– Хорошо, я проверю.
– Согласитесь, что только в том случае, если им было где остановиться в Войновке, они выжили бы и в конечном счете спаслись. Ведь после того как они спрыгнули с поезда, они могли получить травмы…
– Да я все понимаю…
Я тоже кое-что понимала. Что Боброву вся эта история уже порядком надоела, и он не видел причин – зачем я в ней копаюсь и для чего мне так требуется найти Флорского и Агренич. Но тогда мне казалось, что я делаю все правильно… Хотя, с другой стороны, мне почему-то хотелось, чтобы они не нашлись. Словом, я испытывала тогда самые противоречивые чувства, по большей части, была попросту заинтригована этой историей: она на самом деле уже начинала представляться мне скорее романтичной, нежелим криминальной. Агренич и Флорский – отличная пара… И, если им достали документы, то они могли были сейчас жить под другими фамилиями. Конечно, не в Москве, поскольку Флорского там многие знали, и для него нереально было бы за эти годы не попасться никому из знакомых на глаза; но пусть и в глубинке, в каком-нибудь маленьком тихом городке… Чем не сюжет для очередного романа?
Мы договорились с Дмитрием, что он организует мне встречу со второй проводницей, коллегой убитой Шитиковой, постарается выяснить, проживает ли кто из окружения Флорского в Войновке или в Тюмени, после чего мы тепло распрощались. Бобров ушел, я же заказала отбивную и позвонила Володе в Москву.
– Привет. У меня все в порядке, но мне нужна твоя помощь, – начала я сразу по делу. – Во Владимире живет сестра Веры Петровны Агренич, имени и фамилии ее я не знаю, но это нужно выяснить. И ее адрес тоже. Я подумала, что Надя, ее племянница, сбежав вместе с Флорским, затем могла поехать к ней. Чтобы спрятаться, понимаешь?
– У тебя с головой все в порядке? – спросил меня взволнованным голосом Володя. – Чем больше проходит времени с тех пор, как ты уехала, тем чаще я думаю о том, что ты все-таки – ненормальная! Вот скажи мне, зачем ты поехала туда?
Он разговаривал со мной так, словно мы и не беседовали с ним недавно по телефону, словно он не слышал моего голоса неделю как минимум!
– И еще… – раздраженно сказала я в трубку, продолжая озвучивать свои просьбы. – Сестра Флорского! Роза Флорская. Где она и что с ней? Возможно, она что-то знает, но ее почему-то практически не допрашивали. По моим сведениям, в те годы она проживала в Балашихе. Может, она и сейчас там живет? Мне нужны ее телефон и адрес.
– Это все?! – крикнул Володя. – Какие еще распоряжения будут?
– Это не распоряжения, а просьбы. И если ты не хочешь мне помочь, то я позвоню твоему лучшему другу, Саше Смирнову…
– Не смей меня унижать!
– А почему ты постоянно на меня кричишь?!
– Да потому, что я переживаю за тебя, понятно?! Ты слишком от меня далеко, чтобы я не волновался! Когда ты была в Москве, ты всегда находилась в поле моего зрения… А сейчас я просто с ума схожу, если тебя не вижу!
– Ты должен привыкать к тому, что я уже не твоя собственность.
– Ты жестокая и какая-то черствая, как сухарь! С тобой тяжело…
– А ты и не со мной… ну так что, поможешь?
– Хорошо, я постараюсь.
– Сестру Флорского зовут…
– Я запомнил. Роза. Прошу тебя, звони мне почаще! Я хотя бы буду слышать твой голос и знать, что с тобой все в порядке.
– Хорошо, буду звонить чаще. Но все равно, Володя, нельзя так… Успокойся, прошу тебя! Неужели ты не можешь найти в Москве женщину, которая заменила бы тебе меня?
– Эх ты… – Он в сердцах отключил телефон.
Я же, в свою очередь, постаралась взять себя в руки и позвонила в контору, где меня явно не ждали и тем более не ждали тех денег, что я собиралась им вернуть. Сказала секретарше, что я хочу встретиться с их директором по очень важному вопросу. Мне ответили, что я могу приехать в любое время.
12
Завтракали они молочной яичницей, печеночным домашним паштетом и кофе. У Нади проснулся аппетит. Она с каким-то тихим восторгом смотрела на баночку с клубничным джемом…
Хозяйка, Рита, понимая всю сложность ситуации и учитывая то, что ее гостям необходимо поговорить без свидетелей, тактично удалилась из кухни.
– Значит, так, – говорил Григорий, который в это утро мало походил на Григория вчерашнего. Он был чисто выбрит, умыт, словно вместе с водой ему удалось смыть не только лагерную грязь, но и тусклый налет безысходности, трагедийности. Даже глаза его блестели новым, правда, каким-то отчаянным блеском. – Документов на тебя у меня нет, это понятно. Я же не мог предполагать, что встречу тебя!
Она пыталась понять, как он к ней относится – как к обузе, неожиданно свалившейся ему на голову, или как к человеку, которому хочется помочь, которого хочется взять за руку и повести за собой.
– Поэтому давай сразу определимся: чего ты хочешь? Вернуться? – Он посмотрел на нее долгим внимательным взглядом. – Хотя что я такое спрашиваю, конечно, хочешь…
– Нет, – вдруг сказала она.
– Что – «нет»? Не хочешь вернуться?
– Я не могу вернуться. – Она с трудом проглотила кусочек булки с джемом, запила его кофе и чуть не поперхнулась. – Мне нельзя возвращаться.
– А я сразу это понял, – неожиданно сказал Григорий.
– Что вы поняли?
– Что у тебя проблемы. У тебя выражение лица как у человека, который запутался в этой жизни и еще не решил, как ему жить дальше.
– Я вам не верю. У меня было лицо женщины, на которую напал каторжник и изнасиловал ее в тамбуре и которую потом сбросили, как матрац, с поезда… Не думаю, что после всех перенесенных стрессов и страданий мое лицо могло бы выражать радость жизни.
– Это да, конечно. И все равно. Ты даже не попыталась уговорить меня остаться в поезде. Ты ехала не одна? У тебя были проблемы со спутником? Неудавшаяся личная жизнь?
– Все гораздо проще. Меня, как и вас, ищет милиция. Я украла деньги. Крупную сумму! Правда, мне не хотелось бы, чтобы вы считали меня простой воровкой. Здесь все сложнее… Просто меня бросил жених перед самой свадьбой – сошелся с моей лучшей подругой. Я не могла оставаться в городе, да и вообще, я чувствовала, что у меня уже потихоньку едет крыша… Я решила сбежать, но при этом прихватить восемьдесят тысяч долларов из кассы конторы, в которой работала. Вот так! Сама не знаю, как это получилось.
– И где же эти деньги? Неужели они остались в поезде?
– Да. Я запихнула их в детскую подушку и положила ее под голову. В одном купе со мной ехала старушка. Словом, я вышла из купе, уверенная в том, что ей и в голову не придет распарывать ее, осматривать, грабить… А потом… вы сами знаете, что со мной случилось. У меня не было возможности вернуться в купе и забрать деньги. И документы тоже. Так что возвращаться обратно в Уренгой у меня желания нет. Меня просто посадят, и все! По-хорошему, мне надо было бы успокоиться и вернуть деньги, как-то замять это дело. И я, возможно, так и сделала бы, с помощью мамы. Но теперь все получилось так, как получилось, и я не знаю, как мне дальше быть. По сути, лучше, если все решат, что меня больше нет в живых. Пусть уж кто-то меня пожалеет, чем станут презирать и носить передачи в тюрьму.
– Вот это оборот… – покачал головой Григорий. – Похоже, ты на самом деле действовала в состоянии, близком к помешательству. Или у тебя и прежде бывали такие случаи?
– Нет. Говорю же, никогда я ничего не крала! Я вообще-то хорошая, – криво усмехнулась она. – Была хорошая.
– Ладно. Я постараюсь тебе помочь. Не знаю, правда, что из этого получится… Понимаешь, я могу жить только в Москве. В другом городе я сразу стану заметен. Мой друг Лева, который помог мне бежать, поселит меня в своей квартире, и мне придется жить взаперти. Но это первое время. А потом мы что-нибудь придумаем. Возможно, я перееду жить за город, но, согласись, это лучше, чем оказаться в тюрьме…
– Вы все время будете прятаться? Разве это жизнь?
– Ну, не знаю… Для меня главным было оказаться на свободе. Понимаешь, у меня проблемы с сердцем, и я там, в тюрьме, просто помер бы… А так – у меня есть шанс еще пожить, причем у меня в запасе может быть еще целая половина жизни!
– Какой у вас хороший друг!
– Мы дружим, конечно, не с детства, а всего пять лет, но Лева – мой настоящий друг, единомышленник, мы отлично понимаем друг друга, нам интересно вместе… Я часто помогал его приятелям и родственникам, и он почему-то всегда считал себя обязанным мне. Но это не так. Мне несложно было делать то, что я делал… Устраивал их в клиники, давал деньги, находил адвокатов, да мало ли чего не бывает во взрослой жизни?!
– Вот я и говорю – он хороший друг. Организовал побег – а это сложно и дорого. Может, вам стоит сделать себе позже пластическую операцию?
– Не думаю, что это хорошая идея. Я ее просто могу не выдержать…
Она чувствовала, что увлеклась в своих рассуждениях, но ей так хотелось узнать об этом Григории побольше, что Надя все задавала и задавала вопросы, осознавая при этом, что причиняет ему боль, но все равно она не в силах была остановиться. Возможно, после испытанного ею ощущения того, что она находится рядом с опасным преступником, от которого к тому же еще и зависит, ей сейчас хотелось лишний раз убедиться в том, что Флорский – вполне нормальный, адекватный человек. Больше того, вероятно, именно он-то и поможет ей в ее ситуации! Подскажет, с его-то опытом, как ей поступить, что сделать, чтобы ее не посадили в тюрьму.
