дороге. Внизу открывался роскошный вид на город. Боже, какая красота! Женщина так залюбовалась, что серпантин промелькнул незаметно. Въехали в город. Вековые деревья, старинные особняки и новостройки – здесь старина органично соседствовала с современностью. По улицам, не спеша, прохаживались старушки в шляпках и плелись дети с огромными ранцами за спиной.
– Смотри-ка, дети одни из школы ходят. У нас так нельзя, всех за руку мамаши водят! – Заяц, многодетный и многосемейный отец, особенно удивлялся немецкому быту.
Все трое с радостным удивлением смотрели по сторонам. И все трое пытались поглубже вдохнуть. Чистый воздух или воздух свободы? Или воздух покоя и защищенности? Наверное, все вместе.
Всю дорогу Ефим рассказывал о своей фирме.
«Не скрою, непросто. Иногда хочется просто задушить какую-нибудь бабушку собственными руками. – Ефим поднял обе руки вверх. Да, руки у него крепкие, видно, что хватка мертвая, только лучше бы он за руль покрепче держался. – Но с этих же бабушек в основном и живем. Попадаются ужасные зануды, это вам не Маня с Ваней! Сама чуть живая, а скрипит: "Ты мне вон ту беленькую больше не посылай, она, когда меня причесывает, носом шмыгает". Главное – бабуся ничего ж почти не слышит. Ору всю дорогу ей в ухо. А как носом шмыгает, ей слышно. У меня, говорит, от этого аппетит портится. "Бабуся, – думаю, – в твоем возрасте вообще есть вредно!" Да ладно, это я так. Но моя фирма «Леди» процветает. Вон, пять автомобилей уже купил. Так что пусть бабуси и дальше шаркают, дедков-то почти не осталось – а эти ничего, кряхтят. В больнице для профилактики раз в году под капельницами полежат, подремонтируются – и домой, под неусыпное наблюдение социальных служб. А тут как раз моя фирма с программными деньгами. И с утра кашей накормим, и волосы расчешем, и на ночь сказку почитаем. Вот скажите, наши старики такое имеют? То-то! Вот вам и Ваня с Маней!»
Интересно, он не говорит «ваши», он говорит – «наши». Значит, Родина у него все же в России, а не в Германии.
– Нет, Ефим, нашим старикам такое и не снилось, – отвечать взялся Главный. Оно и верно, все равно, хоть у нас и свобода, и все можно, а только по старой привычке боишься, как бы не ляпнуть что лишнее. Так что Заяц с Катей только многозначительно переглядывались.
– Вот, допустим, взять нашу клинику. – Геннадий Иванович выпрямился на сиденье. Понятное дело, про свое говорит, а про свое – всегда нужно с гордостью! – Все у нас есть. Но это же за деньги! Кто наши пациенты? Либо сам бизнесмен, либо его жена, либо родители. Только они и могут наше лечение оплатить. И все равно, все бегом – быстро прооперировали и выписали домой. А кто дальше наших пациентов доводит до ума? Мы уже не знаем. Как-то сами. У нас есть еще одна послеоперационная консультация, заметь, бесплатная, но это все, что мы можем себе позволить, – тут уж Геннадий Иванович развел руками и опять уселся расслабленно.
– Нет, а объясните мне, почему у вас никто фирму такую же, как у меня, не создаст? Мне вот город помогает. Я городу добро – город мне с лихвой за это. Неужели никто не додумался? – Ефим удивлялся искренне. Любопытно, сколько лет он уже живет в Германии, что совсем наше царство-государство позабыть успел?
– Думаю, и у нас умников хватает, – вмешался Заяц, – только, знаешь, чтобы вот такой, к примеру, дом престарелых зарегистрировать, сколько денег нужно? Не потянуть. Да и не дадут. Невыгодно это нашему государству. Не вы-ы-го-одно-о!
На Зайца с переднего сиденья подозрительно покосился Главный. С чего это он так рьяно про дома престарелых? Неужто уже на собственную клинику накопил? Не пойдет так дело, не пойдет. Да и как накопить смог? С больных берет?!
По напрягшейся шее Геннадия Ивановича Катерина тут же поняла, что он насторожился. И чего Лешка выступает? Нашел, где. А Главный тоже дает, сразу ему враги мерещатся. Эх, непростая у начальника жизнь – всех всю жизнь подозревать.
У Лехи, у него все просто. У Гальки, медсестры его, отец – запойный алкоголик. И куда только ни пытался его Леха пристроить – ничего не получается, все планы срываются. И дальше гоняет по дому запойный и свою жену, и Гальку с сынишкой. На квартиру второй жене Леша никак накопить не может, вот и пытается куда-нибудь так называемого тестя сдать, а некуда.
Как-то на дежурстве он в сердцах жаловался:
– Не дай бог у нас в государстве такого родственничка иметь. Впрочем, любого человека инсульт может хватить. И что? Ну, подержат его в больнице сколько-то времени, и все – домой, на родственников. И либо работу бросай, либо на сиделку вкалывай. Либо какую-нибудь молдаванку у себя укрывай.
– Да, не доросли мы, не доросли. – Катя толкнула Лешу в бок и постаралась сменить тему. – А как ваша фирма на нашу клинику вышла?
– Да все просто: сайт ваш почитал, позвонил. Я ж не только вам звонил – но вы с охотой откликнулись. Надо ж развиваться, и деньги зарабатывать надо. И вам хорошо, и мне прибыль.
Ефим подвез троицу к отелю, помог расселиться.
– Ну что, завтра ровно в восемь тридцать заезжаю за вами – и прямиком в клинику, там вас уже ждут. Сначала маленькая экскурсия, а потом переговоры с руководством.
– Спасибо, Ефим, тогда до завтра.
Мужчины пожали друг другу руки.
Многоэтажное здание городской больницы поражало не только размерами. В первую очередь – необыкновенной чистотой и приятным запахом. Да, именно запах – то, что сразу удивило. Зайди-ка в нашу городскую больницу: стены облуплены, в коридорах продавленные кушетки из кожзаменителя и жуткий, удушающий запах. Запах старости, нечистот и какого-нибудь особо едкого дезинфицирующего средства.
Здесь все было по-другому. Стены в клинике окрашены приятной салатовой краской, бежевые диванчики аккуратно стоят вдоль стен. Кругом развешаны веселые картинки, на столиках журналы, живые цветы в огромных кадках на фоне идеально чистых окон. Обстановку вполне можно сравнивать с любой московской частной клиникой. Например, с той, где трудится Катерина. Да, и у них журнальчики и цветы, и по стенам картины развешаны. Правда, с ценниками. Художник один, Влада знакомый, пришел на поклон к Главному:
– И интерьер вам организую, и от продажи вам процент.
Геннадий Иванович стоял на своем:
– Если мне картины не понравятся, даже и не надейтесь.
Но картины неожиданно понравились. Или все-таки процент? Так или иначе картины остались висеть на стенах клиники. К слову, никто их не покупал: наверное, больница – все-таки не лучшее место для продажи. Пациенты приходят сюда с другими мыслями, им как-то совсем не до вернисажа.
В штутгартской
