слышать от тебя комплименты… – чувствуя смятение, усмехнулась я.
– Почему же? Мне кажется, ты заслуживаешь комплиментов, как никто другой, – подмигнул мне он.
Что касается разговоров за столом, то здесь я будто проглотила язык. Нет, никогда я не умела красиво говорить! Видимо, поэтому так и не выбилась никуда в своей профессии.
Ян же, наоборот, являлся блистательным оратором. Он почти не притронулся к вину, но, как и все адвокаты, являлся мастерским рассказчиком. Чего он только не рассказывал! О Москве, о тонкостях своей практики, о громких процессах…
Мы утонули в приятной музыке и осенней атмосфере ресторана. Деревья за окном уже успели потерять почти все свои листья, но все равно смотрелись прекрасно. Я не умела красиво говорить, но слушала Бисарова с восторгом. Даже не заметила, как пролетели два часа за одним столиком.
Принесли кофе и десерт, и я очнулась. Стряхнув с себя очарование, которым успел окутать меня Ян, я украдкой посматривала на часы – время утекало, а мне так не хотелось, чтобы наше короткое свидание закончилось! Мне катастрофически не хватило этих двух часов рядом с ним… Хотелось выпить еще вина, полюбоваться видом из окна, послушать его рассказы, млеть от того, как сверкает огонь в его карих глазах, снова ощутить прикосновение его сильных рук к моей талии…
Почувствовала, как он накрыл мою руку своей, и подняла глаза. По коже ворохом разлетелись приятные мурашки, лишая способности к логическому мышлению.
– Ты смотришь на часы, потому что волнуешься? – перехватил мой взгляд Ян.
Я кивнула:
– Переживаю за дочку. Она так плохо адаптируется к садику! Еще сестра уехала, я всю неделю одна… А Танюша привыкла, что мы с Соней всегда вдвоем.
– Давай я оплачу счет и отвезу тебя за дочкой? Ты ведь так и не починила машину?
– Не успела. Завтра прилетает сестра, станет немного свободнее, вот и займусь ею на досуге. Главное – пережить завтрашний банкет в «Золотом Дворике».
Ян подозвал официанта и усмехнулся.
– Переживешь, я уверен.
Быстро оплатив картой заказ, он всунул в тубу несколько небольших купюр чаевых и первым поднялся из-за стола. Принес мою шубу, бережно накинул ее мне на плечи и только после этого занялся своей дубленкой.
На душе стало тепло от его галантных ухаживаний, и у выхода я с удовольствием взяла его под руку.
Мы подошли к его машине, и Ян впустил меня внутрь.
– Нина, а как получилось, что ты осталась одна с ребенком? Неужели со стороны биологического отца нет родственников? – усаживаясь на водительское сиденье, поинтересовался он.
Я пожала плечами.
– Ее отец сразу дал понять, что, если я рискну сохранить ей жизнь, он ее не признает. Он настаивал на аборте. Мне было очень страшно остаться один на один со своей беременностью. А еще в тот период погибла моя мама, и если бы не сестра, не знаю, что бы со мной было…
– Мужчины очень пугаются незапланированных детей. Неужели ее отец не пытался связаться с тобой уже после рождения малышки?
Я растерялась. Как же мне не нравилось его пристальное внимание к этому вопросу!
– Таня – только моя ответственность. Моя и Сони. Мы сохранили ей жизнь не для того, чтобы потом униженно просить родственников по линии биологического отца о родстве!
Ян виновато взглянул на меня.
– Извини меня за излишнюю дотошность. Просто… со вчерашнего дня твоя девочка не идет у меня из головы. Вы обе не идете. Вчера вечером рядом с вами я снова почувствовал себя живым, Нина. Мой брак был не ранним, я очень ждал своего собственного ребенка. Я любил свою жену. Их смерть надолго выбила почву у меня из-под ног. А теперь я знаю, что у меня все может сложиться иначе. Не важно, что девочка не моя, понимаешь?
Ян накрыл мою руку своей и крепко сжал. Его глаза ловили ответ в моих глазах с жадной надеждой.
Я напряженно сглотнула. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Тепло его ладони, такое желанное, разливалось под кожей, а в голове крутилась мысль о том, что о настоящем отце Танюши лучше умалчивать. Как бы ни сложилась жизнь дальше, здесь и сейчас мы с Яном имеем право на свое личное счастье. Ни к чему ворошить остывший пепел.
– Нет у нас с ней никого, – тихо произнесла я.
От его близости, от терпкого запаха его кожи и мужских духов я почему-то задрожала. Глаза растерянно скользили по его правильным чертам лица, по четкой линии губ, и мне отчего-то не хватало воздуха.
Наши взгляды столкнулись, и меня опалило жаром. Его губы, такие желанные, вдруг оказались так близко! В следующий миг поцелуй полыхнул по губам огнем, и я закрыла глаза.
Ян больше не сдерживался. Его губы обрушились на мои. Они терзали, мяли, требовали, подчиняли, и я сдавалась.
Его язык дерзко скользил по моим губам и жадно врывался в рот. Руки неистово ласкали. Они забирались под шубу, обжигали прикосновениями, а я плавилась от этих горько-сладких поцелуев и ласк. Перед глазами все плыло. Тело пронизывала сладкая истома. Я обвивала руками крепкую шею Яна, запускала тонкие пальцы в его черные волосы, и пылала, окончательно потеряв способность мыслить.
Осветив парк, в окна джипа полыхнуло ржавое ноябрьское солнце. Полыхнуло всего на мгновение, ослепило нас отражением в зеркалах и через пару секунд угасло, уступив место ночи.
– Пора, – хрипло шепнул мне в губы Бисаров и с сожалением отстранился.
Я уставилась в окно, на старинные уличные фонари, которые зажигались один за другим и освещали красивый парк. Мои губы горели от поцелуя Яна. Все тело ныло. Оно тянулось к нему, желая еще и еще, и мне было сложно погасить это пламя.
Ян повернул ключ в зажигании, и вскоре его джип сорвался с места, разметая остатки осенних листьев в полумраке ноября.
Глава 11
Я снова бежала по освещенной дорожке к входу в детский сад.
Когда я вошла в группу, Танюша снова сидела на лавочке в углу. Она была полностью одета.
– Мама! Мама пришла! – радостно воскликнула она и соскользнула с лавки.
– Ты со скольки здесь сидишь?! – обомлела я.
– Мама Соня когда приедет? – проигнорировала мой вопрос дочка.
– В воскресенье.
Я нахмурилась и пошла в группу, выяснять вопрос, почему мой ребенок сидит в раздевалке в верхней одежде.
Нянечка развела руками:
– Извините, ваша девочка не поддается никакому влиянию! И одевается сама, да так быстро! Пятилетки так не одеваются, как она! Три годика, и такой шустрик! А отнять одежду невозможно. У
