Родители Генри здорово переволновались из-за сломанного ребра, но потом вместе с директором школы сочли, что ребро, скорее всего, пострадало на турнире, и, как сказал Генри, оно и к лучшему.
Сенсей Петел хотел поговорить с пойми родителями, когда узнал от нас о драке. Но все свелось к тому, что я принес записку, якобы от отца, гласящую, что:
«Грифф обсудил с нами произошедшее, и я смог оценить пример, который вы ему подаете. Меня волнует инцидент, но думаю, что это куда менее серьезно, чем ущерб, который нынче причиняют футбольные фанаты. Тем более, что Грифф извлек свой урок».
Я набрал это письмо в компьютерном зале Кинко в Сан-Диего, подписав его левой рукой, как и все предыдущие бумаги.
Прочитав, сенсей Петел спросил:
– Каков же твой урок?
– Никогда не поворачивайся спиной.
– Ну и детки пошли! – отреагировал он, но поправлять меня не стал. Только поинтересовался, почему мой отец никогда не приходит на занятия и не присутствует на матчах и тестах, как другие родители.
– Занят очень. Правда.
В декабре Генри уехал на каникулы в Оман, а через неделю закрылся класс карате. В тот год в Лондоне было холодно, то есть шел снег и все такое, так что я отправился на юг, к отдаленной бухте Чакакуаль. Я пригласил с собой Консуэло и Сэма, и мы поплыли на лодке к рыбачьему поселку Сан-Августин чуть западнее Ла Крусеситы. Он находился в девяти милях от семейного гнезда – если брать расстояние с высоты птичьего полета, по земле же оно увеличивалось до тридцати. Там была компания, обеспечивавшая транспортное сообщение с аэропортом, откуда можно было сесть на автобус до города.
Было решено, что встречусь с ними через неделю на том же месте, при благоприятных погодных условиях. Приняли такой план.
Я вернулся в море и поплыл к востоку, огибая берет; мимо Чокакуаль, мимо маленькой рыбацкой деревушки Байя Матвей, и, хорошенько изучив линию берега с помощью моего морского бинокля, вошел в бухту Сайта Крус на закате. Там на волнах болталась дюжина надувных лодок, привязанных к пирсу. Я поставил мачту, прежде чем пробираться между ними – нужно было привязать мою лодку за пирсом, где было мало места для швартовки, но зато очень удобно опустить трап.
Я привязал лодку и взял с собой бинокль.
Мне вдруг жутко захотелось увидеть Алехандру.
Битый час я поднимался по холмам над Ла Крусеситой. Я бы справился и за полчаса, если бы не необходимость избегать машин и людей, ведь слишком многие здесь знали меня в лицо.
Я немного изменился. Прошло почти три года с тех пор, как я покинул эти места, я вырос. На мне была бейсболка и светлая куртка с поднятым воротником. Погода стояла ветреная и достаточно холодная. Береговой ветер хорош для плавания на лодке – ровная вода, бриз – но на земле он сотрясал деревья, а звуки были такие, будто вокруг лютуют враги.
Дом горел огнями в честь фиесты, в открытой части двора пылал огонь, вся площадка подсвечивалась фонариками. Я слышал музыку, и мои ноздри дразнил фантастический запах еды.
В животе заурчало. Я был готов съесть сейчас даже кузнечика.
Подошел поближе, пробираясь сквозь кустарник, затем, когда взобрался на старое дерево, толстый ствол которого был для меня щитом, а с помощью бинокля мне было видно почти все.
Во внутреннем дворе находились Консуэло, Сэм, мать Консуэло сеньора Монхаррас-и-Ромера, и мать Алехандры сеньора Монхаррас-и-Лосада. Затем я увидел Родриго с девушкой, за которой он бегал пару лет назад, а вот наконец из дома вышла Алехандра с тележкой, уставленной едой, за ней – кузина Марианна, с точно такой же.
На мгновение я затаил дыхание. Алехандра была красива, как и прежде.
И в полном порядке.
Мне передавали через Консуэло, что у нее все хорошо, но меня мучили какие-то сомнения, и сейчас я почему-то чуть не всхлипнул. С минуту я усиленно моргал, справляясь с непрошенными слезами, затем зрение вновь пришло в норму.
Все больше машин и людей месили грязь вверх по дороге, а праздник все разрастался, по мере того как прибывал народ и увеличивалось число родственников. Многих я узнавал, хотя вспомнить имена стоило большого труда. Среди них обнаружился мужчина с едой на вынос из ресторана «Саборде Уатулько» – пакет я узнал бы, даже не признав того, кто его несет.
Родриго поприветствовал его как старого родственника, и я подумал, наверное, так и есть, но тут Родриго подвел его к остальным и представил Сэму и Консуэло. Я увидел, как Сэм сощурил глаза, правда, руку протянул и улыбнулся, а Консуэло была просто вежлива, хотя я-то знал, с какой теплотой она встречала даже абсолютно незнакомых людей.
Готов поспорить, это был новый посыльный из отеля «Вилья бланка» – тот, что следил за домом Алехандры, пока она отсутствовала.
Мне хотелось врезать ему, как я врезал Уиксу в Бирмингеме. Или прыгнуть с ним на Ислу ла Монтосу. Или на то поле с быком в Оксфордшире.
Это было бы очень, очень здорово.
Но убей я его, это лишь привлекло бы их сюда снова, вооруженных, и они могли захватить Алехандру, или Сэма, или Консуэло. Или всех сразу.
От ветки, на которой я сидел, отвалился сук, и я чуть не рухнул вниз, выронив из рук бинокль.
Я вернулся пешком в Санта-Крус и рискнул купить еду в одном из туристических заведений, говоря только по-английски. К тому времени, как я завершил свою трапезу, поднялась полная луна, и мне было несложно добраться до бухты Чокакуаль. Было уже за полночь, когда я прибыл туда и прыгнул в свою Нору.
На следующей неделе они не приехали на встречу. Я нашел телефон-автомат и позвонил, как было договорено, попросив сеньору Консуэло. Она какое-то время не подходила, и я уже решил, что произошло что-то ужасное, но тут она взяла трубку.
– Алло!
– Привет, тетушка! Хочешь, завтра свожу тебя на пляж?
Я не знал, прослушивают ли разговоры. У Консуэло было несколько племянников, так что слово «тетя» могло сбить их с толку. Во всяком случае, хотя бы на время. И потом, она любила загорать на пляже, или гулять вдоль кромки моря.
– Не могу на пляж. Мы завтра уезжаем.
Значит, за ними следили. Эти ублюдки могли проверить авиарейсы и не обнаружить там Сэма и Консуэло. В любом случае, они собирались лететь домой, чтобы не рисковать и не встречаться со мной снова. Не в Оахаке.
– Жалко. Счастливо тебе, с богом!
– Береги себя.
– И ты тоже, тетя.
Да, нам всем следовало быть осторожными.
Генри вернулся с каникул и привез мне маленькую деревянную лошадку, вставшую на дыбы, в шесть ярдов в высоту.
– С Рождеством и все такое. Это оливковое дерево. Просто не знал, чего бы тебе хотелось.
Я был тронут, но, конечно, не мог этого показать.
– Спасибо. Не стоило. У меня тоже есть кое-что для тебя, но оно осталось в Норе. Принесу на занятия в четверг.
Я ходил туда почти каждый день, а Генри – только по вторникам и четвергам, еще иногда по субботам.
На самом деле у меня ничего для него не было. Я купил кое-что для Сэма и Консуэло, для Алехандры (переслал по почте на имя Консуэло), а вообще это время года угнетало меня, и я старался избегать толп людей в магазинах, украшений и песен.
В основном я скрывался в Таиланде.
В Пхукете я делал то же, что и в Уатулько – прыгал в какое-нибудь отдаленное место, в данном слу. чае – на маленький остров Ко Бон возле Равай Курортная компания в Пхукете считала его своей собственностью, но я проводил время на южной оконечности, вдали от гостиниц с роскошными холлами и номерами для новобрачных (хотя разок наблюдал, как в море плавала одна пара, голышом). Вот и сейчас я спустил лодку на воду и полчаса рулил до Чалонги, подальше от курортного берега…
Я привез Генри голову улыбчивого тайского Будды, вырезанную из дождевого дерева, с золотым листком на этой штуке, отвисшими мочками и прикрытыми глазами. Именно из-за необычной улыбки я его и купил. Она у него была даже почти веселая.
Он удивленно моргнул, когда открыл свой подарок.
– Очень здорово. Как ты узнал?
– Узнал о чем?
– У меня в комнате есть рака. Я не совсем буддист, но таким образом избегаю посещения церкви по воскресеньям.
– Ах ты чертов святоша! – Я засмеялся.
Он пожал плечами и улыбнулся.
– На самом деле никто не обязан сидеть на этих дурацких скамейках и слушать эти дурацкие псалмы, правда же? Я слишком костлявый для этого.
Я покачал головой. Мы уже съели наш традиционный десерт, но на прогулку идти не хотелось, и мы как будто приросли к угловому столику «Эспрессо бара»: на улице шел снег с дождем.
Он открыл свой рюкзак, чтобы положить фигурку Будды, вытащил какую-то книгу, чтобы освободить место, и я решил ее пролистать.
– О, боже! Экспоненты и полиномиалы! Жуткие были две недели, съели мне весь мозг.
– Что? Были? Ты это уже прошел? Я же сам в продвинутой группе по математике!
