В 1989 году Лэнг понял, что сокращение военных расходов и изменение внешнеполитических приоритетов, последовавшие после широковещательно провозглашенного прекращения гонки вооружений, поставили его будущее под сомне-ние. Теперь ему приходилось учить арабский и фарси и жить в странах, где сорокаградусная жара считалась прохладой, так что он с ностальгической тоской вспоминал и о мрачном помещении с видом на франкфуртский Bahnhof[35]. Чаша терпения переполнилась в ту минуту, когда Дон, его невеста, сказала, что ей придется добавить к приданому самую длинную, до полу, паранджу.
Он подал в отставку, получил при этом все положенные льготы и поступил на юридический факультет.
Герт, беженка из Восточной Германии, одаренный лингвист, аналитик и эксперт по своей родной стране, также была приписана к третьему директорату управления.
Герт с Лэнгом несколько раз выезжали вместе на выходные кататься на лыжах в Гармиш-Партенкирхен. В его памяти Герт навсегда была связана с отелем «Пост», баварской едой и склонами Цугшпитце. Их отношения оказались настолько пылкими, что успели выгореть дотла к тому моменту, когда через несколько месяцев, во время непродолжительной поездки домой, в Штаты, он познакомился с Дон.
К немалому удивлению и даже досаде Лэнга, Герт, казалось, восприняла случившееся с облегчением, а не со злостью, обычно свойственной брошенным женщинам. Они остались друзьями и общались, когда позволяли дела: то выпьют в баре во Франкфурте, то пообедают в лиссабонском ресторане. Когда он вышел в отставку, встречи прекратились. Она к тому времени продвинулась по служебной лестнице. Причиной тому были не столько ее способности, признаваемые всеми, сколько скаредность финансовой политики управления и провозглашенная Конгрессом борьба с дискриминацией по половому признаку. Ее таланты не ограничивались криптографией, они охватывали широчайшую область от компьютеров до снайперского дела.
По зрелом размышлении, было, пожалуй, даже хорошо, что Герт не приняла их разрыв слишком близко к сердцу.
Когда до собора Святого Петра осталось несколько кварталов и купол, выстроенный Микеланджело, заполнил значительную часть горизонта на севере, Лэнг стал смотреть по сторонам в поисках телефонов-автоматов. К счастью, он находился не в одной из тех европейских стран, где общедоступные телефоны хранят, как сокровища короны, и воспользоваться ими можно лишь в почтовых отделениях. В Риме таксофонов было множество, хотя далеко не все они работали. В эту часть города Лэнг отправился специально для того, чтобы позвонить. Если разговор засекут, то следы приведут в одно из наиболее посещаемых туристами мест в мире. Определить, из какого района звонили, возможно, однако точно установить, какой именно аппарат для этого использовался, и схватить говорящего, если разговор продолжается считаные минуты, чрезвычайно трудно. Пусть даже звонок и будет перехвачен.
Он набрал номер посольства и некоторое время слушал потрескивания, поскрипывания и гудение.
Когда же ему ответили по-итальянски, Лэнг попросил соединить его с мисс Фукс из отдела торговли.
Собеседник тут же перешел на английский:
— Могу ли я сказать ей, кто ее спрашивает?
— Скажите, что говорит Лэнг Рейлли. Я в городе, хочу пригласить ее пообедать.
— Лэнг! — услышал он через несколько секунд радостный возглас.
Если эта радость не была искренней, значит, к списку достоинств Герт прибавилось актерское мастерство.
— Что привело ты в Рим?
За эти годы Герт так и не избавилась от ошибок в английском языке.
— Что привело? Захотелось встретиться с тобой.
Она совсем по-девчачьи захихикала.
— Все так же треплешься, Лэнг. — Он явственно представил себе, как Герт вздернула брови. — А жену ты привез, чтобы мы наконец-то смогли познакомиться?
Пускаться сейчас в объяснения было вовсе ни к чему. Разговор следовало закончить как можно скорее.
— Я больше не женат. Ты не занята? Пообедаешь со мною?
— Для тебя я, даже если не свободна, обойдусь недорого.
Она частенько выдавала такие фразы, что хоть вставляй их прямо в водевиль.
Им не приходилось встречаться в Риме. Здесь не было никакого места, которое он мог указать обиняком, перестраховавшись на тот случай, если кто-нибудь вдруг решит сейчас прослушать запись. Управление фиксировало все разговоры своих сотрудников. Лэнг решил, что встретиться нужно или в очень уединенном месте, где можно быть точно уверенным, что ни за кем из них нет слежки, или, наоборот, в очень людном, где следить за ними будет еще труднее. Остановился он на втором варианте.
— Ты знаешь пьяцца Навона?
— Конечно. Это одно из самых…
— Фонтан Четырех рек. Восемнадцать ноль-ноль тебя устроит?
— Тебе не кажется, что это рановато для обеда?
Итальянцы, в большинстве своем, и не думают об обеде раньше девяти часов, двадцати одного ноль-ноль по принятой в Европе двадцатичетырехчасовой системе. Хотя готовиться к нему, принимая аперитивы, они начинают намного раньше.
— Понимаешь, Герт, хочу увидеть тебя пораньше. При свете ты всегда бываешь еще прекраснее.
Он повесил трубку, прежде чем она успела что-нибудь ответить.
Как и большинство юристов, Лэнг был связан со своим офисом по телефону так же неразрывно, как плод в утробе — пуповиной со своей матерью. Если он позвонит туда, это будет столь же естественно, как для не рожденного младенца естественно питаться теми веществами, которые дает ему материнский организм. Он не нашел времени приобрести международную платежную карту, а поэтому ему пришлось набраться терпения для переговоров с оператором, который далеко не свободно владел английским языком.
Сара сняла трубку на втором гудке.
— Офис мистера Рейлли.
Лэнг взглянул на часы и отнял пять часов. В Атланте было девять с небольшим.
— Сара, это я. Нет ли чего-нибудь важного, каких-нибудь проблем?
— Лэнг? — Ее голос срывался от волнения. — Звонил мистер Чен.
Чен? У Лэнга не было такого… Стоп! Был у него такой клиент. Ло Чен. Несколько лет назад. Его обвиняли в связях с вооруженными бандами азиатов, которых в Атланте и округе становилось все больше и больше. Он не верил, что власти окажутся настолько глупы, чтобы не прослушивать телефон адвоката, который представляет человека, обвиняемого в серьезном преступлении, и требовал, чтобы Лэнг звонил ему только из автоматов, причем разных. Капризам клиентов нужно угождать, и Рейлли связывался с ним по нескольким аппаратам, установленным в вестибюле того здания, где помещалась его приемная. На что же намекает Сара?
— Вы ведь помните телефон мистера Чена? — Сара говорила так, будто вот-вот расплачется.
— Не уверен…
Сара произнесла что-то еще, но теперь обращалась явно не к нему, а куда-то мимо трубки.
Потом раздался другой голос, мужской:
— Мистер Рейлли?
— Черт возьми, кто вы такой? — воскликнул Лэнг, не на шутку разозлившись. Кто-то встрял в его разговор с сотрудницей!
Незнакомец невесело хмыкнул:
— Странно, что вы не узнаете меня, мистер Рейлли.
Лэнг почувствовал, что недавно съеденный ланч подскочил у него в желудке. Случилось что-то очень нехорошее.
— Морс?
— Он самый, мистер Рейлли. Так где же вы?
— Какого черта вы делаете в моем офисе?
— Пытаюсь отыскать вас, мистер Рейлли.
— У вас возникли новые вопросы? Я отвечу на них, когда вернусь домой. Или за ваш счет.
— Когда же вы намерены вернуться домой?
В его голосе угадывалась интонация «плыви-сюда-маленькая-миленькая-рыбка-я-тебе-ничего-не-сделаю-только-выпотрошу», от которой паранойя Лэнга сразу же пробудилась, словно включилась охранная сигнализация.
— Судя по вашему тону, вы собираетесь встречать меня с духовым оркестром.
Последовала пауза, один из тех моментов, которые беллетристы именуют многозначительными. Лэнг же назвал бы его зловещим.
Неожиданно в трубке вновь раздался голос Сары:
— Лэнг, они пришли арестовать вас!
— Арестовать? Дайте-ка мне снова Морса.
Детектив отозвался не сразу, и за это время гнев, овладевший было Лэнгом, успел уступить место тревоге.
— Что еще за ерунда? Не станете же вы утверждать, что я препятствую вашему расследованию.
Вообще-то, учитывая то, насколько плохо прокурор округа Фултон умел доказывать обвинение, было трудно поверить, что он сумеет убедить присяжных, даже если бы речь шла о нарушении Ганнибалом Лектером закона о контроле над производством пищевых продуктов и медикаментов[36].
Раздался еще один смешок, похожий на шелест ветра в сухих листьях.
— Мистер Рейлли, если надо чего доказывать, то это не ко мне. Мое дело — арестовывать. Вы же не удивитесь, если я скажу, что у меня в кармане ордер на арест по обвинению в убийстве, и в нем проставлено ваше имя. Где вы были вчера около полудня?
