Чернота улицы с выхваченными островами света от уличных фонарей и сонная загадочность маленького безмолвного дома обостряли и без того непереносимое стремление. И страх. Страх, что ее могло не быть дома. Страх, что они с Мартином сейчас были там. Наконец, страх перехватывающего горло желания. Я задыхался, нажимая звонок.
Огни, шаги, и она стояла передо мной. Я бросился мимо нее внутрь холла.
Скользнул взглядом по лестнице.
— Мартина здесь нет?
— Нет.
— Я сыграл в рискованную игру. На улице не было автомашины Мартина. — Она была одета в халат темного шелка. С мужским вырезом. Я последовал за ней в комнату, и образ мальчика с густыми кудрявыми волосами и стройной спиной, двигавшейся перед моими глазами, заставил меня содрогнуться. Вызвал воспоминание о юности Мартина, когда он в таком же темном пасленовом халате спускался однажды в холл, встречая меня после какого-то вечернего заседания годы назад. Покачнувшись, она повернулась, и впечатление исчезло, когда халат распахнулся, обнажив ее грудь. Она повела меня к столу. Я воспользовался шелковым поясом и черными оборками внизу халата, в другие времена часто лишавшими мою рабу возможности видеть и говорить. Сам невидимый, я мог поклоняться ей. Не спрашивая ее согласия, исполнять вечный спектакль эротической одержимости.
Когда все закончилось, я набросил халат на тело, бывшее в моих руках таким податливым материалом, как века назад художник покрывал наготу фигур в Сикстинской капелле. Под шелком терялась ее сила, она неподвижно лежала, глядя, как я меряю шагами комнату.
— Кто этот Питер?
— Я говорила тебе о нем прежде.
— Знаю. Но я хочу услышать о том, как ты с ним жила и чуть не вышла замуж, — две весьма различные правды?
— Но это не относится к истории, которую я рассказала тебе.
— Истории.
— Да, рассказанной мной истории.
— И это все для тебя история?
— А разве что-то большее? Ты не знал тогда ни меня, ни Астона, ни Питера. В этом неведении течение событий людской жизни только истории. Образ, данный тебе мною, был подобен иллюстрации. Если я завтра исчезну из твоей жизни, это останется тебе. Образ истории — узоры застывшего пламени.
— Хорошо, тогда создай мне новый облик Питера.
— Он прихрамывает. Довольно сильно. После несчастного случая на лыжах, с тех пор прошло уже несколько месяцев.
— Как ты узнала?
— Я видела его некоторое время назад.
— Я думал, он женат сейчас.
— Да.
— Вы встречались наедине?
— Да.
— Где?
— В Париже.
Я покинул комнату. Отыскал уборную. Я был совершенно разбит. Вымыл лицо, обернул полотенце вокруг талии и медленно побрел назад к Анне.
Она сошла со стола. Сидела в кресле у окна, куря сигарету. Глубокий зеленый бархат портьер смешивался с цветом ее оливкового шелкового халата, который я увидел сейчас на ней. Ее лицо и волны черных волос, образцом которым служили камеи Ренессанса, утонули в табачном дыму.
— Расскажи мне. О Париже.
— Мы с Мартином выписались из L'Hôtel. После ленча я навестила Питера. Пока Мартин ходил по магазинам. Встретились мы позже.
Итак, когда я лежал в пьяном угаре в L'Hôtel, пытаясь поймать и почувствовать ее присутствие в комнате, она сбежала, она была с Питером.
— Где ты виделась с ним?
— В его квартире.
— А его жена?
— Она была в Нью-Йорке. Они, в сущности, живут раздельно.
— Как ты узнала, что она в Нью-Йорке?
— Я звонила ему.
— До поездки в Париж?
— Да.
— Итак, Мартин поехал в Париж, будучи уверен, что проведет выходные со своей возлюбленной? Я достаточно аккуратно об этом говорю?
— О, да.
— И я приехал в Париж потому, что не мог прожить без тебя ни одного дня. А ты, Анна, ты отправилась туда увидеться с Питером.
— Нет. Это неверно. Я хотела быть в Париже с Мартином. Ты сам последовал за мной. Ты нуждался во мне. И я пришла.
— А Питер?
— Питер всегда со мной.
— Таится в углу.
— Как хочешь.
— Почему каждый раз нужно проводить расследование, чтобы вытянуть из тебя хотя бы часть правды?
— Потому, мне кажется, что люди задают вопросы, когда готовы к ответам. Они уже предчувствуют, но уверенности нет. Тогда они спрашивают. Это опасный путь.
— Опасный?
— Да, я ненавижу, когда меня допрашивают. С другой стороны, я пытаюсь не лгать. И хочу оставаться такой, какая есть. А как иначе? Если бы я отвечала на любой твой вопрос, что ты от этого выиграл бы? У нас у всех есть своя история. Оставь мою жизнь в покое. Как я поступаю с твоей. Я никогда не спрашивала тебя об Ингрид. Или о других женщинах — были другие?
Я покачал головой.
— Мы оба знаем, что наша близость уникальна. Мы поняли это в первую секунду. Такое не повторяется. Пусть будет все, как есть.
— Я не могу видеть тебя с Мартином. Совсем не могу. Невыносимо. Я в состоянии не думать об этом, пока не вижу вас вместе. Но сегодня… когда я смотрел на вас обоих, меня охватила безумная ярость. Я чувствовал, что могу причинить зло Мартину.
— Вместо этого ты раскрошил бокал. Не бойся. Это крайнее проявление твоего бешенства. Ты органически не способен потерять над собой контроль.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что это касается нас. Ты впадаешь в крайности из-за меня. Так не может дальше продолжаться. Постарайся не видеть нас с Мартином. Оставайся поодаль. Сделай одолжение.
Я бросился перед ней на колени.
— Анна, оставь Мартина. Раз и навсегда прекрати это. Я расстанусь с Ингрид. Со временем мы сможем появляться вместе открыто, а первое время будем соблюдать осторожность.
Она вскочила и отшатнулась от меня.
— Никогда. Ни за что. Этого не будет.
— Но почему? Мой Бог, почему?
— Мне не нужно от тебя ничего, кроме того, что уже есть. Но ты разрушишь все, если мы окажемся вместе.
— Нет, нет, это неправда.
— По твоему лицу видно, ты знаешь, что я права. Тебя будут терзать сомнения и страх. И временами для этого будут основания. Я, например, всегда хочу видеть Питера. Возможно, мне будет необходим Мартин. Я не собираюсь менять тот образ жизни, к которому привыкла. Я держу все свои обещания. Плачу все долги. И буду не в силах это изменить.
— Но я дам тебе эту свободу. Дам. Я научусь.
— У тебя ничего бы не вышло. Ты не в состоянии представить, в каком кромешном аду оказался бы. Агония, страдания Ингрид, Мартина, твоя вина, и для чего? Лишь для того, чтобы иметь то, что имеешь и так. И скоро ты подверг бы опасности и это.
— Мартин просил тебя выйти за него замуж?
— Нет. Еще нет:
— Но ты думаешь, он сделает это?
