Влад быстро понял, что этот человек никогда с ним не встречался, и мгновенно потерял к нему интерес.
Шестой номер. Не отвечает. Глухо.
Седьмой номер с пометкой: «Влад раб.». Его рабочий номер? Он сверился со своей новехонькой записной книжкой: телефон в списке его жены был другим.
Он снова позвонил детективу Кисанову: «Вы спрашивали, где я работал раньше? Вот номер, запишите…»
Но детектив ответил, что прежнее его место работы ему уже известно.
Скучно. Всем все известно, кроме него.
Он просмотрел оставшиеся телефоны в шпаргалке. Они были помечены женскими именами. Напороться на еще одну подругу жены, которая заявит ему, что он ничтожество? Только одно имя оставляло надежду, что за ним скрывается мужчина: Женя.
Нет, не повезло: ответила женщина.
– Будьте добры Женю…
– Это я.
– Женя?
– Да, я. Кто это?
Ладно. Раз уж он набрал номер… Влад объяснил все сначала: что амнезия, ничего не помнит, что и внешность не та, и голос не тот. Но он бы хотел, чтобы Женя рассказала ему, в каких она была отношениях с его женой – или с ним? – и вообще все, что она о нем знала.
Женя слушала молча. Так молча, что он забеспокоился: на линии ли она?
Она была на линии. Она внимала каждому его слову.
– Если вы говорите правду… Если это ты, Влад…
– Это я, Женя. Поверьте мне. Мне… Женя, мне очень хреново. Я ничего не помню, я потерял все ориентиры… Мне нужна помощь, Женя…
– Значит, ты теперь вдовец?
– Ну да, – растерялся Влад.
– И ты меня забыл?
– Извините, Женя, – это болезнь такая, амнезия… не обижайтесь…
– А откуда у твоей жены мой номер? Ты сказал, что звонишь по ее списку.
– А почему нет? Она не была вашей подругой?
– Нет, Влад. Я не была ее подругой. Я была твоей любовницей. Мы с тобой расстались год тому назад.
– Почему?
– По кочану, – отрезала Женя. – Поссорились. А твоя жена, выходит, обо мне знала?
– Теперь это вряд ли имеет значение, Женя… Мы можем встретиться? Поговорить?
– Хорошо… Давай завтра в нашем кафе, часиков в шесть.
– В каком кафе? Я не помню… Извините…
– Ну, ты даешь, Влад! – недоверчиво хмыкнула Женя.
– Клянусь…
– В «Ностальжи», на Чистых Прудах. В шесть, Влад, не забудь, а то ведь у тебя амнезия, – с издевкой проговорила она.
Она ему не поверила?
Женя не пришла в кафе. Напрасно Влад прождал ее, мусоля рюмку коньяку. Она не пришла.
В шпаргалке жены напротив Жениного имени – единственного из всех! – стоял адрес. И на следующий день он поехал. И думал по дороге о том, что адрес указан неспроста: видимо, Женя была и впрямь его любовницей, и Ленка прознала об этом. Откуда и адрес: жена за ним следила… Или наняла кого-то? Или звонила иногда Жене и безразлично спрашивала: «Мой муж у вас? Я сейчас за ним подъеду».
Что она чувствовала, его жена Лена, имевшая любовника (одного?) и жившая с ним, Владом, только ради денег, при мысли, что у него тоже есть любовница? Безразличие? Ревность? Страх, что он разведется и оставит ее без денег?
На его звонок в квартире зарыдала собака. Она скреблась в дверь. Ему стало физически плохо от этого: замутило. Затошнило. Собака была брошенной. Он не сомневался в этом.
И ему стало до одури жалко эту собаку. Она была такой же брошенной, как он. Его бросили все, даже память…
Он позвонил в соседские квартиры. Ничего интересного, кроме того, что собака «плачет» уже сутки, надоела хуже горькой редьки!
«И никто собаку не пожалел, – удивился он. – Хуже горькой редьки … Люди бесчувственны?
А он, он каким был раньше? Таким, как эти соседи? Или таким, как сейчас: когда в груди больно от собачьего плача?»
Он вышел на улицу и позвонил детективу.
– Что делать? – спросил он. – Я могу взломать дверь? Животное жалко…
– Не можете, – ответил детектив. – Ждите, я сейчас приеду.
Его долго не было, очень долго. Но Влад ждал. Да и то, куда ему торопиться? И потом, ему почему-то страшно хотелось забрать эту собаку. Он не знал, что это за псина, какой породы и масти, но какая разница? Она была так же одинока, как он. И куда бы ни задевалась ее хозяйка, он заберет собаку к себе. А когда хозяйка вернется, он животное вернет. Или… Ну, видно будет.
Алексей Кисанов появился в подъезде в сопровождении участкового.
– Вот, – кивнул он на дверь, у которой стоял Влад. – Нарушение общественного порядка. Издевательство над животными. Все соседи готовы написать жалобу.
Участковый послушал. Животное за дверью, заслышав голоса, с новой силой кинулось на дверь, отчаянно скуля.
– И чего делать-то? – хмуро спросил участковый.
– Как это «чего»? Дверь вскрывать, протокол составлять! – невозмутимо ответил детектив. – Постановление мэра Москвы знаете? О привлечении к ответственности за жестокое обращение с животными? А о нарушении общественного порядка в вечернее время? Вот и вскрывайте дверь!
Участковый, деревенский малый с конопушками на крестьянском лице, снял шапку, почесал темя, крякнул и распорядился вскрывать дверь. К чему слесарь, предусмотрительно отловленный Алексеем, и приступил.
Дверь вскрыли; псина бросилась лизать руки Владу: видать, узнала его…
Кис мигом, опередив участкового, обошел квартиру.
– Никого, – сказал он, появившись в коридоре, где участковый с любопытством изучал суку-добермана, завалившуюся на спину и подставившую брюшко Владу, который неуверенно гладил животное.
– Пес вас знает, – кивнул Кис. – У собаки даже воды в миске нет. Не говоря о еде, – это он адресовал уже участковому. – Жестокое обращение с животными ныне преследуется по закону! Составляйте протокол, мы подпишем как свидетели!
Влад нашел поводок и ошейник. Закончив формальности, они вышли в морозную ночь.
– Куда хозяйка могла подеваться, по-вашему? – спросил Влад.
Кис поежился.
– В гости позовете?
– Конечно, – засуетился Влад. – Только я на метро: машину ведь старую в лепешку… Вместе со всеми пассажирами… А новой вот не купил пока….
– Не страшно. Я на своей.
Влад вместе с сукой забрались в высокую «Ниву» – джип детектива, и вскоре темная морозная Москва поплыла за окнами.
* * *
…И Владька поймал ее в руки, и они легко полетели в черном пространстве, и она чувствовала, как холодный воздух остужает ее горящие, воспаленные глаза, успокаивает боль, убаюкивает…
Она прижалась головой к его груди, и он нес ее, нес, а она еще всхлипывала, и слезы еще текли. На этот раз, кажется, от счастья… Ей так хотелось ему пожаловаться на все, что произошло без него, пока она была одна, и пожурить его за то, что он ее бросил… Но ее голова мерно покачивалась на его плече, и покой, в который она погрузилась, был так велик и так сладостен, что ей не хотелось делать усилия и говорить…
Но Владька почему-то вдруг остановился и выпустил ее из рук. И потребовал, чтобы она открыла глаза.
– Люля, ты меня слышишь? Люля, проснись!
И почему-то стал чувствительно хлопать ее по щекам.
– Пожалуйста, проснись! Пожалуйста, прошу тебя…
И снова шлепок по щеке.
– Люля! Люда! Проснись, нужно проснуться, слышишь?
Это был не Владькин голос… Это был Артем!
Он что, тоже умер? – испугалась Люля.
…На нее наплыл гул. Переговаривались несколько мужчин. И громко, поперек гула, Артем:
– У кого-нибудь есть нашатырь?
– Да ты чо, откуда у нас? – почти над ее ухом раздался незнакомый мужской голос. – Вот «Скорая» приедет, так у них есть небось…
– Надо срочно привести ее в сознание, – тоже над ухом, только над другим, пробормотал Артем. И ее затрясли за плечи, затормошили: – Давай, Люля, давай, просыпайся!
…Свет был нестерпим. Глаза горели. Она тут же зажмурилась.
– Ну, наконец-то! – обрадовался Артем. – Ты не открывай глаза, не надо! Попробуй встать, я тебе помогу…
Странно, она жива. Странно… А как же Владька? Она ведь уже была с ним… И их снова разлучили!!!
– Осторожно, потихоньку… Вот так… Надо промыть глаза. Сейчас должна подъехать «Скорая», но пока хотя бы просто водой… Пойдем, моя хорошая, пойдем…
Он заставил ее набирать в горсть кипяченой воды и открывать глаза – сначала один, потом другой – в этой воде, и ей пришлось повторять это снова и снова, и втягивать воду в нос, и полоскать горло, и откашливаться…
Он ее замучил, совсем замучил. Она едва держалась на ногах. Но зато после этой долгой процедуры она сумела открыть глаза. Они были красными, воспаленными, но больше не слезились. Она даже увидела себя в зеркале…
Лучше бы не видела! Волосы, слипшиеся от бальзама и уже подсохшие, нос покраснел и распух, глаза тоже отекли – хороша же она!
– Спасибо, Артем… – Ей было неловко, что он видит ее такой. – Я приму душ, можно?
Артем подумал.
– Даже хорошо, я думаю. Горячий пар смягчит горло… Давай! – великодушно разрешил он.