Чайлдс внезапно замолчал.
— Уэбб, когда начнет работать, то работает отлично, — сказал Доулиш. Его знобило. — У нас очень большие неприятности, Чайлдс.
— Ситуация, несомненно, очень мерзкая, сэр.
— Да, мерзкая.
— Полный обыск, — произнес Чайлдс. — Я не знаю, что еще можно предпринять.
— Мы еще можем выяснить, нет ли в пределах этого опасного круга каких-нибудь мужчин или женщин, которые уцелели, и если так, то почему. Им могло повезти: волна могла как-то миновать их или у них могла быть какая-то защита.
— Я позабочусь об этом, — пообещал Чайлдс.
— Был ли убит какой-либо скот, когда умер Халл?
— Нет, сэр. Но на этой стороне поместья скота нет. Однако несколько дюжин кроликов, две лисицы, множество птиц и разнообразные мелкие животные погибли. Вскрытия сейчас проводятся.
— Понимаю, — вздохнул Доулиш. Он мрачно задумался, а потом сказал: — Дайте машину в распоряжение мистера Хортона. Так мы будем точно знать, куда он отправится, и заодно понаблюдаем за ним. Очень внимательно понаблюдаем.
Чайлдс официальным тоном ответил:
— Очень хорошо. — Затем гораздо теплее спросил: — А с вами все в порядке, сэр?
Доулиш взвешивающе посмотрел на него.
— Да. Думаю, что да. У меня еще бывают моменты головокружения, но и только. Да, пока я в Лондоне, установите за мной тоже наблюдение. Я собираюсь в Министерство внутренних дел. Пойду пешком, чтобы проверить свои реакции.
— Полагаю, это разумно, — заметил Чайлдс.
— Это необходимо, — проговорил Доулиш с угрюмым видом.
Он прошел через кабинет Чайлдса к лифту, спустился вниз и через Новый Скотленд-Ярд вышел на набережную. Был прекрасный и на удивление тихий день. Тихий. Или он стал более глухим, чем ему казалось? Но он нормально слышал, когда участвовал в разговоре. Доулиш дошел до угла Парламентской улицы, огляделся, посмотрел на ее громадные дома, сравнивая их рукотворное величие с естественной красотой местности в Бэнфорд-Мэноре. Какая-то женщина закричала:
— Тедди!
Он ясно услышал ее: она ругала трех- или четырехлетнего ребенка за то, что тот выбежал на мостовую. Теперь он слышал шумы городского транспорта: значит, перед этим просто было затишье, перерыв в движении. Он двинулся дальше решительным шагом, дошел до угла и резко обернулся. От этого у него закружилась голова, но не слишком, не так, чтобы стоило тревожиться. Миновав Уайтхолл, Доулиш увидел просвет в транспорте и поспешил перейти широкую улицу. И снова, достигнув противоположной стороны, почувствовал головокружение. Но он полностью владел своим телом, руками и ногами, и взгляд его был так же ясен и зорок, как обычно.
Но когда он дошел до Министерства внутренних дел, вид у него все равно был мрачным.
Дежурный при входе узнал его и пропустил. Доулиш прошел на второй этаж и там был встречен молодым человеком, одетым как манекен. Тот проводил его по коридору в большую комнату, в которой царила атмосфера торжественности, словно это святая святых. Доулиша приветствовал помощник секретаря, который препроводил его к личному адъютанту министра внутренних дел, а затем его ввели в кабинет сэра Роберта Марлина.
Марлин не входил в состав Министерства внутренних дел, а был министром без портфеля и специалистом по чрезвычайным ситуациям и не раз выручал правительство.
Он был примерно одних лет с Доулишом, и они часто, почти всю жизнь, встречались на разных светских сборищах, а какое-то время даже работали в одном комитете. Но Доулиш никогда не считал, что знает этого человека, и сомневался, что кто бы то ни было может это утверждать. В этой роскошной комнате, обставленной со всей викторианской пышностью, которая как-то шла Роберту Марлину, он стоял у высокого окна, одетый в сюртук и полосатые брюки. Высокий седовласый человек с львиным лицом и глубоко посаженными серыми глазами. Марлин вошел в политику всего пятнадцать лет назад, и его взлет к нынешнему значительному положению был следствием его блестящей деятельности в качестве британского представителя в Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке.
Он был авторитетом по широкому кругу вопросов — от европейского общего рынка до всеафриканских дел. Он курировал переход к десятичным денежным единицам, был главным консультантом по вопросу об иммиграции, и именно поэтому его кабинет сейчас располагался в Министерстве внутренних дел. Доулишу давал задания он, а не министр внутренних дел.
Марлин сумрачно усмехнулся. Каждое движение, каждый жест этого человека были продуманы, рассчитаны на определенный эффект.
— Доброе утро, Доулиш.
— Доброе утро, — ответил Доулиш.
— Я так понял, что у вас события развиваются, — сказал Марлин.
— Очень печально развиваются, — подтвердил Доулиш.
— Но, я надеюсь, без утечки информации?..
— Насколько знаю, утечки нет.
— Означает ли это, что вы не все контролируете? — требовательно спросил Марлин.
— Да, означает, — ответил Доулиш.
После длинной паузы Марлин произнес:
— Доулиш, вам хорошо известно, что расследованием этого дела поручено заниматься мне. Именно это расследование необычайно серьезно по своей ответственности. Я не могу быть удовлетворен, когда высшее официальное лицо прямо докладывает мне, что потеряло контроль хоть над частью этого дела.
— Я не потерял контроля, сэр, — сказал Доулиш.
— Это какая-то игра словами.
— Я никогда этого контроля не имел, — продолжал Доулиш. — Вы меня никогда не вводили полностью в курс дела, полного доверия ко мне не было.
— Вам было дано по возможности ясное объяснение необходимой секретности и четко разъяснена вся серьезность этого расследования. И вам поручено найти человека по имени Коллис, известного полиции многих стран как чрезвычайно опасный преступник. Вы также знаете, что в этом вопросе я действую от имени министра внутренних дел…
— Да, да, — прервал его Доулиш. — Я хотел бы повидать министра внутренних дел.
— Могу ли я поинтересоваться зачем?
— Я хочу подать заявление об отставке, — просто сказал Доулиш. Он стоял, массивный, неподвижный, свет из окна падал на его светлые волосы и мужественное лицо. — Я больше не веду это расследование, сэр. Если вы хотите, чтобы я рекомендовал кого-то…
— Я хочу, чтобы вы прекратили эту чушь!
Доулиш холодно проговорил:
— Я не привык, чтобы со мной обращались как со школьником.
— Тогда не ведите себя как школьник!
Тень улыбки мелькнула в глазах Доулиша и тут же исчезла. Он не сдвинулся с места, и прошло некоторое время, прежде чем он со спокойной решимостью произнес:
— Вы действительно не умеете обращаться с людьми, правда?
— Доулиш… — Марлин задохнулся от возмущения.
— Вы действительно не понимаете, что для того, чтобы человек мог сделать свою работу как следует, вы должны ему доверять… и он должен доверять своим начальникам. Я не доверяю вам, сэр.
Марлин оперся обеими руками о стол, яростно посмотрел на Доулиша и прорычал:
— Что, черт возьми, вы хотите сказать? Вы не доверяете мне?
— То, что сказал, сэр.
Марлин открыл рот, но ничего не мог произнести. Доулиш смотрел на него сверху вниз, слушал его хриплое дыхание и думал, как далеко он может зайти и как далеко стоит заходить. Он знал, что пытается взломать скорлупу, которую до него никто не пробивал, и еще он сознавал, что рискует не только вызвать недовольство этого человека, но и потерять работу, которая значила для него больше, чем что-либо еще в жизни. Он не вполне понимал, что именно заставило его взбунтоваться, он этого не планировал. Какое-то горькое возмущение пробудилось в нем, когда он вошел в эту комнату, что-то в манере держаться, надменная грубость Марлина вызвали этот кризис, как мчащуюся вниз лавину. И еще, пожалуй, страх слепо пойти навстречу опасности, зная меньше, чем нужно, гораздо меньше, чем стоявший перед ним человек.
Марлин сильно надавил руками на стол и встал. Он подошел к окну, где становилось темнее от надвигавшихся туч, посмотрел на Биг Бен, который был прямо против окна. Прошло довольно много времени, прежде чем он спросил:
— Почему вы мне не доверяете, Доулиш?
— Потому, что вы слишком многое держите при себе, — ответил Доулиш.
— Вам не приходит в голову, что это может оказаться слишком тяжким грузом?
— Либо вы держите все при себе, потому что не доверяете мне или тем людям, которые со мной работают, либо вы не хотите, чтобы мы знали правду. — Доулиш дал время Марлину проникнуться этой мыслью и продолжал быстрее: — Не кажется ли вам, что мы достаточно поговорили на эту тему?..
— Доулиш, — Марлин медленно повернулся от окна, — я рассказал вам столько, сколько считал разумным для вас. Я не считал, что стоило объяснять больше. Этот человек, Элберт Халл, был очень важной фигурой в секретном исследовании. Я просил вас найти его. Вы установили факт или представили как установленный факт, что его похитил человек по имени Коллис. При этом вы говорите о характерном звуке, который слышали люди, проезжавшие мимо автомобиля Халла незадолго до его похищения. Вы и ваши международные друзья говорите, что этот Коллис известен тем, что похищал и других людей, шантажом или другими средствами добывал от них нужные сведения, которые приносили большой урон многим странам, а потом убивал их. И мы глубоко обеспокоены судьбой Халла. Это все, что вам требуется знать. Вы не очень хорошо выполнили ваши обязанности. Вы нашли Халла случайно. Не так ли обстоит дело?
