Он выдержал паузу. Мой слух обжигало дыхание. Жаркое дыхание возле уха. Он будто навис надо мной и снова расстегнул ремень, чтобы войти. Это невозможно вытерпеть — какое-то проклятие.
Черт!
— Я не закончил, Кэм. И я приду к тебе опять. Сегодня.
— Прошу, не надо этого делать… Давай мы просто забудем прошлое! — молила я о перемирии. — Давай расстанемся нормально! Разве ты не хочешь жить обычной жизнью?!
Но Марс и не думал отступать.
— Ты не хочешь жить обычной жизнью.
— Откуда тебе знать?! С чего ты возомнил себя большим знатоком моей души?! Ты ничего обо мне на самом деле не знаешь! Ты не телепат и не умеешь читать мои мысли!
— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, Кэм.
— Нет, ты врешь! Ты ничего не знаешь, ничего!
— Ты думаешь о том же, что и я, — слышала я хриплое дыхание. Оно было горячим и прерывистым, каким-то нервным. Возбужденным. Неуемным. Жадным. — Ты хочешь посмотреть ту запись. На карте памяти. В оставленной мной камере… — Я опустила взгляд на камеру, лежащую на стуле. С тех пор, как копы ушли, я к ней не прикасалась. До этого самого момента. — Ты думала, что я забыл ее? Нет. Я оставил ее специально. Чтобы ты могла включить и любоваться зрелищем.
Поддаваться соблазну я не буду. Не притронусь к этой чертовой камере даже мизинцем. Разве что брошу в мангал для барбекю, оболью горючим спиртом для розжига и брошу спичку. Чтобы эта мерзость выгорела полностью, дотла. А вместе с огнем и дымом улетучились воспоминания о Марсе. Обо всем том, что случилось между нами в этот день.
— Я кладу уже трубку! — дрожал мой голос. — Если скажешь хоть слово, я вырву из стены чертов телефонный шнур!
— Если ты до сих пор этого не сделала, малышка… Если до сих пор не посмотрела ту запись… То я уверен, что ты сделаешь это сегодня. Ты обязательно посмотришь, как я истязаю тебя на кровати, предварительно связав. Как я срываю с тебя одежду. Как я рву на тебе пижаму, стаскиваю тонкие штанишки, рву трусы в горошек, чтобы прикоснуться языком к священному граалю…
— Замолчи! — крикнула я и хотела отключиться. Но палец завис над красной кнопкой, все не решался нажать и оборвать этот бессмысленный диалог.
Не могла понять, что мешает — страх больше не услышать его голоса или банальная жажда послушать эти пошлости еще секунду. Еще мгновение. Хотя бы немного разбавить рутину. Представить себя объектом звериного вожделения.
— Я приду к тебе сегодня ночью, Камилла. Еще до рассвета. Джош не успеет ничего предотвратить. Ты будешь моей, как и должно было случиться. Только моей. И точка.
12
Камилла
Моя трясущаяся рука вернула телефонную трубку на место. Разговор был окончен. Больше я просто не выдержу — не могу это пропустить через себя. Все превращается в порочный круг. Я не могу ему рассказать всей правды, а когда начинаю говорить, то все идет наперекосяк. Совершенно не по плану. Здесь всем командует он, а я лишь ведомый элемент в этом танце. В этом чертовом и пошлом танго с известным финалом.
Он мной овладеет, даже если на пути будут стены, решетки, оружие, полиция. Этого зверя ничего не остановит. А слушать он меня не собирается. Только говорит, что трахнет. Это все, о чем мы беседуем. Он меня хочет. И, скорее всего, получит.
Вопрос ближайшего времени.
И вот телефон опять звонит. Опять разрывается. А я стою и смотрю на этот ненавистный мне предмет — хочется взять и вышвырнуть его в окно.
Я сорвала трубку с насиженного места. Хотела сразу же положить ее обратно, чтобы пресечь разговор. Но все же набралась немного смелости и крикнула:
— Отцепись от меня! Умоляю! Больше никогда сюда не звони! Забудь этот номер! Я не разрешаю тебе звонить мне!
Собиралась бросить трубку, но услышала вдруг голос. И он принадлежал не Марсу. Он был женским.
— Камилла? Это вы?
Я замерла в оцепенении. Не могла понять, кто это звонит. Была почти уверена, что говорю со своим сталкером, а на деле же грубила посторонним.
— К-кто это?
— Это Дороти, — последовал ответ.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Дороти?
Я была обескуражена. Ведь наорала на обычную женщину. Ту самую, которой отказала. Она просила меня помочь ее сыну, а я отказалась что-либо делать.
Сомневалась, чувствовала, как грызет совесть. Меня тянуло к этой истории. И вот она звонит опять, в такой странный вечер.
— Простите, что звоню так поздно…
— Откуда вы знаете этот номер?
— Но ведь вы его сами мне дали.
— Точно… — терла я устало переносицу. — Я была немного не в себе, простите. Я забыла, что давала вам свой номер.
— Вы говорили, чтобы я звонила в любое время, если что-то произойдет с моим сыном. С моим Робби…
— А что-то произошло? — спросила я с опаской.
И мои опасения подтвердились.
— Произошло, — ответила женщина. — Мне очень нужна ваша помощь. Прямо сейчас. Умоляю.
В ту секунду мне самой нужна была помощь.
Помогать незнакомым людям — как мне это сделать? Просто выслушать ее, дать совет? Дороти столкнулась с тем же, что и моя мама. Кое с чем непонятным, ненормальным. Ее сын был необычным мальчиком, а это нужно научиться принимать. Не мечтать все изменить, сделать ребенка "обычным", чтобы никто не задавал вопросов, а именно принять человека таким, каков он есть. И полюбить.
Для этого нужна прочная эмоциональная связь. Она возникает только в паре с любящими тебя людьми. С родственными душами. А это не всегда возможно — отыскать такого человека… который готов любить в тебе все странности. Даже если иногда они пугают.
— Хорошо, я вас слушаю. Что произошло?
— Произошло то, что мой сын — он говорит порой жуткие вещи.
— Жуткие вещи? — повторила я. — Вы бы не могли мне рассказать, привести какой-то пример…
— Робби говорит, что видит будущее. Я вам уже об этом рассказывала.
— Да, я помню. И я вам сказала, что это могут быть обычные детские выдумки.
Дороти взяла небольшую паузу. Видимо, не знала, рассказывать мне или нет. Я слышала в ее голосе сомнение — мать необычного ребенка сомневалась, стоит ли нам углубляться в проблему, если я настроена скептически.
Но затем она взяла себя в руки и сказала следующее:
— Сначала Робби был обычным, ничего странного и пугающего. Просто тихий застенчивый мальчик. Мы с мужем его любили так же сильно, как и всех остальных.
— У вас много детей?
— Да, Камилла, много. Мы любим детей, любим воспитывать малышей, уделять им все свое внимание. Мы живем детьми, понимаете? Вам знакомо это чувство? Вы ведь женщина…
Я разомкнула губы, чтобы ответить. Но подходящих слов не нашлось. Может, я и женщина, но детей у меня нет. Мне незнакомо то чувство, о котором говорила Дороти. Я могу лишь догадываться, как это — иметь ребенка, заботиться о нем, переживать за него, пытаться ему помочь. Беспокоиться, если с ним что-то не так.
— Уверена, у вас хорошая семья. Вам очень повезло, что муж положительно настроен на детей.
— Мой муж просто золото. Это правда. Мы с ним прожили в браке уже двадцать лет, часть наших детей уже стала взрослыми. Они закончили школу, пошли в колледж. Я уже стала бабушкой, дочь родила мне внучку. Но… с Робби что-то явно не так. Он не такой, как все. И остальных наших детей это пугает. Мы боимся, что однажды он сделает что-то плохое. Что-то неправильное.
— Он уже делал что-то подобное? Ваш младший сын причиняет вред своим братьям и сестрам?
— Нет, — ответила Дороти. — Нет, все не так буквально… Но они его боятся.
— Боятся Робби?
— Да, боятся Робби.
— Почему? — слушала я внимательно.
Мне было жаль этого мальчика. Жаль его семью. Они не знают, что поделать. Сверстники боятся, ведут себя агрессивно. Так бывает всегда, если ты хоть чем-то отличаешься.
— Как-то раз Робби сказал мне, что наш пес умрет. Ему исполнилось четыре, он просто ужинал, сидел за кухонным столом и смотрел мультик. А затем повернулся ко мне и сказал: "Наш Банни умрет".
