Купер потянулся к стакану с водой и сделал небольшой глоток. Я точно знала — он еще не закончил. Пауза была нужна ему ради пущего эффекта. Наверняка старый лис решил нас чем-то добить.
Купер аккуратно поставил стакан на край стола.
— Тем не менее, — произнес он, — она была на раннем сроке беременности.
Сказав это, он отвалился на спинку стула и стал ждать, как мы на это отреагируем.
— О Господи! — негромко воскликнул Сэм.
Фрэнк прислонился к доске и задумчиво присвистнул. О'Келли закатил глаза.
Этого нам только не хватало, подумала я и огляделась, куда бы присесть.
— Кто-нибудь из соседей упоминал об этом?
— Ни одна душа, — ответил Фрэнк, а Сэм покачал головой. — Наша героиня умела хранить свои секреты даже от самых близких друзей.
— А если она не догадывалась? — возразила я. — Вдруг у нее были нерегулярные месячные?
— Боже мой, Мэддокс, — ужаснулся О'Келли. — Прошу вас, оградите мои уши от таких подробностей. Просто сделайте пометку в отчете, если считаете нужным.
— А нельзя ли посредством ДНК-анализа установить личность отца? — спросил Сэм.
— Почему нельзя? Очень даже можно, — ответил Купер. — Но для этого требует образец биоматериала от такого предполагаемого отца. Эмбриону примерно четыре недели, он чуть меньше полусантиметра в длину и…
— Господи… — буркнул О'Келли. Купер ухмыльнулся. — Можете опустить эти детали. Скажите лучше, как она умерла.
Купер демонстративно выдержал паузу, давая понять, что не намерен безропотно подчиняться приказам О'Келли.
— В какой-то момент в среду вечером, — произнес он, решив, по всей видимости, что произвел необходимый эффект, — она получила удар ножом в правую часть грудной клетки. Скорее всего удар был нанесен спереди — точка удара и угол, под которым вошел нож, были бы невозможны, если бы его нанесли со стороны спины. Я обнаружил небольшие ссадины на обеих ладонях и одном колене, что дает основание предположить, что она один раз упала на твердую землю, однако никаких ран, какие можно было бы отнести на самооборону. Орудие ранения — лезвие длиной как минимум семь с половиной сантиметров, одностороннее, с заостренным концом, однако без каких-то специфических особенностей. В принципе это может быть любой нож — от крупного перочинного до остро заточенного кухонного. Лезвие вошло под ключицей на уровне восьмого ребра, снизу вверх, и задело легкое, что, в свою очередь, привело к пневмотораксу. Поясняю для неспециалистов. — Купер бросил многозначительный взгляд в сторону О'Келли. — Лезвие вырезало в легком что-то роде клапана, поэтому на вдохе воздух из легкого попадал в плевральное пространство, а на выдохе клапан закрывался и воздух оставался внутри плевры. Будь жертве оказана срочная медицинская помощь, ее можно было бы спасти. Но поскольку таковая оказана не была, воздух постепенно накапливался и начинал давить на органы грудной клетки. В конечном итоге приток крови к сердцу был перекрыт и она умерла.
На минуту воцарилось молчание — лишь было слышно, как гудят над головой лампы дневного света. Я представила себе, как она сидит одна, среди холодных полуразрушенных стен, над головой снуют ночные птицы, накрапывает дождь, и ее постепенно убивает собственное дыхание.
— И сколько это длилось? — спросил Фрэнк.
— Ну, это зависит от самых разных факторов, — ответил Купер. — После того как жертву ударили ножом, она пробежала какое-то расстояние, а значит, дышала чаще и глубже, что ускорило развитие пневмоторакса. Кроме того, лезвие оставило легкий надрез в одной из крупных вен в грудной клетке. Физическое усилие привело к тому, что легкий надрез превратился в разрыв, и постепенно развилось кровотечение, причем весьма значительное. По моим прикидкам, сознание она потеряла примерно через двадцать—тридцать минут после того, как ее ранили, а скончалась еще через десять—пятнадцать минут.
— Как далеко она могла уйти за полчаса? — спросил Сэм.
— Я не ясновидящий, — ответил Купер, хотя и незлобиво. — Адреналин способен творить с человеческим телом настоящие чудеса, и есть все свидетельства того, что жертва находилась в состоянии сильного эмоционального возбуждения. Наличие трупного спазма — в данном случае тот факт, что в момент смерти кисти сжались в кулаки и оставались в таком состоянии на протяжении всей стадии трупного окоченения, — обычно указывает на эмоциональный стресс. Если она пыталась спастись бегством — а я смею предположить, что так оно и было, — то миля-другая представляются вполне вероятными. В противном случае она могла бы свалиться и через несколько метров.
— Понятно, — произнес Сэм и, взяв с чьего-то стола маркер, начертил на карте окружность, внутри которой оказались и полуразрушенная хибарка, и деревня, и Уайтторн-Хаус, и несколько акров пустынных холмов. — Значит, непосредственное место преступления должно располагаться где-то здесь.
— А не слишком ли ей было больно, чтобы уйти так далеко? — спросила я.
Фрэнк тотчас бросил взгляд в мою сторону. У нас не принято спрашивать, мучилась ли жертва. Если, конечно, не имела места пытка, нам этого не положено знать. Потому что стоит проявить сочувствие, как прощай объективность, и тогда расследование идет насмарку, не говоря уже о том, что тебя самого потом будут преследовать кошмары. В общем, обычно мы говорим родственником, что жертва не мучилась.
— Попридержите воображение, детектив Мэддокс, — велел мне Купер. — Пневмоторакс — процедура почти безболезненная. Все, что она чувствовала, — это учащенное дыхание и сердцебиение. По мере нарастания шока кожа, по всей видимости, сделалась холодной и липкой, появилось легкое головокружение. Однако у нас нет никаких оснований предполагать, что она скончалась в жутких мучениях.
— А с какой силой был нанесен удар? — поинтересовался Сэм. — Могли его нанести любой, или это был кто-то сильный?
Купер вздохнул. Обычный вопрос: кто? Кто-то тощий и слабосильный? Женщина? Ребенок? Если ребенок, то какого возраста?
— Форма раны в поперечном сечении в сочетании с отсутствием кожной бахромы в точке удара дает основание полагать, что удар был нанесен лезвием с довольно острым концом. При этом ни кость, ни хрящ не были задеты. Если предположить стремительность нападения, я бы сказал, что удар мог нанести кто угодно: и крупный мужчина, и не очень крупная женщина, и даже подросток. Ну как, я ответил на вопрос?
Сэм промолчал.
— Время смерти? — спросил О'Келли.
— Между одиннадцатью и часом, — ответил Купер, рассматривая ногти. — Если не ошибаюсь, оно указано в моем предварительном отчете.
— Думаю, временной интервал можно слегка сузить, — произнес Сэм. Он снова взял в руки маркер и провел под чертой Фрэнка новую. — Дождь в этой округе начался примерно десять минут первого, так что по прикидкам наших экспертов — судя по тому, насколько промокла на ней одежда, — она находилась под дождем минут пятнадцать, от силы двадцать, из чего следует, что ее перенесли в сухое место примерно в половине первого. Причем к этому моменту она была уже мертва. Исходя из того, что нам только что сказал доктор Купер, можно сделать вывод, что удар был нанесен не позднее полуночи — возможно, чуть раньше. Я даже рискну утверждать, что сознание убитая потеряла еще до того, как начался дождь, иначе бы она сама перебралась под крышу. Если ее друзья говорят нам правду и она действительно ушла из дома живой и здоровой в половине двенадцатого, то мы имеем получасовой интервал, в течение которого жертва могла получить смертельный удар. Если они лгут или ошибаются, мы можем ограничить интервал одиннадцатью и двенадцатью часами.
— И это, — подвел итог Фрэнк, перебрасывая через стул ногу, — все, что мы имеем. Ни отпечатков подошв, ни кровавого следа — дождь сделал свое дело, — ни отпечатков пальцев того, кто прошелся по ее карманам и тщательно вытер все, что в них лежало. Под ногтями тоже ничего, согласно сведениям ребят из следственного отдела. Значит, она не пыталась дать убийце отпор. Наши парни сейчас заняты поисками малейших зацепок, но я сильно сомневаюсь, что они найдут что-то новое. Все волоски и ворсинки принадлежат или ей, или ее соседям по дому, так что как улики не проходят. Мы продолжаем прочесывать район преступления, но пока не нашли ни оружия убийства, ни места возможной засады, ни следов борьбы. Собственно говоря, все, что у нас есть, — это мертвая девушка.
— Замечательно! — съехидничал О'Келли. — Что и следовало ожидать. Признавайся, Мэддокс: ты что, медом намазана, что вся безнадега так и липнет к тебе?
— Я не участвую в расследовании этого дела, сэр, — напомнила я.
— Тогда почему ты здесь? Не просто же так? Ну, какие будут версии?
Сэм отложил маркер и поднял большой палец.
— Версия первая: случайное нападение. — В убойном отделе у народа привычка давать всему номера. О'Келли от этого просто тащится. — Она вышла прогуляться, и на нее кто-то напал — хотел отнять деньги, или изнасиловать, или просто потому, что руки чесались, пожелал на ком-то сорвать злость.
