Трихинозий. Подожди, посмотришь, как она действует. На ней-то и прилетает Зевс. У меня большие виды на эту штуку. Софокл уже заказал одну. Еврипид просит две.
Автор. Но это меняет весь смысл пьесы.
Трихинозий. Молчи, пока не видал. Бурситий, надевай-ка доспехи. Полетаем.
Бурситий. Я?
Трихинозий. А что?
Бурситий. Я боюсь.
Трихинозий. Шутит… Вперед, идиот, спугнешь клиента. Он сейчас. Ха-ха.
Бурситий. Но я боюсь высоты.
Трихинозий. Залезай давай! Живее. Пошли. Не забудь костюм Зевса. Пожалуйста, все приготовились к презентации.
Уходят. Бурситий — протестуя.
Бурситий. Мне надо позвонить в страховую!
Автор. Значит, по-твоему, в конце появляется бог и всех спасает?
Актер. Мне нравится. И зрители не зря деньги потратят. Дорис. Он прав. Голливудский рецепт.
Автор (выйдя на середину сцены — с пафосом). Но если бог спасает всех, то, выходит, человек не несет ответственности за свои поступки!
Актер. И ты удивляешься, что тебя перестали звать на вечеринки?
Дорис. Но без бога все лишено смысла. Жизнь лишена смысла. Мы лишены смысла.
Мертвая тишина.
Ой, как захотелось прилечь!
Автор. Потом. Я не настроен.
Дорис. Правда, что ли? (В зал.) Никто не хочет со мной?
Актер. Прекрати! (В зал.) Спокойно, она шутит. Автор. Я убит.
Актер. Почему?
Автор. Я не знаю, верю ли я в бога.
Дорис (в зал). Я серьезно.
Актер. Если бога нет — кто создал мир?
Автор. Не знаю, не знаю.
Актер. Что значит «не знаю»? А когда ты узнаешь? Дорис. Ну правда, кто-нибудь идет со мной спать? Мужчина (встает в зале). Я пересплю с девушкой, если никто не хочет.
Дорис. По-честному, сэр?
Мужчина. Да вы что? Посмотрите, какая девушка! Неужели тут нет ни одного нормального мужика? А? Опять сплошные нью-йоркские голубые очкастые еврейские левачки?
Из-за кулисы выходит Лоренцо Миллер; одет современно.
Лоренцо. Сядь на место. Ты понял, нет?
Мужчина. Ладно, все нормально.
Автор. Кто вы такой?
Лоренцо. Лоренцо Миллер. Я сочинил этих зрителей. Я драматург.
Автор. Что вы имеете в виду?
Лоренцо. Я написал: зрители из Бруклина, Манхэттена и Лонг-Айленда заполняют зал и смотрят спектакль. Поэтому они здесь.
Дорис (указывая на зрителей). Значит, они тоже ненастоящие?
Лоренцо кивает.
И не могут делать, что им захочется?
Лоренцо. Считаю, что могут, но всегда делают, что полагается.
Женщина (внезапно поднимается в зале; она возмущена). Это я ненастоящая?!
Лоренцо. Мне весьма жаль, мадам, — вы тоже. Женщина. Но у меня есть сын, он на экономическом учится в Гарварде!
Лоренцо. Я выдумал вашего сына. Он ненастоящий. Мало того, он голубой.
Мужчина. Сейчас я тебе покажу, какой я ненастоящий. Я ухожу из этого балагана, и попробуйте не вернуть мне за билет! Что за идиотизм?! Это что, называется спектакль? В кои-то веки выбираешься в театр, хочешь посмотреть какую-нибудь пьеску, чтоб было начало, середина, конец. А не это дерьмо! Счастливо оставаться. (С яростью пробирается между рядами к выходу.)
Лоренцо (зрителям). Ну? Какой тип? Настоящий зверюга получился. Но, правда, позже раскается и покончит самоубийством.
Выстрел.
Позже!
Мужчина (возвращается в зал с дымящимся пистолетом в руке). Прошу прощения, я что, поторопился, да?
Лоренцо. Все, ушел.
Мужчина. Я у Сарди. (Выходит.)
Лоренцо (спускается в зал, разговаривает с настоящими зрителями). Как вас зовут, представьтесь, пожалуйста. Ага.
Импровизация на основании ответов зрителей.
Откуда вы? (Зрителям.) Ничего, да? Колоссальный тип. Надо только напомнить, чтобы наконец нашли другой костюм. Вот эта женщина позже уходит от мужа вон с тем парнем. Ну, конечно, кто бы мог подумать! О, видите того красавчика? В конце изнасилует эту даму.
Автор. Как мучительно быть ненастоящим! Мы так ограничены!
Лоренцо. Только способностями драматурга. Вас, к сожалению, сочинил Вуди Аллен. А если бы Шекспир?
Автор. Нет, не могу этого принять. Я свободный человек и не нуждаюсь в том, чтобы бог прилетал спасать мою пьесу. Я достаточно опытный драматург.
Дорис. Но ты же хочешь победить на Афинском театральном фестивале, правда?
Автор (неожиданно с пафосом). Да. Я хочу обрести бессмертие. Мне не хочется так просто умереть и быть забытым. Я хочу, чтобы мои творения надолго пережили мою бренную оболочку. Я хочу, чтобы грядущие поколения знали, что я жил на свете! Я не согласен на роль бессмысленной былинки, которую вечность уносит на своих волнах. Спасибо за внимание, дамы и господа; позвольте мне принять эту премию «Тони» и поблагодарить жюри…
Дорис. Мне все равно, кто там что говорит, — я настоящая.
Лоренцо. Не совсем.
Дорис. Я мыслю, следовательно, я существую. Даже лучше сказать — я чувствую. Я испытываю оргазм.
Лоренцо. В самом деле?
Дорис. Каждый раз.
Лоренцо. Правда?
Дорис. Очень часто.
Лоренцо. Да?
Дорис. Конечно. Как правило.
Лоренцо. Неужели?
Дорис. По крайней мере, через раз.
Лоренцо. Да ладно.
Дорис. По-честному! С определенным типом мужчин.
Лоренцо. Не верю.
Дорис. И необязательно обычным способом. Мне важно, чтоб у мужчины был хорошо подвешен язык.
Лоренцо. Так-так!
Дорис. Естественно, бывает, и притворяюсь. Бывает. Просто чтоб не обидеть.
Лоренцо. Скажите, вы когда-нибудь испытывали оргазм?
Дорис. Не совсем. Нет.
Лоренцо. Потому что все мы — ненастоящие.
Автор. Но если мы ненастоящие, то не можем и умереть.
Лоренцо. Не можем. Только если драматург решит нас убить.
Автор. Зачем?
Входит Бланш Дюбуа.
Бланш. Затем, милый, чтобы удовлетворить свое, «чувство прекрасного», как они выражаются.
Все обернулись к ней.
Автор. Кто вы такая?
Бланш. Бланш Дюбуа. Что примерно значит «лесная Беляночка». Не вставайте, умоляю, я просто шла мимо.
Дорис. Что вы здесь делаете?
Бланш. Ищу убежище. Да-да, в этом старом театре. Я невольно подслушала ваш разговор. Если можно, чуть-чуть бурбона с кока-колой.
Появляется Актер. Мы и не заметили, когда он улизнул со сцены.
Актер. «Севен Ап» сойдет?
Автор. Где тебя носит?
Актер. Сходил в душ.
Автор. Посреди пьесы?
Актер. Какой пьесы? (Бланш.) Слушай, объясни ему, как мы зависим от автора.
Бланш. Увы, это правда. И это так чудовищно. Потому я и сбежала из моей пьесы. Я вырвалась. Нет-нет, не отрицаю, мистер Теннесси Уильямс — великий драматург, но, милый, он забросил меня в пучину какого-то ночного кошмара. Последнее, что я запомнила, — как меня волокли два типа, а третий держал наготове смирительную рубашку. Как только мы вышли от Ковальского, я вырвалась и убежала. Я ищу другую пьесу, пьесу, в которой бог существует… где я могла бы наконец передохнуть. Так что не откажитесь включить меня в список действующих лиц, и пускай Зевс, вечно юный и прекрасный Зевс, торжествует и мечет громы и молнии.
Автор (Актеру). В душ ходил, говоришь?
Трихинозий (входит). Мы можем показывать.
Бланш. Уже? Потрясающе!
Трихинозий (за сцену). Готовы? Отлично. Итак, последняя сцена. Рабу ничего не светит. Исчерпаны все средства. И тогда он возносит мольбу. Давай.
Актер. О Зевс, всемогущий владыка! Мы жалкие и беспомощные смертные. Молю, яви свою милость и перемени нашу участь.
Ничего не происходит.
Э… великий Зевс…
Трихинозий. Поехали, ребята! Ради бога!
