С вечера Вольф Велле жахнул на жаровню добрую порцию угля, отчего первый час было не вздохнуть; пробыв в комнате неполных пять минут, Курт спустился снова в обеденную залу, где и провел следующие два часа за шахматами, медленно потягивая легкое пиво и пытаясь выиграть у самого себя. Когда жар несколько разошелся, а угольный треск стал потише, он, наконец, смог заставить себя войти в комнату снова и, повалившись на кровать, уснуть, предусмотрительно почти не раздеваясь, благодаря чему вылезать из-под одеяла утром оказалось не так противно. Однако же для совершения необходимых утренних забот так или иначе пришлось выставить себя на мороз, и по возвращении в трактир его хватило даже на то, чтобы вытянуть к очагу в зале окоченевшие руки.
Пока еще тихая трапезная комната мало-помалу заполнялась людьми и голосами, владелец принимал и выставлял заказанное, и вид при том Альфред Велле имел наидовольнейший. Удовлетворенность его, равно как и недовольство многих постояльцев, были вполне понятны: выйдя этим утром за пределы стен, явственно можно было понять, что о продолжении пути не может быть и речи, сколь бы ни была важна цель. Метель не ослабла, а даже и усилилась, ветер царапал лицо и слепил, снег стал чаще и жестче, и дорога, проходящая в десяти шагах от двери, исчезла из глаз вовсе. Владельцу сей малоотрадный факт сулил немалую прибыль от застрявших здесь постояльцев, постояльцам же – нарушение планов и лишние расходы, отчего увидеть хотя бы равнодушие на лице кого-то из них было сложно. Лица хмурились, брови недовольно сдвигались, и то и дело раздавался чей-то тяжелый вздох.
– Я вижу, только нам и все равно, – тихо заметил Курт, когда крестьянин, бросив уже далеко не первый тоскливый взгляд в окно, отвернулся, обреченно подперев голову кулаком.
– Тебе все равно, – поправил Бруно; он отмахнулся:
– Abi sis.[9] Куда нам спешить? Наслаждайся бездельем; хороший повод.
О том, что на установленном месте службы надлежит появляться вовремя, помощник напоминать не стал, обратившись снова к столу, и Курт продолжил разглядывание окружающего общества, сегодня дополненного еще тремя постояльцами.
Неподалеку от них, заняв тот самый ближний к очагу стол, где они отогревались вчера, обосновался статный поджарый человек с надменным, сухим, как корка, лицом. С этим все ясно. Меч с гербом не оставил в комнате, держит при себе, рыцарская цепь на шее выставлена подчеркнуто напоказ, однако кольчуга недорогая, простая, одеяние без причуд, да и с явно заметными следами чинки. Собрат по сословию – бывший все равно-кто, ныне «господин рыцарь», за какие-то заслуги возведенный в звание или же принявший сие звание в порядке наследственной традиции, когда, кроме этой самой традиции, наследовать уже нечего. Можно смело спорить на что угодно: денег у славного воина куда меньше, чем спеси и гордости, и эта цепь – самое дорогостоящее, что наличествует в его имуществе, после меча. Или наоборот. Судя по какому-то прибитому виду, за этим столом отогревается у очага после ночи, проведенной в комнате, которую снабдить печью у него недостало средств. Вряд ли даже он к своим явным сорока с хвостиком стяжал хоть какую-то землю, и на вопрос о том, куда держит путь этот человек, наверное, не ответил бы и он сам. Такие могут за всю свою жизнь не увидеть никакого иного жилища, кроме трактирных комнат да, разве, сокрытых во тьме опочивален наиболее благосклонных к странствующим рыцарям воздыхательниц. От встреч с которыми, кстати заметить, временами может перепасть и нечто более материальное и полезное, нежели безусловно приятные дары их благосклонности…
У стены, через стол от дамочки с мальчишкой, тихо переговариваются парень и девица примерно одних лет, и лет немногих. Быть может, двадцати или около того. Сидят не врозь, но и не обжимаются. Друг на друга поглядывают, словно два ребенка, тайком от родителей забравшихся в кладовку и уничтоживших все найденные сладости, попавшиеся на глаза. Вот кому этой ночью наверняка было тепло безо всяких печей… Не новобрачные. Это уж точно. Куда бы могли направляться эти? Быть может, и никуда. Быть может, этот трактир и есть цель их путешествия – попросту провести несколько дней там, где никто не увидит и куда не вломится внезапно родня со скорбными воплями… Хотя – не похоже. Лица ублаготворенные, но недовольные, и все те же нетерпеливые взгляды в окно. Тоже торопятся уехать, как все. Или, возможно, просто подходят к концу средства, скопленные ради этого маленького любовного странствия, и теперь впереди маячит выбор между влезанием в долги и скандалом с владельцем – и риском потеряться в снегах и замерзнуть насмерть…
Когда рывком распахнулась дверь, на нее снова обернулись все присутствующие, и на миг стихли и без того вялые и негромкие разговоры.
– Гляди-ка, кто-то все же прошел и не заблудился, – отметил Бруно; Курт пожал плечами:
– Счастливчик.
На особенно счастливого, однако, вошедший похож не был – путник напоминал весьма удрученный сугроб; дорожный плащ топорщился оледенелым колоколом, высокие сапоги обросли снежными колодками едва не доверху, и когда пришелец сбросил на плечи капюшон, на пол хлопнулся большой снежный ком. Под капюшоном обнаружилось молодое лицо, задубевшее от ветра и мокрое от растаявших снежинок, с белыми от мороза щеками. Примолкшее собрание он окинул быстрым взглядом, на миг задержав его на Курте с Бруно, на полмгновения дольше – на девице подле парня и, наконец, остановил на поспешно вышедшем навстречу владельце.
– Господи Иисусе, – сострадающе проговорил Велле. – Да вы на ногах едва стоите… Идите скорей к огню.
– Успеется, – возразил гость, прокашлялся, изгоняя хрипоту из промерзшего голоса, и кивнул на дверь: – Конюшня у тебя имеется, любезнейший?
– Ну, само собою! Мой сын займется вашим конем, а вы…
– Лошадью, – поправил тот. – А я – пойду с ним.
– Хотите проследить за моей работой? – чуть оскорбленно вклинился Вольф, влезая в свою шубу. – Напрасно будете морозиться. Я здесь занимаюсь лошадьми с малых лет. Поверьте, все будет, как надо.
– Хочу видеть, что у вас за конюшня, – твердо возразил пришелец, и Велле лишь пожал плечами:
– Ваша воля.
– Учти – какой-нибудь хлев моей малютке не сгодится, – пояснил тот, и дверь захлопнулась за его спиной снова, утаив от присутствующих продолжение лекции о правильном содержании лошадей.
Еще одна интересная личность. Уже столь неотступная забота о средстве перемещения кое о чем говорит, а вкупе с виднеющимися над горловиной плаща рукоятями двух мечей, закрепленных за спиною, и ручным арбалетом, до этой минуты наверняка покоящимся в чехле у седла, говорит о многом. Профессиональный вояка. Пока еще, судя по взгляду и непринужденным движениям, удовлетворенный жизнью; тут сказывается возраст. Если убрать из внимания многодневную небритость и обветрившееся на этой метели лицо – парень ровесник майстера инквизитора с помощником, а то и чуть младше. Не оставит своего занятия в ближайшие лет десять – и все переменится…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
