Не хотела бы она себе такой же судьбы. Ни одному мужчине не сбить ее с пути, даже Лоренсу О'Мэлли. Хотя если начистоту, то приходится признать, что с Лоренсом игра довольно опасна. Что-то между ними определенно происходит, какая-то искра проскакивает, заставляя ее позабыть все на свете, включая даже Роберта. Вот это ловушка! Если Лоренс обрел власть над ее физическими желаниями, ее мыслями и душой, то не слишком ли опасно это чувство, не любовь ли это?
Ну разумеется, нет. Он не скрывал, что хотел затащить ее в постель, и чему тут удивляться? Жизненный опыт научил ее, что люди его положения считают художников всего лишь игрушкой. Очень многие из ее предшественников проторили дорожку к так называемой свободной любви и стали скандально известны своими похождениями. И хотя сейчас свобода нравов проникла почти во все слои общества, все же на всех представителях творческих профессий осталось пятно распутства.
Эшли в задумчивости нахмурилась, прополоскала кисть в скипидаре и снова закрыла портрет Лоренса. Один раз она оставила картину незакрытой, и с кровати ей были видны очертания его лица. Какая-то сила заставила ее встать и повернуть полотно к стене. Она явно превзошла саму себя: ей удалось мастерски передать красноречивый зов зеленовато-карих глаз, гордую посадку головы, очертания чувственных губ…
Эшли прошла к балкону, чтобы отдернуть тонкие занавески, как вдруг кто-то постучал в стекло. Она испуганно отступила и затаила дыхание. Балконные двери бесшумно раздвинулись, и вошел Лоренс.
— Что вы здесь делаете?! — В ней поднялись гнев, негодование и в то же время какое-то волнующее, почти радостное смятение. Она даже позабыла, что стоит в одном лишь коротком незастегнутом халатике поверх нижнего белья.
— Извините, я не хотел вас напугать, — тихо сказал Лоренс.
От его низкого голоса у нее по спине побежали мурашки.
— Я докуривал последнюю сигарету. И вдруг смотрю, у вас горит свет. Вот и решил зайти узнать, как продвигается работа.
Эшли нервно сглотнула и искоса поглядела на закрытый портрет на мольберте.
— Честно говоря, я не люблю показывать незавершенные картины. Непрофессионалу трудно разобраться в рабочих заготовках.
— Ребята говорят, что вы рисуете какие-то пейзажи. Из них уже есть законченные?
— Кое-какие да. Но еще не в рамах и не отделаны. — Тут она наконец запахнула халатик, придерживая полы руками.
Лоренс нетерпеливо зашагал по комнате, по-кошачьи неслышно и упруго, наполняя все вокруг своей энергией, тронул этюдник, банку с кистями, помял в руках один из тюбиков с краской.
— Окажите доверие моему воображению, Эшли, — со вздохом сказал он. — Я знаю, что художнику хочется представить картину на суд невежественного обывателя во всем блеске, но ведь это заказ и я в некоторой степени обязан следить за процессом.
— Я покажу вам портреты, как только сочту их готовыми. Что же касается пейзажей, то они принадлежат мне и не имеют отношения к договору.
Только что он стоял на другом конце комнаты — и вдруг очутился перед ней, да так близко, что тонкий запах его свежевыбритого лица и чистого мужского тела защекотал ей ноздри, отозвавшись в мозгу неистовыми сигналами тревоги.
— Эшли, каков же договор? Разве мы его обсуждали? А это касается нашего договора? — Он накрыл широкими ладонями кулачки, сжимавшие полы халата.
Она попятилась. Он рассмеялся.
— Послушайте, Лоренс, вы знаете, что… — Больше она ничего не успела сказать — он обвил ее руками, притянул к себе и запечатал рот поцелуем.
Ладони его словно бы исследовали ее тело, неторопливо, методично, не пытаясь сломить запоздалое сопротивление. Его влажный и сильный рот осторожно, но не ослабляя давления, ласкал края губ, а руки так же нежно гладили спину через ткань халата.
Его руки заскользили вниз по спине и обхватили крепкие прохладные ягодицы. У нее засосало под ложечкой от растущего щемящего напряжения, и в то же время по всему телу разлилось сладостное тепло истомы. Он крепко прижал ее к своей твердой как скала груди, но вместе с тем держал ее легко и нежно. У нее промелькнула спасительная мысль, что, возможно, удастся выскользнуть. Но когда он стал постепенно углублять поцелуй, было уже слишком поздно.
В поцелуе чувствовалось все страстное нетерпение мужского тела, что неумолимо нависало над ней, плавно покачиваясь в танце вожделения. Наконец он отнял губы и вскинул голову, а она все еще жаждала поцелуев. Он чуть отодвинул ее от себя и улыбаясь принялся любоваться спелой красотой ее фигуры. Его руки скинули с ее плеч легкий халатик и спустили бретельки лифчика. Узкая полоска белого сатина слетела на пол.
Он не трогал ее, а просто сузившимися до искристых темных щелочек глазами осматривал, лаская глазами ее длинную шею, ямочку у ключицы, золотистую бархатистую кожу двух полных полушарий. Его взгляд задержался на розовых конусах, увенчанных чудесными крохотными коронами, потом скользнул дальше, по плоскому животу, запнулся о резинку скромных белых трусиков…
— Лоренс… — начала было она, задыхаясь от волнения, но он приложил указательный палец к ее губам и продолжал свой увлекательный путь по линиям ее тела.
— Придется их снять, — пробормотал он, кивнув на последний клочок ткани, отделявший ее от полной наготы. — Признаться, контраст весьма соблазнительный: все равно что под дерюгой пилигрима обнаружить голливудскую звезду.
Эшли вся сжалась. Ее вдруг насторожил какой-то необычный тон в его голосе. Что в нем — страсть? Ночная расслабленность? Или… неужели просто насмешка?
— Что за игру вы ведете, Лоренс? А это эротическое созерцание… Что за извращение?
Он от души рассмеялся, хотя в смехе его слышались усталость и еще что-то необъяснимое.
— Эротическое созерцание, извращение? Нет, моя радость, просто топографическое исследование, вот и все. Помните, я сказал вам: у нас все лето впереди. Если что, я дам вам время привыкнуть к этой мысли. Ведь так или иначе мы оба знаем, чем дело кончится: или вы окажетесь в моей постели, или я в вашей.
На Эшли нахлынула волна гнева и разочарования, она резко отпрянула, схватила с пола халат и стала торопливо одеваться.
— Но я же вам сказала: вы мне безразличны! Как мне вас в этом убедить?
Лоренс насмешливо вскинул бровь.
— Просто продолжайте в том же духе, моя радость. Я не стану жаловаться. С того самого дня, как вы разделись, устроившись на берегу моего ручья, я искал случая рассмотреть вас получше. К сожалению, после такого дня, как этот, — не говоря уже о проигранном споре с невесткой, — я не в лучшей форме. Удовлетворимся пока достигнутым.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
