— Тогда пойдем на кухню. Я заварю чай.
Она будет пить чай со своей внучкой.
Интересно, когда я очнусь от этого чудного-чудного сна?
Энни последовала за бабушкой на кухню. Она не ожидала, что Лиота окажется такой миниатюрной. Худенькая, да и росту в ней футов пять. Заплетенные в косу седые волосы уложены валиком, из-под которого выбивались непослушные прядки. Белый старомодный кардиган, голубое, в цветочек платье, розовые тапочки. На душе у Энни потеплело от того, что бабушка такая славная и такая трогательная: она прижимала к груди горшочек с фиалками, как свое самое ценное имущество. Бабушка еще немного полюбовалась цветком и бережно поставила его на маленький стол у окна. Энни обратила внимание, что кроссворд в лежавшей на столике газете был наполовину разгадан. Затем она подняла глаза и устремила взгляд на внутренний дворик, видный из окна. О, как грустно…
— Я помню, каким был твой сад. Он казался мне страной чудес.
Лиота оживилась.
— Страной чудес? — Такая характеристика, казалось, польстила ей; затем она проследила за взглядом внучки, и ее лицо стало печальным. — Да, теперь сад так не назовешь. Скорее, это дикие заросли. Я не занималась садоводством долгое время.
— А эльфы еще есть в саду?
— Эльфы? — Лиота немного подумала, но так и не вспомнила.
— У входа в огород была увитая розами решетка, и там, на грифельной доске, сидели зеленые фарфоровые эльфы. Три фигурки, кажется. Такие миниатюрные, размером с твою ладонь.
— Надо же, я совершенно забыла о них.
Она поставила эти фигурки давным-давно, когда Майкл был еще ребенком, надеясь, что он обрадуется, может быть, придет в восторг или удивится. Но он никогда не упоминал об эльфах, и она про них забыла.
— В саду еще была большая зеленая лягушка, — улыбнулась Энни, не отводя глаз от окна. — Вон там, в дальнем углу, где растут каллы.
На душе у Лиоты потеплело, ведь Энни, оказывается, помнила сад до мелочей.
— Полагаю, лягушка сидит на своем месте. Я не убирала ее.
Она расставляла эти простенькие вещицы в саду, чтобы порадовать своих внуков, но они никогда не задерживались здесь надолго, и она даже не успевала поинтересоваться, нашли они что-нибудь или нет. Когда-то, очень давно, она мечтала спрятать в саду расписанные красками пасхальные яйца, чтобы потом детки самозабвенно искали их и…
Лиота решительно остановила поток своих воспоминаний. Что хорошего, если она будет вспоминать о своих прежних обидах и несбывшихся мечтах? От этого на душе не станет легче.
Энни оглядела кухню, и Лиоте очень захотелось узнать, о чем подумала ее внучка. Кухонька была небольшой и уютной. Когда-то ей придавали довольно веселый вид белые шкафчики, развешенные на канареечно-желтых стенах. Окно над раковиной смотрит на кухню соседнего дома. Энни вряд ли знает, что раньше створка этого окна поднималась и женщины могли переговариваться друг с другом, пока готовили еду, а их дети играли на заднем дворе.
— Какой чай ты любишь?
Пока Энни разглядывала кухню, Лиота любовалась таким открытым и милым лицом внучки. Какое разительное отличие между ним и лицом того молодого «помощника», который приходил к ней.
— Какой у тебя есть, бабушка Лиота. Можем мы здесь еще немного посидеть?
— Сиди, где хочешь, дорогая, — обрадовалась Лиота и проследила взглядом, как ее внучка садится на стул напротив нее.
Энни опять посмотрела в окно, и в ее взгляде не было ни малейшего признака отвращения к неухоженному саду. Может, совсем еще юная девушка смотрит на него глазами ребенка и видит его таким, каким он был тогда, а не теперь? Конечно, Лиоте хотелось не пускать все на самотек в свое время, но артрит, сковавший ее движения, мешал работать. И, надо полагать, не только в артрите было дело. Не мешало бы ей признаться в этом. Она забросила все, потому что сдалась. Зачем проводить долгие часы в саду, если, кроме нее, больше некому наслаждаться его красотой? Сейчас она сожалела об этом. Нельзя было так поступать. Наоборот, ей следовало сохранить красоту сада. Но уже слишком поздно. Не сможет она восстановить то, что приходило в запустение в течение многих лет. Она слишком стара, слишком немощна.
Сейчас не время перебирать в памяти горькие неудачи и сожаления. Ее внучка пришла к ней в гости.
Хвала Богу.
У Лиоты возникло ощущение чего-то значительного, и ей захотелось отпраздновать это событие. Открыв ящик, она порылась в нем и достала несколько пакетиков хорошего чая, который она убрала, после того как умерла мама Рейнхардт, любившая этот чай; в полдень они, бывало, садились вдвоем и не спеша попивали его. Осталось ли в загашнике печенье? Если да, то оно, скорее всего, окажется таким же старым, как и чай, а значит, не просто черствым, а твердым настолько, что хоть в ступе толки. Крекеры? Ни одного. О, как бы ей хотелось знать заранее о приходе Энни. Она купила бы все необходимое и испекла арахисовое печенье. Ну, ничего, может быть, испечет в следующий раз.
А выпадет ли когда такой случай?
О, Господи… пожалуйста.
Рука ее слегка дрожала, когда она наполняла чайник водой. Поставив его на газовую плиту, она зажгла конфорку.
— Это не займет много времени.
Вдруг Энни устанет ждать и уйдет? Современные молодые люди, кажется, вечно торопятся и делают все в спешке. Куда-то бегут впопыхах. Что-то делают наспех. Она знала об этом от Китти. «Может, из-за того, что они беспрестанно играют в видеоигры, где все движется очень быстро, подобно мошкам, которые толкутся на двери-ширме и сводят тебя с ума».
— Я вовсе не спешу. — Энни отвела взгляд от окна и посмотрела на бабушку.
— Наверное, ты проголодалась? Печенья у меня нет, но я могу приготовить… — Что значит могу? Ей не с чем сделать бутерброды. Нет заготовки из тунца. Нет арахисового масла. — …Бутерброды с яйцом. Хочешь?
— Нет, я не голодна. Мне захотелось увидеть тебя и поговорить с тобой.
Лиота придвинулась на стуле к внучке.
— Как поживает твоя мать? — Глаза девушки блеснули, она потупила голову и вся напряглась. Лиота увидела, как Энни сцепила на столе руки. Что-то тут не так. — Уж не заболела ли Эйлинора?
— Нет, бабушка Лиота. У мамы все замечательно. Только…
Она снова посмотрела в окно, и Лиота заметила блеснувшие в ее глазах слезы.
О, Боже. Что-то снова случилось. Разве это не обычное дело?
Лиота ждала, по-прежнему не зная, почему Энни пришла к ней. Ведь ее никогда не включали в узкий семейный круг. Почему же теперь?
— Мы не очень ладим с мамой, — призналась Энни, прервав затянувшуюся паузу.
Лиота почувствовала, как много боли скрывалось в этих словах. Но разве она станет расспрашивать? Что если вдруг задаст нелепый вопрос и внучка уйдет? Ей захотелось утешить Энни, но какие сказать слова, чтобы они не были истолкованы неверно? Все пройдет, все переменится? Не всегда так происходит. Между ней и Эйлинорой ничего не меняется.
— Ты хотела поговорить об этом? — осторожно спросила Лиота.
В голубых глазах Энни было столько тревоги, столько боли, что сердце Лиоты невольно сжалось.
О, Эйлинора, что ты сотворила с нашей маленькой Энни?
— Мама говорит, что я похожа на тебя.
— Вот оно как, — с чувством глубокого сожаления протянула Лиота, и Энни покраснела. У бедной девочки был такой смущенный и расстроенный вид, что Лиота пожалела о сорвавшемся с ее языка восклицании. Она же знает, как Эйлинора к ней относится. А вот почему, трудно понять.
— Почему она так сказала?
— Я решила поступить в художественную школу в Сан-Франциско и поэтому не поехала учиться в Уэллсли, — не поднимая глаз, проговорила Энни, глядя на свои сцепленные пальцы.
— И как твои успехи?
Она подняла голову и тихо вздохнула.
— Мама сказала, что, будь у меня настоящий талант, она послала бы меня учиться в Париж.
Лиота не услышала ни горечи, ни обиды в голосе внучки, повторившей оценку своей матери.
О, Эйлинора — и судья, и эксперт в одном лице.
— А сама ты как думаешь, Энни? — спросила до глубины души возмущенная Лиота.
— Может, мои картины не так хороши, как мне кажется. — Энни печально улыбнулась. — Но мне нравится рисовать.
— В какой технике ты работаешь?
— Я много всего перепробовала. Не знаю, что получается у меня лучше, если вообще получается. В старших классах занималась графикой, правда, всего два года. Из-за скромного бюджета школа была вынуждена выбрать более приоритетные направления, чем занятия искусством.
— И чему ты будешь учиться теперь?
— Я записалась на курс истории искусства и на композицию. Еще я хочу научиться писать акварельными и акриловыми красками. Может, со временем пойму, на чем мне остановиться.