё вот это граф Витгенштейн собрав всех своих тридцать восемь душ и рассказал.
Перед этим все дворы сам обошёл, не поленился.
Люди жили плохо. Бедностью это назвать трудно. Это ужасом назвать можно. Дома из плохо обтёсанных брёвен положенных без фундамента прямо на землю и не ступеньки вверх, а ступеньки вниз. Дом всего в пять или шесть брёвен с одним маленьким оконцем, тем самым, почти не прозрачным бычьим пузырём, затянутым. Люди по существу в землянке небольшой живут, вместе с телёнком и жеребёнком. И самим тепло и скотина не застудится. В центре дома очаг из камней. Открытый. А никакого продуха в крыше не видно. Куда дым идёт?
Стоп. А как они суп варят. Куда кастрюлю ставят.
– Ась? Чего ставят?
– Суп как варите?
– Ась, чего варите.
– Ну, кашу?
– Так в горшке рядом с очагом доходит. Томится. А хлебушек мы …
– У вас нет железной посуды?
– Шутишь, Ваше сиятельство. Оно, Никифор горшки кривые лепит и лепо. И кашу можно поставить и квашню.
– А кузнец?
– В селе, в Вяхирево.
– А коней подковать?
– На кой?
– Осип, да как же вы живёте? – граф за голову не схватился, но понял, что три тысячи рублей не такие и большие деньги.
– А чего, как все, не хужее вяхиревцев, не холера бы, так и вооще лепо.
– А что с врачами у вас?
– Грачами? А что грачи?! Грачи птицы полезные. Весной, в голодуху, палкой зашибёшь, на костерке поджаришь и детишкам, те с костями схрумают.
– Травницы, доктора иноземные?
– Оно чё? Ну, в Нежине есть бабка Матрёна. Заговорит, если чего. Настой даст. Только барин ихний – Курдюмов ругается. Повесить её всё грозится. Ведьмой обзывает.
– Курдюмов? Ладно. А, Осип, а где лес можно на школу, да на коровник с птичником купить? Чтобы за разумные деньги.
– Лес? Лес-то? Лесок, значится. Так обратно у него. – Осип был кудлатым мужиком лет сорока. Староста его деревеньки. Справный мужик. У него было две с половиной коровы и полторы лошади. Телёнок был – бычок и жеребёнок.
– Обратно у кого? – русский нужно учить.
– У Курдюмова. Майора скундного. – Боднул головою староста в сторону юга. Пётр Христианович карты не видел, но подозревал, что это Нежино может и в противоположной стороне находиться.
– Секунд-майор. А звать его как? – придётся ехать.
– Николай Николаич.
Ключница Ефросинья на вопрос, чё она поведать может про секунд-майора Николая Николаевича Курдюмова, ответила просто:
– Рожа бесстыжая, вечно в вашем лесу зайцев бьёт. А сынок обсче скволыга. Стрелял в нашем лесу и в Анку Серегину попал дробиной. Так даже не разрешил Матрёну ихню позвать. Осип сам лично ножом ковырял ейну ляшку. Хромает ноне.
– А вот с этого момента поподробнее.
Событие двадцать четвёртое
Скромность украшает мужчину, но настоящий мужчина украшение не носит.
Ярослав Гашек
Крещенье. Чем не повод съездить к соседу? Тихон запряг четверик в дормез, взяли Прохора с дрекольем и с бубенцами в гости поехали. Прохор на палках, в смысле на оглоблях дрался, как Джеки Чен. Ужимки ужимал, рожи корчил, в самых безвыходных ситуациях уворачивался, и огрел даже раз Петра Христиановича по хребтине. Хорошо в полушубках упражнялись. Посмотреть вся дворня собралась, и часть християн пожаловала, бросив воду добывать у журавля. Два эдаких богатыря оглоблями машутся аки шпажонками хранцузы. Смотреть лепо. Русский дух, тут Русью пахнет. Немец? Сиятельство-то, не – наш, это токмо фамилия глупая, а так наш. Муромец.
Нежино было в два раза больше Студенцов. И дом секунд-майора был в два раза больше чем у графа Витгенштейна. Двухэтажный был и оштукатуренный. Мильёнщик целый. Подъехали к крыльцу с балясинами, дворня выскочила