– На поле боя мы подобрали шестьдесят, – стал перечислять интендант. – Еще семнадцать дали немцы. Думаю, еще с полсотни выпросить – полицию надо вооружать. Есть "максим" – Семен собрал один из двух разбитых. Кожух кое-как залатали – стрелять будет. Ну и орудие – трехдюймовка. В лесу припрятана. Семен – старый артиллерист, расчет обучит. Вопросы есть?
Вопросов не последовало, и они тронулись в обратный путь. В деревеньке (интендант сказал, что она называется Долгий Мох) они подъехали к уже знакомому дому, спешились. Индендант завел Саломатина в сарайчик: тот на высоту человеческого роста был завален шинелями, плащ-палатками, обувью, ремнями и другой амуницией.
– Человек тридцать-сорок обмундируем, – деловито сказал лже-Брагин. – Остальным придется в штатском. Партизанам к лицу…
Дожидавшаяся во дворе Настя повела их обедать. Они молча выпили самогону (Саломатина с непривычки чуть повело), похлебали горячих щей с холодной вареной картошкой. Она заменяла хлеб – сегодня он не удался. Саломатину понравилось, ел с удовольствием. Запив обед холодным молоком, мужчины покурили (интендант угостил Саломатина ароматным табаком), тем временем Настя прибрала со стола и вышла за дверь. Интендант разложил на освободившейся столешнице карту-километровку и долго объяснял, водя карандашом по дорогам и населенным пунктам. Саломатин кивал – замысел был прост и понятен, он и сам поступил бы также.
– Уборочная заканчивается, – сказал интендант, складывая карту. – Отбери десятка три десятка верных бойцов и начинайте строить зимние землянки-блиндажи – Семен покажет места. Лес для них уже свалили. Как построите, перевезешь боеприпасы – в балке хранить их нельзя. Два десятка людей направим в полицию – самых сообразительных. Что с остальными делать – решай сам. Хотят – пусть присоединяются, хотят – идут к линии фронта. Многие пожелают просто остаться – безмужних баб и девок в деревнях полно. Пусть! Будет резерв…
– А ты куда? – спросил Саломатин, понимая: человек, назвавшийся Брагиным, совсем тот, каким он себе его представлял.
– У меня другая… (Крайнев едва не сказал "миссия") задание. Мне не следовало здесь быть. Вмешиваться… Получилось случайно.
– Нас с мехдвора вытащил случайно, оружие собрал случайно, боеприпасы сберег случайно?.. Зачем темнишь?! – Саломатин чувствовал, что закипает. – Или трусишь?
Интендант вздохнул:
– Я русский человек и не могу видеть, как враг топчет нашу землю. Ясно? Что до меня лично… Могут отозвать.
– Кто?
Интендант покачал головой, показывая, что не может ответить
– Когда?
– Неизвестно. Может, завтра, может, через полгода.
– Вот что, – решительно сказал Саломатин, закладывая пальцы за пояс. – В таком случае и я не останусь! Сам заварил эту кашу – сам и расхлебывай!
Некоторое время оба молчали.
– Сколько людей в батальоне? – внезапно спросил лже-Брагин.
– По штату – семьсот.
– В районе двадцать девять тысяч жителей. Немцы провели перепись. Три полнокровные дивизии, можно сказать, корпус. Тебе предлагают генеральскую должность, старлей, а ты ломаешься, как девка на сеновале! Кочевряжишься… "Останусь – не останусь!" – передразнил интендант. – Главное, даже не в этом. Этих двадцать девять тысяч надо кому-то защищать, поднимать на борьбу с врагом… Ты единственный кадровый красный командир в районе, воевал. Больше некому. Стыдно, товарищ старший лейтенант!
Саломатин бешено глянул на лже-Брагина, а тот вдруг оскалил зубы, непонятно чему радуясь.
– Ну… Ты… Хоть не уходи сразу! – тихо попросил Саломатин. – Пусть у тебя другое задание, которого я не знать не должен, наверное, очень важное. Без тебя у нас не получится, – Саломатин внезапно подумал, что прогибается перед интендантом, но было не до гордости. – Ты свой у немцев, а нам следует знать, что они задумали. Не знаю, как тебя зовут по-настоящему…
– Савелий! – сказал уполномоченный. – Хорошее имя, да и люди привыкли. Савелий Ефимович Брагин, интендант.
– Ты это вправду? О генеральской должности? Среди партизан генералов не было.
– Были! – Крайнев едва не сказал: "Ковпак!" – Денис Давыдов, например. Кадровый офицер, гусар. Начинал войну в малых чинах, закончил генералом.
Саломатин внезапно ощутил слабость в ногах и опустился на лавку.
– Полежи! – предложил Брагин. – Спешить некуда.
Саломатин послушно вытянулся на жестких досках и прикрыл глаза. А Брагин-Крайнев вышел на улицу и присел на лавочку у калитки. Неизвестно откуда появилась Настя, присела рядом. В руках у нее была глиняная миска с семечками подсолнуха. Крайнев молча зачерпнул горсть, и некоторое время они сосредоточенно грызли семечки, сплевывая шелуху на землю.
– Ты заканчивала десятилетку в Городе? – внезапно спросил Крайнев.
– На квартире жила! – подтвердила Настя. – Комнату у Валентины Гавриловны снимала, учительницы. Папа ей за это сало, картошку возил, меду давал…
– Хорошо городских знаешь?
– Не всех.
– Расскажешь?
– О ком?
– Я скажу.
– Это вам для подпольной работы нужно? – страшным шепотом спросила Настя. – У вас и вправду задание?
– Подслушивала! – покачал головой Крайнев. – Ай-ай-ай!
Настя потупилась и покраснела.
– Комсомолка? – строго спросил Крайнев.
Настя покачала головой:
– Папа не разрешил.
– Что так?
– Не любит советскую власть. Его отец до революции арендатором был, небогатым. Папа рассказывал: дедушка был мастеровой, все умел, папа в него пошел. Дедушка очень хотел, чтоб дети в люди вышли, образование получили. Сына в гимназию отправил. Папа успел к началу войны окончить. Знает французский, латынь, греческий… Немецкий в плену выучил. Он на войну добровольцем пошел, вольноопределяющимися их называли. Прапорщиком стал… А как из плена вернулся, большевики чуть не расстреляли. Отец эксплуататор – людей на работу нанимал, сын – царский офицер… Запретили отцу в городах жить, только в деревне, а здесь даже в бригадиры не позволяли. Сторожем на ферму…
– Сторож должен говорить по-французски! – заметил Крайнев. – С коровами – самое то!
– Я говорила папе, чтоб написал Сталину! – насупилась Настя. – Несправедливо! Но отец заупрямился.
– Папа твой мудрый человек, – возразил Крайнев. – Лучше сторожить коров, чем махать кайлом на Соловках.
– Странный вы какой-то! – поджала губы Настя. – С немцами воюете, а советскую власть ругаете.
– Одно другому не мешает…
Крайнев встал, отряхнул порты от шелухи.
– Пойдем в хату! – сказал в ответ на встревоженный взгляд Насти. – Расскажешь… Здесь глаз много…
8
Крайнев торжественно развернул тряпицу и выложил на стол кус окорока. Лиза взвизгнула и захлопала в ладоши. Глаза Клауса едва не выкатились из орбит. Он наклонился над ветчиной, понюхал и зачмокал губами:
– Майнт готт! Русиш спецалитет!
– Сейчас попробуем! – сказал по-немецки Крайнев и взял со стола нож.
– Найн! – упредил его Клаус и нож отобрал. – Знаю, как русские нарезают! Разве можно кромсать деликатес?..
В подтверждение своих слов, Клаус приложил лезвие к краю окорока и бережно отделил тоненький пласт ветчины. Повторив эту операцию дважды, он разрезал ломти пополам и свернул каждый в трубочку. Одну сразу бросил в рот и медленно сжевал, закатывая глаза.
– Как будто только из коптильни! – воскликнул он в восторге.
– Так и есть! – подтвердил Крайнев.
– Господин Кернер, вы волшебник! – продолжил Клаус. – Чтоб мы делали без вас?! Где вы добываете такие вещи?
– Русские в таких случаях говорят: места надо знать!
Клаус глянул на него недоуменно.
– Помните бочки керосина?
– Со склада трофеев? Вы хорошо заплатили. Я еще недоумевал: зачем столько?
– В деревнях освещают дома керосиновыми лампами. Это в Городе пользуются электричеством.
Клаус пренебрежительно глянул на тусклую, засиженную мухами лампочку, висевшую под потолком, но спорить не стал.
– Керосина они не видели с начала войны, – продолжил Крайнев. – Ветчина – благодарность вам.
– Майн готт! – воскликнул Клаус. – Если вам что нужно…
– Лизонька! – повернулся Крайнев к женщине, прислушивавшейся к их разговору. – Сделай нам глазунью! Корзинка с яйцами в сенях…
Лиза убежала, Клаус проводил ее плотоядным взором. Крайнев тем временем достал из другой корзины, стоявшей на лавке, бутылку, вытащил газетную пробку и аккуратно разлил жидкость по стаканам. Клаус взял свой, понюхал.
– Тот, что привозили в прошлый раз?
– Тот! – подтвердил Крайнев.
– У вас и самогон спецалитет, – вздохнул Клаус, – мягкий, ароматный. На здешнем рынке продают какую-то гадость, двое солдат отравились. Господин комендант вынужден запретить немцам покупать самогон. Где солдату достать хорошую выпивку? Дикая страна!
– Привезу еще! – успокоил немца Крайнев.
