Под обломками минарета мечети, разбомбленной царской артиллерией, погибла любимая невеста героя Дади-юрта Бахадара Мюстарга красавица Амаран Заза. С кинжалами в руках погибли, поднятые на штыки, неустрашимые девушки Дади Айбика и Айди Жансига. Озверевшие каратели не щадили ни женщин, ни детей.
Организатор уничтожения Дади-юрта генерал А. П. Ермолов писал в своих мемуарах (с. 88): «Большую часть дня продолжалось сражение самое упорное, и ни в одном доселе случае не имели мы столько значительной потери; ибо, кроме офицеров, простиралась оная убитыми и ранеными до двухсот человек (в Дади-юрте погибла четверть царского отряда. — Д. X.). Со стороны неприятеля все, бывшие с оружием,
истреблены, и число оных не могло быть менее четырехсот человек (имеются также в виду старики, женщины, подростки и дети. — Д. X.). Женщин и детей взято в плен до ста сорока (большей частью израненных. — Д. X.), которых солдаты из сожаления пощадили, как уже оставшихся без всякой защиты и просивших помилования (но гораздо большее число оных вырезано было, или в домах погибло от действий артиллерии и пожара). Солдатам досталась добыча довольно богатая... Большая же часть имущества погибла в пламени». В плен было взято также 14 тяжело раненных мужчин, находившихся в беспомощном состоянии.
Во время переправы пленных через Терек, не желая переносить надругательства в плену, погибли, хватая с собой конвоиров в бурную реку, 46 захваченных в Дади-юрте чеченских девушек. Впоследствии, проходя мимо брода, где погибли девушки, терские казаки, снимая шапки и делая крестное знамение, говорили: «Здесь погибли самые геройские чеченские девушки, царствие им небесное».
Среди пленников было два мальчика. Один шестилетний; другой, раненый, четырех лет, был подобран сердобольным русским солдатом из-под тела убитой матери. Вывезенные в Петербург, они стали знаменитыми людьми: блестящий российский офицер, талантливый наиб Шамиля, затем волей трагических обстоятельств снова майор царской армии Бота Шамурзаев и академик российской живописи, чьи знаменитые произведения на академических выставках (портреты Т. Грановского, Ф. Иноземцева, красавицы Алябьевой, герцога М. Лейхтенбергского) имели подпись «Захаров — чеченец из Дади-юрта».
Дади-юрт не был исключением в ряду карательных акций царских войск на Кавказе, эта участь постигла многие аулы и населенные пункты не только Чечни, но и Дагестана, Ингушетии, Кабарды и Адыгея. Изуверская жестокость военачальников на Кавказе поражала даже царя, до которого доходили слухи о «гениальном изобретении генерала Ермолова — походных виселицах, поставленных на телеги, на которых генерал вешал горцев и беглых русских солдат и казаков, скрывавшихся в горных аулах; о выставленных на валах крепостей отрезанных головах горцев, надетых на торчащие из земли пики; о забавах офицеров, снимавших скальпы с женщин или разбивавших головы грудных детей о стены; о продаже отрубленных голов горцев их родственникам и т. д.». Узнав об очередном набеге на мирную Чечню полковника Эристова, император Александр I особым рескриптом выразил генералу Ртищеву свое неудовольствие и «рекомендовал водворить спокойствие на Кавказской линии дружелюбием и ласковым снисхождением...» [Сергеенко, с. 160—162]. А когда после очередного уничтожения горского аула Ермолов направил победную реляцию с ходатайством о награждении особо отличившихся при уничтожении населения генерал-майора Власова и полковника Бековича-Черкасского, Александр I в письме от 29 сентября 1825 года наложил гневную резолюцию: «Истинная военная храбрость уважается и отличается только тогда, когда она употреблена против вооруженного неприятеля и соединена с тою необходимою воинскою дисциплиною, которая в минуты победы в состоянии пощадить побежденного и оставить всякое мщение над обезоруженными, над женами и детьми, столь нетерпимое в Российских победоносных войсках и помрачающее всякую славу победителей. С другой стороны, он теряет право на награду тем, что благоразумно начатое было окончено с совершенным истреблением более 3000 семейств, из коих, конечно, большая часть была женщин и детей...» [Записки, с. 192—193].
Л. Н. Толстой. «Хаджи - Мурат»
Об одном из набегов русских войск в чеченский аул
Аул, разоренный набегом, был тот самый, в котором Хаджи-Мурат, провел ночь перед выходом своим к русским.
Садо, у которого останавливался Хаджи-Мурат, уходил с семьей в горы, когда русские подходили к аулу. Вернувшись в свой аул, Садо нашел свою саклю разрушенной: крыша была провалена, и дверь и столбы галерейки сожжены, и внутренность огажена. Сын же его, тот красивый, с блестящими глазами мальчик, который восторженно смотрел на Хаджи-Мурата, был привезен мертвым к мечети на покрытой буркой лошади. Он был проткнут штыком в спину.
<...> Старик дед сидел у стены разваленной сакли и, строгая палочку, тупо смотрел перед собой. Он только что вернулся с своего пчельника. Бывшие там два стожка сена были сожжены; были поломаны и обожжены посаженные стариком и выхоженные абрикосовые и вишневые деревья и, главное, сожжены все ульи с пчелами. Вой женщин слышался во всех домах и на площади, куда были привезены еще два тела. Малые дети ревели вместе с матерями. Ревела и голодная скотина, которой нечего было дать. Взрослые дети не играли, а испуганными глазами смотрели на старших.
Фонтан был загажен, очевидно нарочно, так что воды нельзя было брать из него. Так же была загажена мечеть, и мулла с муталимами очищал ее.
Старики хозяева собрались на площади и, сидя на корточках, обсуждали свое положение. О ненависти к русским никто и не говорил. Чувство, которое испытывали все чеченцы от мала до велика, было сильнее ненависти. Это была не ненависть, а непризнание этих русских собак людьми и такое отвращение, гадливость и недоумение перед нелепой жестокостью этих существ, что желание истребления их, как желание истребления крыс, ядовитых пауков и волков, было таким же естественным чувством, как чувство самосохранения.
Литературные источники и документы
А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников. М., 1980.
Авалиани Л. Скошенная трава // Литературная Грузия. № 6. Тбилиси, 1971.
Государственный исторический архив Грузии. Тбилиси.
Давыдов Д. Сочинения. М., 1985
Движение горцев Северо-Восточного Кавказа в 20—50-е годы XIX века: Сб. документов. Махачкала, 1959.
Дзидзария Г. А. Ф. Ф. Торнау и его кавказские материалы XIX века. М., 1976.
Дубровин Н. Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. Т. 1. СПб., 1871.
Ермолов А. П. Письма. Махачкала, 1926.
Записки А. П. Ермолова, Ч. 2 (1816—1827). М., 1868.
Записки Н. Н. Муравьева-Карского. 1826 год // Русский архив. Кн.1. 1889.
Илли о завоевании Дади-Юрта // Нохчийн фольклор. Т. 1. Грозный, 1959.
Лаудаев У. Чеченское племя // Сборник сведений о кавказских горцах. Вып. 6. Тифлис, 1872.
О походе Петра В. в Дербент в 1722 г. и посольстве Волынского к шаху Гусейну. СПб., 1776.
Ортабаев В. X., Тотоев Ф. В. Еще раз о Кавказской войне: о ее социальных истоках и сущности // История СССР. 1968. № 4.
Переписка князя П. А Вяземского с А. И. Тургеневым 1820—1823 // Остафьевский архив князей Вяземских. СПб.: изд. графа С. Д. Шереметева, 1899.
Прозрителев Г. Н. Шейхъ Мансуръ. Ставрополь, 1912.
Пушкин А. С. Путешествие в Арзрум // Полн. собр. соч. Т. 8. М., 1941.
Радожицкий И. Т. Походные записки артеллериста в Азии с 1829 по 1831 год. М., 1835.
Сергеенко А. П. «Хаджи-Мурат» Льва Толстого. М., 1983.
Сулейманов А. С. Топонимия Чечено-Ингушетии: В 4 ч. Ч. 4. Грозный, 1985.
Терещенко А. Лжепророк Мансур // Сын Отечества. № 15. СПб., 1856.
Толстой Л. Н. Хаджи-Мурат // Собр. соч.: В 22 т. Т. 14. М., 1983.
Хан-Гирей. Записки о Черкесии. Нальчик, 1992.
ЦГИА. Санкт-Петербург.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Имам Шамиль[12]
Имам Шамиль... С детских лет и до глубокой старости для горца его имя — это имя-легенда, имя-сказание. Это символ героизма, свободолюбия Кавказа. Это рассказы отцов и дедов об отважных мужчинах, о бесстрашных женщинах, без колебания кидавшихся с кинжалами на царские штыки, без содрогания шедших на мученическую смерть за прекрасный миг свободы.
Это боль незаживающей, кровоточащей раны в священной памяти народов Кавказа.
Течет время. Но беспрестанно, как орел-палач, терзающий печень Прометея, прикованного к горам Кавказа, официальная конъюнктурная история продолжает терзать Шамиля, а вместе с ним и всю национально-освободительную войну горцев Кавказа против царизма, обливая грязью память о народных героях.