Сьюзен поднялась со своего места.
— Мне лучше заняться оставшимися продуктами. — Она открыл холодильник, вытащила контейнер и открыла его. — Чудеса в решете! Мне следует отнести это моему младшему брату и предложить произвести научные исследования.
Энни отвлеклась и не слушала.
Расстояние между восточной стороной холмов, где находится Блэк-Хоук, и Оклендом, лежащим на берегу залива Сан-Франциско, относительно небольшое. Да еще туннель, проложенный прямо сквозь холмы. Дорога хорошая. И ехать недолго. Максимум тридцать минут. Если посчитать, сколько раз ее семья ездила к бабушке Лиоте, то надо признать, что с таким же успехом она могла жить хоть в Нью-Йорке.
— Что ты делала сегодня? — спросила Сьюзен, открыв холодильник.
— Звонила своей матери.
Энни смутилась в ту самую минуту, как произнесла эти слова. Впечатление было такое, будто она выполнила самую тяжелую за целый год обязанность.
Сьюзен молчала, занятая поисками еды.
— И?
И у матери случился очередной приступ гнева.
«Ты уже в состоянии здраво рассуждать, Энни? Ты имеешь хоть малейшее представление, насколько сильно ты разочаровала меня?»
Энни старалась не смотреть в глаза Сьюзен.
— Я сообщила ей о том, что устроилась на работу. Начала было говорить о моих занятиях в художественной школе, но она бросила трубку.
— О, Энни… — В темных глазах подруги сверкнула гневная искорка. — Как только захочешь, чтобы тебя удочерили, дай знать. Мои родители очень любят тебя.
Энни часто заморгала, стряхивая непрошеные слезы, и уткнулась в карту. Она обожала родителей Сьюзен, но никто не мог заменить ей родную мать. Очень бы хотелось, чтобы все было по-другому. Чтобы мать любила ее без каких-либо условий, так же, как Картеры любят своих детей. Никто из них не был совершенством. Двое постоянно вляпывались во всякие неприятности в подростковом возрасте. Старший брат Сьюзен, Сэм, даже провел пару месяцев в колонии для несовершеннолетних. Сильная любовь и терпение поправили дело и вернули его на правильный путь. Как раз вчера Сьюзен рассказывала о нем.
— В июне мой брат получит диплом. Можешь себе представить? Он был таким неуправляемым, что мы все опустили руки. Но мама с папой уверяли, что он вернется в семью в назначенное Господом время. Так оно и вышло. Не то чтобы он полностью утихомирился…
Непокорный Сэм. Как-то раз Сьюзен назвала его новым воплощением Джеймса Дина[13].
Энни снова посмотрела на карту, прослеживая взглядом обозначенный маркером маршрут.
— Моя мама хорошая, Сьюзи. Она просто хочет для меня самого, с ее точки зрения, лучшего.
Но любила ли мать ее? Энни осознавала, что в какой-то степени она совершала хорошие поступки в надежде доставить удовольствие своей матери. Что если бы она не окончила на «отлично» школу? Если бы не играла по просьбе матери на пианино для женского совета?
И каждый раз, когда она справлялась с какой-то задачей, перед ней ставилась новая, более трудная, и планка поднималась выше. Спецкурс для отличников. Помощь одноклассникам. Летние общественные работы. Единое государственное тестирование для поступающих в университет. С первой попытки не удалось получить высокие баллы, поэтому мама пригласила репетитора, чтобы пересдать тесты. Наконец, последний удар — заявление на получение стипендии и поступление в Уэллсли.
«Все эти богатые девочки из уважаемых семейств. Подумай, каким может быть твое будущее, Энни!»
Энни знала, что она паникует. Просто мысль о том, что ее ожидает, вызывала такой страх, что ей хотелось бежать без оглядки. Она чувствовала, что начинает задыхаться под тяжестью материнских ожиданий, которые подавляли ее волю. Всякий раз, когда она угождала матери, ситуация становилась только хуже. Мать относилась к ее успеху как к предмету своей гордости и открывшимся возможностям для новых свершений, новых требований, ожиданий.
«Подумай, чего бы ты достигла, если бы больше и усерднее работала. Если бы у меня были такие возможности…»
Энни поняла: что бы она ни сделала, этого никогда не будет достаточно.
А может, она просто искала оправдание, чтобы убежать из дома?
Уронив маркер на карту, Энни опустила голову на скрещенные руки.
Господи, может, я и в самом деле, как говорит мама, пасую? Может, я трусиха и боюсь, что не справлюсь, когда дело дойдет до учебы в настоящем университете?
«Ты прямо как Лиота».
Она и сейчас все еще видела взгляд матери, когда та произносила эти слова.
— Энни? — тихо позвала Сьюзен. — Ты в порядке?
— Да, все хорошо. — Она потерла лоб. — Просто пытаюсь собраться с мыслями.
— Может, тебе просто уйти от матери? Дать ей время?
Задетая, Энни подняла на подругу глаза. Она знала, Сьюзен всегда относилась к ее матери с прохладцей. Нора Гейнз, собственно, ничего и не делала, чтобы Сьюзен чувствовала себя желанной гостьей в ее доме. Порой она даже бросала трубку, когда Сьюзен звонила. «Эта девица», — говорила она так безапелляционно, будто Сьюзен являлась носительницей венерической болезни.
«Почему бы тебе не водить дружбу с Лаурой Денверс? Она из хорошей семьи».
Что означало: из богатой семьи, у которой высокий социальный статус…
Мать не понимала ее. Возможно, в те времена, когда она была школьницей, школы и были такими, какими казались со стороны. Теперь многое изменилось. Да, Лаура Денверс была миленькой, со вкусом одевающейся ученицей, но страдала от кокаиновой зависимости.
«Мать Лауры говорит, что дочь постоянно ходит на вечеринки и хорошо проводит время. Почему ты отказываешься, когда тебя приглашают?»
Потому что Энни прекрасно знала, что там происходит. Она не была вхожа в тот круг. И не хотела входить в него, чтобы курить вместе с другими анашу, пить и заниматься сексом. Конечно, Лаура пользовалась популярностью. Когда она была под кайфом, то гуляла с любым попавшимся ей под руку парнем. В школе все знали, что до того, как ей исполнилось семнадцать, она успела сделать два аборта. А прямо перед выпускными экзаменами одна из знакомых девчонок-гимнасток поведала, что тест на СПИД у Лауры положительный.
Мать Энни ничего не знала об этом, и Энни не считала себя вправе говорить о личной жизни Лауры. Да и не хотела она водиться с ее дружками. Все они считали себя страшно крутыми, хотя все, что они делали, так это обеими руками толкали себя в пропасть.
Кроме того, даже если бы Энни рассказала своей матери, что происходит в коридорах средней школы и вне ее стен на вечеринках, это не имело бы никакого результата. Она, по всей вероятности, не поверила бы дочери. Ведь мать видела только то, что ей хотелось видеть. В Сьюзен с ее длинными крашеными волосами и колечком в носу она видела опасность. В Лауре с ее стрижкой за восемьдесят долларов и одеждой, купленной в дорогом магазине, видела шик. Только так. Так уж она была устроена.
Я виновата, Господи. Я не такая, какой меня видят люди. Я ношу маску. Притворяюсь, что все расчудесно, потому что не хочу компрометировать свою мать. Я лишь подчинялась ей, Господи. Я так старалась. И боялась. Признаю. Пасовала перед ее гневом. И теперь, когда я ушла из дома, я боюсь, что, если сделаю еще один неосторожный шаг и встречусь с моей бабушкой, мать никогда не простит мне этого.
«…Люби Господа, Бога твоего…»[14]
— Энни?
Сьюзен погладила подругу по спине. Энни прерывисто вздохнула и села прямо на ковер, скрестив ноги, как индеец.
— Я не знаю, правильно ли поступаю. — Она посмотрела на Сьюзи, севшую рядом с ней.
— Что может быть плохого в том, что ты съездишь навестить свою бабушку?
— Ты не понимаешь. Моя семья не такая, как твоя. Все здесь запутано, сложно.
Такой клубок, что ей самой трудно понять, где начинается и где заканчивается эта путаница. Все, чего она хочет, — это отыскать маленький кончик ниточки, чтобы наконец-то понять, что же случилось, почему так сильно разозлилась ее мать. Может, тогда она сможет понемногу распутать этот клубок.
О, Господи, я хочу понять свою мать. Я не хочу, чтобы для меня все закончилось так же, как и для нее, — ненавистью к собственной матери. Ты говоришь: «Любите друг друга». Помоги мне в этом. Пожалуйста, научи меня любить.
— Я так нервничаю. — Энни подняла руки. Они дрожали.
Сьюзен взяла руки подруги в свои.
— Все будет хорошо.
— Сьюзи, я даже не знаю, с чего начать. О чем ты разговариваешь со своими бабушками и дедушками?
— Обо всем! Они очень любят вспоминать прошлое. Моя бабушка все время рассказывает о своем отце. Я никогда не видела своего прадеда, но у меня такое ощущение, будто я его хорошо знаю, потому что она успела разложить по полочкам всю его биографию. В 1905 году корабль доставил моего прадеда в Сан-Франциско, где он пережил землетрясение 1906 года. Представь, он был еще жив, когда Нейл Армстронг высадился на Луну. Здорово, да? Бабушка и дедушка выросли во время Великой депрессии и пережили Второю мировую войну. Ты только задай парочку вопросов, и они расскажут дюжину историй. Некоторые из них я слышала сотни раз, но все равно интересно. Особенно, когда они рассказывают всякие пикантные истории из жизни наших родителей, когда те были маленькими. Это вообще супер.
