— Я… я Шейла… Бернс!
— Говорите четче, — приказал он.
— Я… Шейла… Бернс.
— Шейла? — Он наклонился ниже.
— Да… — Грудь ее вздымалась, ремень так сильно сдавливал талию, что при вздохе будто заталкивал ребра в легкие, почти удушая ее. — Шейла Бернс.
— Шейла как?
— Бернс! — Она задохнулась и начала называть по буквам, причем каждая буква болезненно вырывалась из груди: — Б-е-р-н-с! Бернс!
Он слегка отпрянул.
— Не кричите, — произнес он мягким голосом. — Я вас хорошо слышу.
Она слышала отчаянный стук своего сердца, заглушающий даже ее хриплое прерывистое дыхание.
— Почему вы приехали в Хэйл? — требовательно спросил он.
— Я ехала… ехала повидаться с другом. Я…
— Что за друг у вас здесь рядом?
— Не здесь, не рядом, он живет около Оксфорда! Я… мне сказали, что здесь короткая дорога. Я просто поехала короткой дорогой.
— Знаете что? — проговорил молодой человек. — Я вам не верю. — Он замолчал и молчал достаточно долго, пока не увидел на ее лице гримасу, которая не была похожа на улыбку, и затем продолжал: — Я не люблю лгунов. Тем, кто мне лжет, потом всегда становится больно.
— Я не лгу! — воскликнула она. — Это правда!
— Звучит непохоже на правду.
— И все-таки это правда!
— Вам не кажется, что вы очень уж сильно волнуетесь? — спросил мужчина.
Он протянул руку и коснулся указательным пальцем ее губ. Сначала давление было легким, но постепенно усиливалось, до тех пор, пока верхняя губа не оказалась сильно, до боли, прижатой к зубам. Вместо того чтобы остановиться или отвести руку, он продолжал давить сильнее, и боль превратилась в мучительную пытку. Шейла втягивала короткими рывками воздух, который с хрипом проходил через нижние зубы.
Медленно, так что сначала она даже не поняла этого, он уменьшил давление и наконец убрал руку совсем.
— А теперь скажите мне правду, — приказал он.
Она чувствовала страшную боль, поняла, что верхняя губа начинает распухать, и рассвирепела, как никогда раньше. Яростно глядя на него, она почти заорала:
— Ладно, хотите правду — вот: вы самый жестокий зверь, какого я когда-либо видела! Я поехала короткой дорогой и попала в аварию. Это вся правда.
Она боялась, что он снова причинит ей боль, но вместо этого он стоял, глядя на нее сверху вниз, и улыбался, искренне развлекаясь.
— Почему вы остановились на дороге? — спросил он.
— Я услышала какой-то вопль.
— Вы услышали какой-то вопль?
— Да, ужасный визгливый звук. Он… я от него чуть с ума не сошла и потеряла управление машиной.
Он долго, казалось, очень долго молчал, и это молчание сломило ее вызванное гневом мужество. Она снова очень сильно испугалась. Не двигаясь и почти не шевеля губами, мужчина произнес:
— Что произошло потом?
— Какой-то человек… какой-то человек подошел и помог мне.
— Какой человек?
— Он сказал, что его фамилия Хортон.
— А его фамилия действительно Хортон?
— Я знаю только то, что он мне сказал! Он… — Ее дыхание было таким прерывистым, что какое-то время она не могла выговорить ни слова.
— Продолжайте, — произнес он. — Не лгите мне.
— Я не лгу! — Она почти рыдала от отчаяния. — Он сказал, что возьмет меня в свой коттедж, и я поехала за ним. Он… он чуть не переехал мертвеца на дороге.
— Что он сделал?
В ней снова вспыхнул гнев.
— Не смейте издеваться надо мной! — воскликнула она. — Да, чуть не переехал. Я видела этого человека. Понимаете?.. Я действительно видела этого человека!
— И он был мертвым?
— По-моему, да. Он… он выглядел мертвым.
— И что?
— Что, что… Потом я поехала в коттедж. Его жена…
— Чья жена?
— Жена мистера Хортона, конечно!
— Так что жена?
— Она приняла меня, а потом… — Шейла рассказывала точно так, как все происходило, сама удивляясь, насколько ярко сумела все запомнить: коттедж, Клэр Хортон, дубовые балки, крохотную спаленку и особенно мужчину, который ее разбудил, с которым она так свободно разговаривала, мужчину, излучавшего такое сочувствие и понимание. Что-то в выражении ее лица заставило молодого человека непроизвольно дернуться к ней.
Он открыл рот…
Он завизжал.
Это был тот самый звук, который она слышала раньше, и снова он взорвал ей уши жуткой, раздирающей болью. Она судорожно зажала уши руками и вся съежилась, готовясь к следующему воплю. В голове гудело и скрежетало от мерзкого звука, как будто терли металлом по металлу. Медленно, очень медленно боль и шум затихли.
— Я могу сделать шум и похуже, — безучастно проговорил он.
Она, задыхаясь, хватала воздух открытым ртом.
— Не надо, — пробормотала она. — Пожалуйста, не надо.
— Скажите мне всю правду, и я не стану.
— Я все рассказала, всю правду, — прорыдала она.
Слава богу, он, кажется, ей поверил.
— Продолжайте так и дальше, ни на йоту не уклоняйтесь от истины, — произнес он. — Теперь расскажите мне в точности, что произошло в коттедже.
Ей хотелось закрыть глаза, не смотреть на это худое жестокое лицо, но она не могла сделать этого, как будто его поблескивающие глаза гипнотизировали ее.
— Какой-то мужчина… разбудил меня, — пробормотала она.
— Какого типа мужчина?
— Очень… очень большой.
— Как его звали?
— Он… он не сказал мне. — Ей очень не хотелось говорить так, она была уверена, что допрашивающий ей не поверит. Верхняя губа у нее болела, а уши и голову до сих пор ломило. Она задержала дыхание, готовясь выдержать очередную дьявольскую штучку, которую ему вздумается с ней сотворить.
Но вместо того чтобы обвинить ее во лжи, он резко спросил:
— Он сказал вам, кто он?
— Нет. Только задавал мне вопросы.
— Вопросы? Какого рода?
— Он… он хотел знать, не видела ли я мертвого человека раньше. Я не видела. И… и еще он спросил меня, не слышала ли я когда-нибудь о другом человеке.
— Каком другом?
— Я не помню. — Она задыхалась, на этот раз абсолютно уверенная, что он ей не верит, потому что он шагнул вперед. Руки его поднялись и пальцы стали скрючиваться, как бы примеряясь обхватить ее горло и сдавить его. В полной панике она закричала: — Оно звучало как Колин, что-то вроде Колин, но он сказал, что оно как-то не так пишется. Я только помню, что оно похоже на Колин!
Молодой человек замер, руки и пальцы его расслабились.
— А знаете, — произнес он, — я верю, что вы действительно говорите правду.
— Конечно, правду, — выдохнула она с трудом.
— Ладно, а как насчет такого?!
Он снова придвинулся, но без угрожающего вида, присел на край узкой кровати, глядя на нее сверху вниз. Его руки легли ей на плечи и прижали их твердо, но не больно. С нарочито спокойной медлительностью он провел руками по ее телу: по груди, животу, талии, бедрам, коленям.
— А у вас есть на что посмотреть, — сказал он.
Она не могла ни двинуться, ни вымолвить слова. Она едва могла соображать.
— Да-а, безусловно есть на что посмотреть, — повторил он. — Если вы всегда будете говорить правду и делать то, что я говорю, нас с вами ждет много развлечений. Вам нравится, чтобы были развлечения?
Она лежала, напряженно выпрямившись. Он снова положил руки ей на плечи с очевидным намерением, но, прежде чем он снова стал скользить ими по ее телу, откуда-то рядом раздалось слабое жужжание.
Он быстро вскочил и отвернулся от нее. Движения у него были быстрыми и тихими, как у кошки. Стоя к ней спиной, он заговорил в стену, так тихо, что она едва могла расслышать:
— Да, в чем дело?
Раздался шепот, но голос был так далеко от нее, что она не могла уловить ни слова. Потом услышала:
— Да. Он разговаривал с ней, но, по-моему, она его не знает.
Снова заполненная шепотом пауза, потом он произнес:
— Он спросил ее что-то о Коллисе, явно стараясь выяснить, знает ли она его или, может быть, связана с нами. Он знает про звук.
Снова долгая пауза, во время которой слышался шепот. Шейла медленно повернула голову набок и смогла разглядеть в стене, на уровне головы молодого человека, круглое отверстие. Когда он замолкал, она вообще не слышала ничего, кроме стука собственного сердца. Пауза, наступившая после слов: «Он знает про звук», длилась очень и очень долго, и все это время, каждую его секунду, молодой человек стоял абсолютно неподвижно. Когда наконец он стал отвечать, в его голосе звучал резкий протест:
— Нет! Она может нам понадобиться.
«Она».
Кого они могли иметь в виду, как не ее, Шейлу Бернс?
И что могло вызвать такой резкий протест: «Нет! Она может нам понадобиться». Что же будет, если она им не понадобится? Что такое сказал этот невидимый человек?
В глубине души она это знала и ощутила ужасный страх, от которого у нее заледенела в жилах кровь, а нервы напряглись. Она задрожала.
