Я вошла в конюшню.
Теперь на меня тотчас обратили внимание.
Двое молодых лохматых грума замолчали; Нед встал с соломы и принялся стряхивать ее со своих бриджей.
— Добрый день, — сказал он, немного удивленный моим появлением в таком месте. — Я думал, что тебе нездоровится и ты лежишь в постели.
— А я думала, что ты уехал верхом на лошади.
Он засмеялся.
— Я только что вернулся.
— А я только что покинула мою комнату.
Теперь мы оба засмеялись. Спустя мгновение Нед смущенно шагнул вперед; грумы занялись своими обязанностями.
— Я бы мог показать тебе сад, — сказал Нед, — хотя он весьма невелик. Склон за домом ведет к болотам. Есть только одна скамейка, с которой открывается вид на север; и в ясный день оттуда можно увидеть шпили Кентербери.
— Сегодня достаточно ясно?
— Если желаешь, можем проверить.
Он вышел на двор, прежде чем я успела заявить о своем согласии. Я проследовала за ним.
Сад, находившийся за домом, оказался вовсе не маленьким. Мы миновали теплицы, искусственный пруд, огород, обнесенный каменной оградой, и наконец перед нами открылся вид, о котором говорил Нед. Он оказался действительно красивым; я разглядела край топи; за ним к северу тянулись земли Кента.
Мы сели на деревянную скамью; я не отводила глаз от пейзажа.
— Не вижу Кентербери, — сказала я.
— И не увидишь. Я обманул тебя, чтобы привести сюда. Я хотел сказать, что благодарен тебе за то, что ты поговорила вчера вечером с Джорджем. Если я не выразил сразу мою благодарность, то только из-за волнения.
— Пожалуйста…
— Мы с Джорджем никогда не ладили, как подобает братьям, — сказал он. — И никогда не поладим. Не хочу обманывать тебя на сей счет только потому, что он твой муж. Я считаю его хитрым иностранцем, а он меня — никчемным бастардом. Мы не выносим друг друга.
Я испытала невольное любопытство.
— И это правда? Ты действительно никчемный бастард?
Он посмотрел на меня своими раскосыми глазами, напоминавшими глаза его матери.
— Возможно!
Во взгляде Неда появилась настороженность.
— Ты весьма просвещенная леди.
— Что ты имеешь в виду?
— Большинство семнадцатилетних девушек не посмели бы произнести это слово. Даже если бы и знали его.
— Я часто его слышала, — сказала я.
Мы посмотрели друг на друга. Нед не двигался.
— Возможно, в Лондоне все не так, — сказал он через некоторое время, — как здесь.
— Не думаю.
Я рассказала ему о себе.
Он изумленно поглядел на меня. Потом спросил:
— Кто-нибудь об этом знает?
— Только Аксель.
— Он знал, когда женился на тебе?
— Конечно.
— Но ты настоящая леди! Кто бы подумал!
— Разве бастарды носят на груди табличку, возвещающую об их незаконнорожденности?
Он откинул голову назад и засмеялся.
— Нет, конечно!
Потом Нед снова стал серьезным.
— Но кто-то, должно быть, воспитывал тебя, тратил деньги на твое образование…
Я поведала ему о моих родителях. Мне было приятно рассказывать о них. Поделилась воспоминаниями о Челтенхэме, нашем лондонском доме, Алекзендере. Замолчав, я впервые с момента прибытия в Хэролдсдайк, или даже со дня свадьбы, ощутила в душе покой.
— Тебе повезло, — сказал он без горечи. — Ты жила, как ребенок, рожденный в браке. Твои родители любили тебя и друг друга, заботились о тебе. Ты не замечала своей незаконнорожденности, пока они не умерли.
— Пожалуй, да.
— Никто не любил меня так, — сказал он. — И я не знал, в чем причина. Думал, что все дело в моей непривлекательности или глупости. Или в том, что я был самым младшим и мать не желала этой беременности. Меня воспитывали няньки, сменявшие одна другую; потом я был послан в общественную школу города Рая. Родрик и Вир занимались с частными педагогами, но тратить деньги на мое образование сочли бессмысленным расточительством. Отец редко говорил со мной, мать не заходила ко мне в детскую. Никто не объяснил мне, почему мною пренебрегают; мне было бы легче, если бы я знал.
— Когда ты узнал правду?
— Когда? — он посмотрел в сторону Кента; тело его замерло в напряжении. — В прошлом году. В сочельник. Перед смертью Родрик сказал мне, что я — бастард.
На западе собирались тучи. Порывистый ветер растрепал мои волосы и заставил плотнее запахнуть редингот.
— Замерзла? — спросил Нед. — Наверно, тебе лучше зайти в дом. В это время года на дворе уже холодно.
— Нет, мне тепло.
Я подождала, надеясь, что он по собственной инициативе расскажет мне что-нибудь еще, но Нед замолчал.
— Почему Родрик сказал тебе это? — спросила я.
Он пожал плечами, внезапно вздрогнул.
— Мы поссорились.
С болот снова подул ветер. Я увидела, что вдали, на западе, ландшафт начинает затягиваться дымкой под темными облаками.
— Я никогда не ссорился с Родриком, — сказал он. — Я очень уважал его. Но в тот день он был в дурном настроении, я никогда не видел его таким злым. Я разговаривал на конюшне с одной из посудомоек; Родрик потребовал, чтобы я оседлал ему коня. Я полусерьезно, полушутя заметил: «Ты что, перепутал меня с грумом? Сделай это сам!» Не успел я засмеяться, как он повернулся и закричал: «Чертов бастард, почему ты никогда не делаешь то, что тебе велят? Господи, у меня сегодня достаточно хлопот! Отец кричит, точно сумасшедший, Элис подстрекает Вира поругаться со мной, и эта несносная Мэри требует, чтобы я читал ей любовные сонеты! И в довершение всего ты обрушиваешь на меня свои дурные манеры бастарда!»
Я был так обескуражен его нападками, что произнес первую фразу, которая пришла мне в голову: «Лучше не называй меня бастардом, не то я сброшу тебя с твоего славного коня!» Его слова сильно обидели меня. Мы с Родриком никогда не ссорились. Он не оскорблял меня прежде…
Не глядя на меня, Родрик произнес: «Но ты действительно бастард. Неужели ты до сих пор не знаешь, кто ты такой?» Я изумленно уставился на него, и он добавил: «Почему, думаешь, папа не пожелал дать тебе домашнее образование?»
Родрик в это время держал в руках седло; он положил его на коня. Это напоминало страшный сон. Я не отводил взгляда от Родрика; потом я повернулся и сказал девушке: «Вернись на кухню. Повар, верно, уже разыскивает тебя». Я хотел избавиться от нее, чтобы она не слышала нашего разговора.
«Я тебя не понимаю, — сказал я Родрику. — Что ты имеешь в виду?»
«Тогда попроси папу объяснить тебе, — ответил Родрик. — Бог видит, у меня нет времени. Или спроси у мамы, кто твой отец — если она помнит.»
— Он стал выводить коня на двор. Я был так потрясен, что едва мог двигаться. Мне удалось пробормотать: «Ты не имеешь права говорить такое о маме! Ты ее любимчик — как ты смеешь говорить подобные вещи?»
