— Мама говорит, что мою бабушку волновала только ее работа.
Сьюзен нахмурилась:
— А чем она занималась?
Энни пожала плечами:
— Не знаю, мать никогда не говорила.
— Ну и замечательно, вот с этого и начнешь, Энни. Спроси бабушку о работе.
— Так много всего, о чем я хочу расспросить ее.
Она посмотрела на карту. Линия, проведенная желтым маркером, обозначала расстояние до того района Окленда, где живет Лиота Рейнхардт. Это в двух кварталах от автострады Макартур. А дом отыскать будет, пожалуй, нетрудно.
— Хочешь, я съезжу с тобой? Только позвоню на работу и узнаю, сможет ли Хэнк найти мне замену.
— Спасибо, Сьюзи, на этот раз мне лучше поехать одной.
— Позвоните 911, — проскрипел Барнаби.
Энни и Сьюзен рассмеялись.
5
Энни выехала с автострады Макартур на Фрутвейл и у подножия холма повернула направо, миновала еще один квартал и свернула налево. В самом начале этого квартала величественно возвышалась старинная каменная церковь. Узкая улица, поднимавшаяся по склону холма, была обсажена деревьями, и по обеим ее сторонам выстроились небольшие симпатичные деревянные домики, покрытые белой штукатуркой, каждый с верандой и парадным крыльцом. Хотя некоторые из них выглядели отжившими свой век, немного садовых работ, свежий слой краски на стенах — и к домикам вернется их былое очарование. Прадедушка и прабабушка Рейнхардт, видимо, жили здесь в те времена, когда можно было вечером выйти в свой дворик или отправиться на посиделки к соседям и в меркнущем свете дня наблюдать за играми ребятишек.
Развернувшись в конце квартала, перед старым кирпичным зданием начальной школы, Энни медленно поехала назад и остановилась перед домом, где жила бабушка. На тротуаре перед дверью соседнего дома две маленькие чернокожие девчушки играли в «классики». На них были одинаковые голубые джинсы и ярко-розовые свитера, ряды красивых косичек на их головах украшали вплетенные бусины. Как только Энни вышла из машины, девочки прекратили игру и стали настороженно наблюдать за ней.
Она улыбнулась:
— Приветик!
Девочки тоже улыбнулись, но ничего не ответили. По всей видимости, родители не раз предупреждали их о том, что нужно воздерживаться от разговоров с посторонними.
Открыв снова свою машину, Энни взяла купленный для бабушки подарок и сумочку, которую перекинула через плечо, и захлопнула дверцу. Вглядевшись в небольшой домик, она подумала, что, должно быть, когда-то он был самым красивым на этой улице. Вдоль стены тянутся кусты рододендрона и азалии. Сейчас на них нет бутонов, но они распустятся через несколько месяцев. Лужайка перед домом, конечно, в запущенном состоянии, но если траву подстричь, прополоть и подкормить, то очень скоро она примет надлежащий вид. На растущем перед домом голом дереве, похожем на впавшую в зимнюю спячку сливу, по весне тоже распустятся нежные листья и бутоны. Во внутреннем дворе дома, где живут ее мать и отчим, растут такие же сливы, только тщательно ухоженные благодаря заботам городской садовой службы.
Увидев кусты роз, навалившиеся на покрытый белой краской забор, который отгораживал владения бабушки от владений ее соседей, Энни вспомнила нежно-розовый цвет их бутонов и подумала о том, как необычайно живописно будет выглядеть этот уголок, когда розы и зеленые листья винограда обовьют забор. С крыши навеса, тянувшегося вдоль подъездной дорожки, свисала глициния. Вскоре ее бледно-лиловые, похожие на гроздья винограда цветы смешают свой нежный аромат с тонким запахом цветущей розы.
Весной домик должен смотреться просто восхитительно.
По выкрашенным яркой краской ступенькам Энни поднялась на парадное крыльцо и увидела стоявшее в углу старенькое кресло-качалку с протертым сиденьем. Должно быть, бабушка провела здесь, на воздухе, немало часов. Сейчас кресло было покрыто толстым слоем пыли и заткано паутиной, но, возможно, когда наступят теплые деньки, бабушка Лиота будет снова коротать в нем свои вечера. Правда, вымахавшие рододендроны мешают видеть улицу, но это легко исправить. Энни обратила внимание на развешанные над крыльцом цветочные горшки и представила, как мило в них будет смотреться фуксия, когда она выпустит стрелки с цветами ярко-розового и алого цвета.
Энни нажала на кнопку звонка, и сердце у нее застучало сильнее. Ей показалось, что за запертой дверью работает телевизор. По всей вероятности, бабушка Лиота была дома. Другое дело, откроет ли она дверь тому, кого не видела много лет… кого, наверное, и узнать-то не сможет.
Господи, пожалуйста, пусть моя бабушка пригласит меня войти. Помоги мне не сказать чего-нибудь такое, что огорчит ее и лишит нас возможности пообщаться. Помоги мне ясно и объективно смотреть на вещи. Господи, помоги.
Она ждала, охваченная волнением и смутным страхом. Стоит ли рассчитывать на радушный прием, если она даже не потрудилась написать? Потом она вспомнила несколько случаев, когда неуважительно отнеслась к бабушке и даже не задумалась об этом. Наконец, она даже не знала, когда у нее день рождения.
Дверь приоткрылась.
— Если вы предлагаете товар на продажу, то меня это не интересует.
— Бабушка Лиота? Я Энни. Энни Гарднер.
Старая женщина как-то странно посмотрела на нее:
— Энни?
Она не должна помнить. С чего бы?
— Энни Гарднер. — повторила она, надеясь расшевелить бабушкину память. Прошло столько времени. Ее родители развелись, когда ей исполнилось пять лет, и ей хватит пальцев одной руки, чтобы сосчитать, сколько раз ее привозили сюда в гости. — Я дочь Норы.
Она всматривалась в карие бабушкины глаза, но не могла разгадать их выражения. Помнит ли она вообще что-нибудь? Может быть, она даже забыла о существовании внуков?
Сердце Энни упало.
Но Лиота помнила. О, разумеется, помнила. Просто не могла выговорить ни слова: к горлу подступил ком, пока она любовалась миловидным юным созданием, стоявшим на крыльце ее дома. Сколько лет тому назад она в последний раз видела свою внучку? Теперь Энн-Линн Гарднер уже не маленькая девочка, а высокая стройная барышня с волосами соломенного цвета. В руках она держит маленький розовый керамический горшочек, из которого выглядывают чудные фиалки. Как Энни узнала, что фиалки — ее любимые цветы?
— Дочь Норы, бабушка Лиота, — еще раз растерянно повторила девушка.
— Я знаю, кто ты.
Лиота ужаснулась тому, как отчужденно, резко, нетерпеливо прозвучал ее голос. Она открыла дверь пошире, чтобы этот жест можно было принять за приглашение войти в дом. Прошло столько лет, и малышка Энни стала барышней. О, Господи, сколько потеряно лет. В горле у Лиоты пересохло от волнения.
Энни вошла в гостиную и остановила взгляд на включенном телевизоре.
— Надеюсь, я не помешаю.
— Думаю, Джеральдо без меня обойдется, — пошутила Лиота, щелкнув выключателем.
В комнате стало тихо. Лиота повернулась и снова посмотрела на внучку, как бы изучая ее. Заметила сильное сходство с Эйлинорой, когда та была девчонкой. Такая же, как у нее, линия губ и нос, правда, есть кое-что от отца — эти восхитительные голубые глаза. Лиота жадно всматривалась в каждую черточку, не зная, что сказать, как спросить о причине ее прихода. По взволнованному и смущенному виду внучки она поняла, что у нее должна быть веская причина, чтобы появиться здесь после стольких лет.
— Эти милые фиалки для меня, надо полагать? — Лиота улыбнулась, надеясь таким способом помочь гостье справиться с волнением.
— О, да! Конечно. — Энни протянула горшочек, который держала обеими руками.
— Мои любимые цветы, — заметила Лиота, принимая подарок и не сводя восхищенного взгляда с нежных бархатных лепестков. — Как ты узнала?
— Я не знала, — тихо сказала Энни. — Я подумала, что тебе понравятся эти симпатичные цветы.
— Действительно, они мне очень нравятся. Спасибо. — Лиота вспомнила о фиалках, которые она своими руками сажала в саду, и они так забавно высовывали свои головки из травы и мха. Она посмотрела на Энни, снова подумав о том, что же привело ее сюда, но не решилась спросить. Зачем портить такие мгновения? — Может, выпьешь чего-нибудь? Чай? Кофе?
— Да, с удовольствием, все равно что.
— Тогда пойдем на кухню. Я заварю чай.
Она будет пить чай со своей внучкой.
Интересно, когда я очнусь от этого чудного-чудного сна?
Энни последовала за бабушкой на кухню. Она не ожидала, что Лиота окажется такой миниатюрной. Худенькая, да и росту в ней футов пять. Заплетенные в косу седые волосы уложены валиком, из-под которого выбивались непослушные прядки. Белый старомодный кардиган, голубое, в цветочек платье, розовые тапочки. На душе у Энни потеплело от того, что бабушка такая славная и такая трогательная: она прижимала к груди горшочек с фиалками, как свое самое ценное имущество. Бабушка еще немного полюбовалась цветком и бережно поставила его на маленький стол у окна. Энни обратила внимание, что кроссворд в лежавшей на столике газете был наполовину разгадан. Затем она подняла глаза и устремила взгляд на внутренний дворик, видный из окна. О, как грустно…
