столичного надеется.
– Согласен с вами, Николай Николаевич… – и когда в победной улыбке майор секундный расплылся, добавил граф, – только бартером.
– Бартером? Вас ист бартер? – это немец управляющий подвох почуял.
– Вот тут стоит коровник на тридцать коров, в нём тридцать коров, а рядом сеновал с сеном до весны на тридцать коров. Малость. И Ганна с Карим ваши. Себе в убыток. Но и меня поймите, детей малых двое их молоком кормить, то бишь, поить, надоть. Ах, да забыл уточнить – коровы двухлетки. И производитель … Бык. Бычище. Вот такущий, как я прямо. Рядом.
Николай Николаевич в надкушенном яблоке червячка нашёл, скривился.
Зря, Пётр Христианович вечером у мужиков своих цены узнал. Корова нормальная стоит пятнадцать рублей на ассигнации. Очень хороший бык или вол может и тридцать стоить. Лес на коровник ещё рублей тридцать и бригада строителей, чтобы за пару недель отгрохать небольшой коровник ещё полста рублей. На самом деле чуть больше пятиста рублей и выйдет, а если пятьсот рублей на серебро, так и вообще, то на то выходит.
Про сено и говорить не стоит. Мелочь. Сейчас пуд ржи стоит пятнадцать – двадцать пять копеек в зависимости от сезона. Три тысячи пудов ржи можно за эту собачку потребовать. Даже представить себе такую гору зерна сложно. Эверест настоящий. И это горбатое худющее недоразумение. Где Ганна и где сорок пять тонн ржи.
– Карл Генрихович? – с надеждой последней в плачущем уже голосе обернулся Курдюмов к управляющему Бауэру.
– Ein Moment. - калькуляторы, а нет, арифмометры в глазах у Кальтенбруннера пенснявого.
– Карл Генрихович?! – чуть не подпрыгивает сосед.
– Я. Это можно. – Кто больше обрадовался Брехт или Курдюмой ещё посчитать в децибелах надо.
– По рукам, Пётр Христианович!
– По рукам, Николай Николаевич!
Событие двадцать седьмое
У народа на Руси, издавна ведётся,
Сколько гостя не корми, все равно напьётся.
Пока ехали к царскому родственнику, проигравшему всё свое состояние, а потом и приданое жены, Пётр Христианович решил закинуть удочку в самое рыбное место.
– Герр Бауэр, lieber Карл Генрихович, а не возьмётесь ли вы продать остальных моих собачек. Вам десять процентов, ну, десятая часть, от общей суммы сделки или всех сделок. Часть денег можно строительным лесом и досками. Можно так же кирпичом из коего можно печи класть.
– Пф, – сказал немец-перец-колбаса.
– Это я или не я? – попытался уточнить граф.
– Пф. Я. Гойсподьин графф …
– Можно по-немецки.
– Найн. Нуйжно учит язык.
– Гут. – Язык это хорошо. Говяжий в сметанно-чесночном соусе. Ещё грецкого ореха добавить и обжарить с грибочками. Сказка.
– А сколько лес?
– Много.
– Я. Много – карашо.
– Очень много.
– А чтой строит?
– Пф. – Пётр почесал затылок под лисьим треухом, – Сорок пятистенков. Один большой брак, ну, дом длинный на пятьдесят человек. Большую конюшню. Амбар с глубоким подвалом. Сыр чтобы вызревал. И здание типа склада, где можно разместить … А ладно. Где женщины будут крахмал из картошки получать. Ну и свинарник, свиней на сто.
– Пф! Пф! Я, дас ист фантастиш. – Ну почти. – Ja, das ist eine ernsthafte Konstruktion.(это серьёзное строительство).
– А то!
– А рабьёчий?
– Зима ведь …
– Я, винтер, зима. Понимать. Я искать вам управляющий. Много работы, много считать.
– Согласен. А сколько стоит управляющий?
– Пф. Десять рублей серебром в неделя.
– Десять?
– Десьять.
– А, один раз живём. Заверните.
Как раз за разговором и подъехали к селу Дубровицы – вотчине графа Павла Андреевича Ефимовского.
«А не пойти ли нам в гости? – В гости? – Да, я как-то случайно подумал: а не пойти ли нам в гости? Немного подкрепиться»? – На дворе перед огромным двухэтажным домом жарился на вертеле олень, наверное, или бычок молодой. А запах. Сразу Винни-пух вспомнился.
Опять бухать.
Глава 10
Событие двадцать восьмое
Нельзя полагаться на доходы, которые мы только надеемся получить, какими бы верными они нам не казались.
Мишель де Монтень
Проснулся Брехт в гостевой комнате у графа Пётра Андреевича. Что можно сказать о проведённом дне и вечере. Цыгане были. Не, не те цыгане ещё. Так красиво на гитаре про шмеля ещё петь не умеют. Голосят на своём молдованском чушь всякую. Медведика примучивают, чтобы он кувыркался. И ведь кувыркается и кланяется. Брехт смотрел, как радуется при виде кланяющегося ему мишки граф Ефимовский и даже сам умилился. Такой детский восторг из графа сквозил. Цирк приехал.
Шампанское тоже, как и положено, рекой лилось. Пётр Андреевич приезду соседей крайне обрадовался, и пир закатил на весь мир. И не скажешь, что крестьян и имение продаёт, чтобы по приказу императора с долгами расплатиться. Богатый и хлебосольный барин. Других гостей не было – пили горькую втроём. Потом, уже в конце вечера, цыганки присоединились, но Брехт, памятуя, что никаких антибиотиков ноне нет, и сифилис не лечится в этом времени, даже прикасаться к себе чернявой дивчине, честно стоит сказать, довольно миловидной, не позволил. Стулом гамбсовским от неё отгородившись. Прямо с разбегу целоваться бросилась. Тогда, чтобы девушек (хм) не обижать племянничек императорский себе трёх забрал в опочивальню.
Это из увеселительных приключений. Были и познавательные. Брехта отвели к кузнецу, пока олень, всё же это был олень, готовился. Кузнец Петру Христиановичу понравился, он даже показал собственноручно завитки всякие к ограде дворца графского выкованные. Вполне себе.
– А розу сможешь отковать? – вспомнил умельцев из будущего Брехт.
– Покажете, вашество, так сделам.
В общем, купил его граф Витгенштейн. При всех тех начинаниях, что он затеял, без собственного кузнеца не обойтись, даже не вариант. Обошёлся дорого кузнец – Афанасий. Племянник его только вместе с семьёй и инструментом продавал. А семья большая, только два сына: один – пятнадцати годков, а второй и вообще уже сам женатый – помощники. Девок пятеро. Жена и отец с матерью престарелые ещё плюсом. Дед, кстати, бортник. Конечно, инструмент не лишний, и куда на самом деле кузнецу без инструмента. Всё семейство и кузня с инструментом обошлись в тысячу рублей на ассигнации. Всё, что было в бумажных деньгах надаренных Зубовыми и другими будущими заговорщиками.
Ну, остальные покупки дешевле были. Девок сенных, вообще, сторговались по двадцать пятить рублей на серебро. А ведь девки не простые – вышивальщицы. Взял Пётр их четыре штуки. Ну, это не он их в штуках считал, а хозяин. Но девки были в наборе и особо и не нужны были. Нужна была женщина, которая умеет сыр делать. Её купил Пётр Христианович за сотню, а тётка в
