- И я думаю, строили, - ответил Павка.
- А почему ты о них? - насторожился Костя.
- Да так просто, - неопределенно ответил Павка. - Вспомнил почему-то...
11
Мать, конечно, заметила, что Павка перестал бывать у Егора Спиридоновича. И не вспоминал о нем совсем.
Она удивилась:
- Уж не поссорились ли вы?
- А чего нам ссориться? - отвечал вопросом Павка.
Больше он ничего не мог сказать.
Да и себе он вряд ли мог бы все объяснить. Просто не хотелось ему больше встречаться с Егором Спиридоновичем.
Так всегда бывает, когда ты слишком доверился и полюбил человека, а он оказался совсем не таким, как ты его представлял...
12
Прошла неделя, а может, чуть больше.
И вот выдался первый по-настоящему летний день. Проснувшись, Павка увидел на полу солнечные лучи, а за окном - кусок голубого неба и улицу, залитую ярким светом. Такого он уже давно не помнил.
Наверное, потому сегодня особенно громко галдели птицы в палисаднике и небывало ярко цвели большие садовые ромашки под окном. Мать их очень любила. Павка уже настолько привык к ним, что раньше и не замечал их, а сейчас заметил. Уж очень хороши они в это солнечное утро. Как никогда!
Павка выбежал на крыльцо. Потянулся, взглянул теперь уже на все небо и на село, купавшееся в солнечном утре.
"Наверное, проспал, - решил он. - Дома никого нет".
Он забыл, что сегодня четверг и, значит, мать не могла уйти на работу. По четвергам у нее выходные.
"Сейчас на Быстрице хорошо, - подумал Павка. - И в лесу. Позвать, что ль, Костю?"
Только он вспомнил про Костю, как в калитке появилась мать.
- Встал уже? - спросила она. - Ты бы, сынок, к дружку своему зашел, к Костику...
- Я и сам думал, - перебил ее Павка. - Вот умоюсь только...
- И сходи, - закончила мать. - Несчастье у них. Скончалась Матвеевна. Вчера под ночь. Я как раз от них иду. А то чего мальчишке с покойницей там сидеть. Пойдите лучше с ним куда-нибудь, погуляйте...
Когда Павка пришел в дом Завьяловых, там толпился народ. За спинами не было ничего видно. Павка пробился чуть вперед и скорей догадался, чем увидел, что Матвеевна лежит на столе, а стол застлан букетиками ненастоящих цветов и ветками хвои. Никто не плакал. Лишь вздыхали и говорили вполголоса. Все то, что обычно говорят в таких случаях:
- Пожила со свое...
- Отмучилась...
- Ты о себе думай теперь. Что ж ей, покойнице, нужно?
- Все там будем!
Наконец Павка нашел Костю и потянул его во двор:
- Пойдем, что здесь-то все стоять...
Они вышли в сени и тут заметили Егора Спиридоновича. Он разговаривал с Костиной матерью, покручивая рукой сантиметр.
- И не волнуйся, - говорил Егор Спиридонович. - Все будет сделано. И гроб сделаю, и могилу вырою там, где ты сказала...
- Спасибо тебе, Спиридоныч! Спасибо, милый! Не знаю, как и благодарить тебя, что сам пришел, - отвечала Костина мать. - Вот только как заплачу тебе, не ведаю. Не то что пятнадцати рублей - полтинника нет! Сынишке форму купила как раз на пенсию. Потратилась. Если бы знала...
- Да не беда это. Не думай сейчас! - успокоил ее Егор Спиридонович. Получишь пенсию - отдашь. Пятнадцать рублей, как договорились. А впрочем, ладно, двенадцать можно. Случай такой...
Егор Спиридонович двинулся к выходу.
Вид у него был деловой и, как показалось Павке, даже довольный. Таким его Павка наблюдал не раз. Всегда, когда у Егора Спиридоновича появлялась работа.
В дверях Павка заметил отца и мать. Они рассуждали о чем-то с соседкой Завьяловых.
Павка прислушался.
- Вот он, хваленый ваш! - говорил отец. - Золотые руки! Да только кому радость от них? Понимаю, когда человек для людей трудится. А этот что? Для кармана своего! С таким не то что в коммунизм идти, а и сейчас тошно...
Павка слушал отца, и ему казалось, что это он про Егора Спиридоновича говорит. Может, и верно. Уж очень точные слова. И сам Павка об этом думал, да выразить не мог.
- Мало ли! И другие берут, - робко возразила мать. - Ведь не так, за дело.
- За дело. Не всякое дело деньгами надо мерить, - сказал отец. - А то, что есть еще такие, верно. Вчера были - терпели. И сегодня еще кое-где встречаются. Но только не завтра!
...Павка вышел на улицу и вновь заметил Егора Спиридоновича. Он стоял у калитки.
Тут они нечаянно и столкнулись.
- Ты, дружок! - обрадовался Егор Спиридонович, похлопав Павку по плечу. - Пропал совсем, не заходишь! Что так?
Павка смутился, не зная, что ответить.
"Соврать что-нибудь? Или так отговориться? - пронеслось в голове. - А как?"
Егор Спиридонович продолжал ласково смотреть на Павку. И от этого Павке стало почему-то еще больше не по себе. Лицо его покрылось красными пятнами.
И вдруг Павка словно вспомнил что-то. Вспомнил, собрался с мыслями и выпалил дрогнувшим голосом:
- А вы деньги за все берете?
ВЕРИТЬ И ПОМНИТЬ
Прошлой зимой я получил телеграмму от Николая Ивановича, старого фронтового товарища. Телеграмма на первый взгляд была полушутливая, полусерьезная: "Приезжай погостить, отдохнуть. Бери больше бумаги, чернил. Расскажу одну историю. О женщине и ее сыне. И не только о них. Не пожалеешь! Жду! Николай".
Товарищ мой учительствовал в небольшой сельской школе, что находилась в ста километрах от областного российского города.
Недолго думая я собрался и поехал... И не пожалел. Во всяком случае, недавно я ездил туда опять. То, что я увидел там и узнал, и стало этой небольшой повестью...
1
После уроков Тимка задержался в школе. Он кормил рыб и птиц, чистил клетки, менял воду в большом аквариуме. Рыбы там были теперь самые что ни на есть простецкие, из соседнего пруда. А прежде, говорят, интересные водились - хвостатые, будто породистые петухи. Но как-то пустили мальчишки в аквариум двух маленьких усачей. В пруду их поймали, что ли, или в речке. Так эти самые усачи за одну ночь пожрали всех красивых рыб. Усачей за это выбросили школьному коту, а новых хороших рыб так и не достали.
- Сами виноваты, - сказал директор. - Вы бы еще акулу туда пустили...
В Ельницах был и пруд и небольшая речка. В теплое время многие занимались здесь рыбалкой.
И рыба в этих местах именовалась почему-то по-своему. Обычные караси звались пегашками, плотва - блестунами, окунишки - красноперыми, а сомы усачами.
Правда, мать не соглашалась.
- Какая сейчас рыба! - говорила она. - Вот до войны, правда, была... Красивая рыба была!
До войны. Мать почему-то всегда говорила эти слова: "до войны". И еще, тоже часто, - "в войну". Вроде так получалось, что и до войны, и в войну было что-то настоящее...
Как-то Тимка даже не выдержал, спросил:
- А ты что все войну вспоминаешь?
- Она в душе, Тимок, прошла, - сказала мать. - Не забыть ее потому нам, никак не забыть... Не дай бог тебе такого пережить, Тимок, - войну!
Сам Тимка рыбалку не очень любил. Но однажды он все же пошел на речку с удочками. Ради матери. Обидно ему стало. Во всех домах, где отцы есть, частенько едят уху из свежей рыбы. А у них - нет.
"Чем я хуже других?" - решил Тимка и отправился рыбачить. И наловил. Больше десятка. Мать была рада.
Вроде даже смутилась.
- Уху на славу сварим, - сказала она. - Как при нашем втором папке.
Это Тимка и сам помнил. Папка любил рыбалить. Может быть, поэтому Тимка и пошел на рыбалку. И еще потому, что уж очень мать думает много, все вспоминает что-то. То про "до войны". То про первого папку. То про "в войну". То про второго папку. В общем, пошел Тимка ради матери на рыбалку. Только объяснять этого не стал.
Мария Матвеевна хвалила уху.
- А говорила, рыбы у нас нет, как прежде, - произнес Тимка.
- Мне так все кажется, что раньше лучше было, - сказала мать. - Не серчай, Тимок...
А уха и впрямь получилась тогда хорошая.
Вот лето придет, Тимка опять наловит матери рыбы! Чтоб не думала, что раньше только все лучше было...
Тимка влил в аквариум ведро свежей воды и принялся за лягушек. Вычистил банку, где копошились пучеглазые, набросал им еды.
Предстояло самое сложное - отсадить три штуки в отдельную посуду. Это - для старшеклассников. У них зоология сегодня, так они лягушек режут. Для опыта! Говорят, на опытах девчонки всегда визжат. Чудно! Старшие, а боятся!
Когда Тимка освободился, в школе уже начались занятия второй смены. В коридоре было пусто. За дверями классов слышались голоса преподавателей.
Вот ходит по классу Архимед и медленно произносит в такт шагам что-то про равномерное движение.
Архимед - это Николай Иванович, большой усатый добрый человек, любимец всех ребят. И зовут они его Архимедом любя. Говорят, он даже на войне был и наград у него много. Только почему-то не носит Архимед свои награды.
Тимка у матери спрашивал почему.
- Стесняется, Тимок, - говорила мать. - Он ведь скромный у нас, Николай Иваныч... И нервный...
Николай Иванович, правда, неспокойный. Он никогда ничего не объясняет сидя - ходит между партами, чуть раскачиваясь, заложив руки за спину, и говорит, будто диктует.
