− Тебе не стоит принимать его речь во внимание, − ржал Дёгг.
Наконец сард успокоился и спросил у Костаса.
− Меня тоже пошлешь в задницу, если я предложу свою компанию?
− Компанию или братство? - переспросил Костас.
− Чтобы предлагать братство, мало бражничать в трактире. Надо кровь пролить в общем деле, свою и чужую. Замок ли защищая, купцов ли потроша, все одно в каком, но общем.
− Компания мне подходит, − согласился Костас.
− Тогда надо выпить, − предложил Дёгг, подмигнув.
Сард рассчитывал на угощение и не скрывал своего желания.
− Выпей, кто мешает, − разрешил Костас.
Дёгг рассмеялся вновь. Но уже не так громко и долго.
4.
Иллюстрис* Бриньяр кормил голубей. Приученные птицы довольно гукали, хлопали крыльями, бестолково суетились, безбоязненно лезли на руки клевать зерно. Бриньяр по-детски улыбался, подставлял ладони, испытывая нескрываемое удовольствие. Сегодня эгуменос* облачился в будничную одежду. Белую сутану с широкими рукавами, из-под которой выглядывали узкие манжеты шелковой рубашки. На голове биретта, белая, с алой шишечкой. Пепельные волосы Бриньяра аккуратно подстрижены. Брови густы и срослись в линию. Большой нос нависал над некрасивым ртом. Лицо слишком длинное. Растянутый разрез глаз выдавал в нем южанина. Глаза бесцветны и оттого кажутся вечно спокойными и мудрыми. Тот, кто знал эгуменоса достаточно хорошо, считали его опасным союзником. Те, кто враждовал с ним тайно или открыто, сходились во мнении, Местоблюститель Патриаршего Престола серьезный противник. Все его достоинства, как и, в равной степени, недостатки, подчинялись одной цели, торжеству Веры в империи! И если от одержанных побед, малая толика перепадала лично Бриньяру, он не отказывался. Все мы грешны. И властолюбие не самый худший из пороков.
− Лишний раз убеждаюсь, дорогая Кайрин, нет среди творений Создателя более благодарных, чем эти птицы, − умилялся эгуменос голубям.
Кайрин ди Смет терпеливо ожидала окончания ритуала кормления птиц. Оторвать от этого занятия эгуменоса было не возможно. Девушка справедливо сомневалась, что любовь к птицам проистекает от доброты Бриньяра, скорее из чувства могущества. Тому дать побольше, этого обделить, того прогнать, этих обласкать. Он точно так же относился к людям. Как к голубям. Правда, не считал их благодарными. Людей разумеется.
В просторной библиотеке, где происходила встреча, полно солнца. Свет, окрашенный в разноцветные тона витража, заливал все потаенные уголки помещения. Бриньяр находил это восхитительным, Кайрин не видела в том ничего необычного. Кроме стеллажей с книгами из мебели только стол и два кресла. И то и другое из дорогого сандалового дерева с инкрустацией. На столе миниатюрный графин с гранатовым вином. Графин выполнен из цельного куска горного хрусталя и стоит баснословных денег. Вино же в нем из Амикеи, стоит и того дороже. Два кубка, на длинных ножках, похожие на тюльпаны, в духе творений мастеров старой школы, украшены рубинами. Но главное в библиотеке, её самая сущность, заключена во фресках Молхе. Выполненные в темно-серых тонах они изображали человека, склоненного над убиенным собратом. Руки человека обагрены родственной кровью. Преступник смотрит вверх, на облако заслонившее лик Создателя. В хорошую погоду солнечный свет пронизывал верхнюю часть окна и падал на облако. И чем выше поднималось природное светило, тем ниже спускался свет к убийце. Казалось, вот-вот и коснется его! И придет прозрение! И ужаснется он содеянному! И раскается! И вознесет молитву, испрашивая прощения и милости. Ничего подобного! Как бы высоко не взбиралось солнце, свет никогда, даже в дни солнцестояния не касался застывшей фигуры убийцы. Кто сказал, что прощение дается так просто?
Божественный Молхе! − восхищался задумкой гения эгуменос. При этом Бриньяра ни мало не смущало обстоятельство кончины мастера. Живописца признали еретиком, содрали с живого кожу и утопили в соляной яме.
Наконец закончив кормить птиц, эгуменос стряхнул остатки прилипших зерен, закрыл окно и прошел к столу.
− Не желаешь? - предложил он гостье.
− Благодарю иллюстрис, нет, − отказалась Кайрин. Гранатовое вино она не любила. Слишком терпкое и цветом напоминает кровь.
Эгуменос налил в кубок вино. На глоток. Ощутить вкус солнца и счастья далекой чужой страны.
− На мою память это всего лишь второе твое фиаско, − произнес Бриньяр, пригубив вина.
Слова его, слова любящего отца, в утешение дочери за безвинную проказу.
Кайрин подняла изумленный взгляд голубых пронзительных глаз. Второй?
− Случай, когда ты пыталась стащить у меня печать нельзя считать удачным.
Бриньяр сел за стол, разгладил руками поверхность, словно поправил невидимую скатерть. На худых длинных пальцах нет причитающихся его сану украшений. Только перстень Местоблюстителя с огромным небесной чистоты аквамарином. Знак благочестивых помыслов и устремлений в тяжких трудах пастыря.
− И так дорогая Кайрин, поведайте, наконец, о произошедших неприятностях.
Все-таки эгуменос не удержался, еще раз подкусил собеседницу. Кайрин слова Бриньяра не задели. Подобное он позволял и с императором.
− Как скажите иллюстрис, − Кайрин поморщила лоб. Пересказывать неудачи не очень приятное занятие.
,,Она красива", - любовался девушкой эгуменос. Он всегда с удовольствием разглядывал лицо своей воспитаницы. Было в нем что-то от образов первых иконописцев. Строгая красота. Чистая. Вот только глаза немного портили или наоборот преображали увиденное. Никакого смирения и скорби. Жажда действий и холодная воля!
От излишнего умиления его удерживало сознание кто перед ним. Кайрин ди Смет столь же прекрасная сколь и опасная особа. Сейчас она выглядела неотразимой в этой чудесной фиолетовой котте, украшенной на левом плече дымчатыми топазами. На сверкающий рисунок так восхитительно, словно волшебный дождь ниспадала косица с белым жемчугом. Не в этом ли парадокс его времени? Самая ярая его сторонница соблюдает обычаи Старой веры? Как все же глубоко въелась ересь в сердца людей! Косица-облако! На ум Бриньяру пришло одно из песнопений волхвов, служителей Кайракана*. И добродетель дочерей выше белоснежных облаков Священных Небес! Вот и носят дочери земные косицу-облако, знак непорочности. А когда наступает срока, призывают волхвов засвидетельствовать их чистоту. Хотя сколько их на самом действительно чистых?
− Мы отправились на прогулку, на ярмарку в Роусу, − приступила к рассказу Кайрин.
− Извини, перебью. Как тебе удалось вытащить домоседку Аяш в такое далекое путешествие? И как удалось убедить фрайха Геша отпустить её одну без присмотра.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
