Позднее утро, в виде исключения и для поощрения даже светит солнце, неяркое и вполне уже зимнее. Небо не то что бы голубое, но и не безнадежно серое, как вчера, позавчера, три дня назад. Разглядывая себя пять минут назад в зеркале заднего вида, замечаю непонятного происхождения серые полосы на лбу и наглый розовый прыщ. Иногда избыточное освещение не приносит ничего, кроме разочарования.
В одной руке у пассажира небольшая, но необыкновенно пушистая елка, уже укрепленная в крестовине из самой же себя, но пиленой и струганой. С ней соседствует роскошный букет чайных роз, не уступающий фактически по размерам елке. В другой руке – туго набитый пакет из супермаркета, рельефно выделяется ананас, пухлый диск дорогостоящего сыра, бутылки вина и какие-то еще вполне экзотические плоды. Не говядина четырехнедельной выдержки. «Интересно, какое блюдо приготавливают из нее? Аделаида Семеновна знала бы наверняка».
– Классическое филе в перце, – вдруг отвечает мне владелец елки, – filet de bœuf au poivre. А кто такая Аделаида Семеновна?
Наверное, последняя фраза была произнесена мною вслух. Неловко получилось. «Но никаких елок, никаких елок», – повторяю я уже менее агрессивно. Как-то же он собирался размещать ее в автомобиле?
– Очень просто, – обстоятельно отвечает высокий мужчина, – мы ее укладываем в салоне по диагонали, все великолепно уместится, уверяю вас. У меня совершенный глазомер. Я сажусь впереди, и преспокойно едем.
– А иголки? Иголки на сиденье? Мне еще двенадцать часов работать. Могут отыскаться пассажиры, не одобряющие прокатиться в колючках.
– Заплачу за чистку салона, – мужчина опускает букет на сиденье, елку прислоняет к дверце, плотнее оборачивается шарфом – северный ветер и холодно сегодня, – разумеется, заплачу. Ну что, в путь? Я очень тороплюсь. Она никогда не ждет, Госпожа Джулия.
Останавливаю машину в вылизанном дворе бывшего доходного дома на Мойке; мужчина стремительно выпрыгивает, почти на ходу, в три огромных прыжка догоняет идущую впереди темноволосую стройную девушку. Его елка, его пакеты с вином и сырами остаются в салоне, удивленно смотрю. Девушка неторопливо оборачивается: гладкая прическа, большие глаза, как в японских манга. Губы подведены темной помадой, крепко сжаты. Произносит несколько слов. Мужчина падает на колени, лихорадочно целует высокий темно-вишневый сапог. Девушка молча наблюдает за этим пару минут, потом слегка пихает его округлым носком в лицо, разворачивается, продолжает движение. Заходит в центральный подъезд. Мягко закрывается хорошая дорогая дверь. Мужчина возвращается за своими вещами. Осматривает букет с пристрастием. Не забывает расплатиться, добавляя солидную сумму сверху.
– Простите, – рискую я спросить все-таки, – это и была госпожа Джулия?
– Это и есть, – поправляет он меня очень серьезно, – это и есть – Госпожа Джулия.
ГОСПОЖА ДЖУЛИЯ
Пронзительный звонок разрушает тишину спальни. На ощупь, не открывая глаз, темноволосая девушка в тяжелом, слегка растрепанном со сна каре, нашаривает прохладную телефонную трубку. Окончательно из приятного сна ее выдергивает мужской взволнованный голос:
– Неужели ты до сих пор спишь? Ты должна была сегодня утром позвонить. В девять утра! Ты обещала мне! Я не отхожу от аппарата, жду звонка!
– А сколько сейчас времени? – На часы смотреть ей лень, пожалуй.
– Полдень!
Она откладывает телефон, неторопливо закуривает – первая за день сигарета.
Синей струйкой выдыхает дым в трубку. Абонент отзывается немедленно и просительно:
– Можно я все-таки приду? Мы же договаривались... Пожалуйста... Пожалуйста...
Девушка тянет паузу. Сооружает из дыма колечки разного диаметра. Отвечает наконец:
– Ну хорошо, хорошо, давай только через час-полтора, не раньше.
Она уверена, что он прибежит через час. Ее первый на сегодня клиент, известный российский политик. Девушка устраивается на широкой кровати. Смотрит в окно. Снег падает несуразно крупными хлопьями, похожими на клочки изорванной белой бумаги. Она улыбается. Ровно год назад тоже падал снег, только его было еще больше. Тогда глупая девочка Юля в мокрых насквозь осенних сапогах бежала куда-то не разбирая дороги.
* * *
Юля. Год назад
Она поймала языком летящую снежинку и загадала желание.
Двери отеля отворил знакомый портье:
– Добрый вечер!
– Добрый, – невесело улыбнулась Юля.
Как всегда, она выглядела безупречно, только юбка немного коротка и помада – слишком яркая, алая с блеском. В лобби-баре «Прибалтийской» уже ждал постоянный клиент, серьезный бизнесмен шестидесяти лет, с таким же серьезным брюшком и вторым подбородком. Родом из Новосибирска, но каждый раз, бывая в Петербурге, обращался только к услугам Юлии. (Одна ее знакомая любила повторять, что все мужчины – ужасные консерваторы.)
Многое произошло за эту зиму, полную снега и боли. Отец ушел к другой женщине, много моложе. Мама очень переживала и, казалось, состарилась за неделю. Перестала разговаривать, улыбаться и есть. А вскоре Маша – Юлина младшая сестра – заболела. Ангина не отступала больше месяца. Сдала кровь на анализ. Результат перепроверили трижды, и трижды он был страшным. Лейкемия. Рак крови.
Отец, в постсвадебной эйфории, сразу отдалился и только мягко говорил по телефону спокойным голосом безразличное: «Все будет о’кей!» Какое омерзительное слово «о’кей»! В нем совершенно отсутствует эмоциональная окраска. Натуральный ответ робота.
Маме пришлось уйти с работы. Ее эмоциональное состояние не соответствовало позитивному настрою салона красоты, где она являлась администратором. Как можно держать человека в штате, если его адресная программа не соответствует вечному о’кей?
Лечащий врач сестры утверждал, что идеально было бы отправить Машу в Германию: хорошая клиника, благополучная статистика, большая вероятность наступления ремиссии... Были бы только деньги.
Денег не было. Юля училась в университете (филфак – факультет невест, английское отделение) и подрабатывала переводами (английский-немецкий-французский).
Первым ее клиентом оказался французский банкир, которому было необходимо перевести ряд договоров. Ему сразу понравилась русская девушка, красивая и свежая. Не имея времени на смешные длительные ухаживания, он прямым текстом сказал, что после «всего» подарит ей что-нибудь хорошее.
«Мне нужны деньги», – ответила Юля. Банкир понимающе кивнул.
«Всем нужны деньги», – согласился он.
* * *
Темноволосая девушка босиком направляется в душ. Ванная комната отделана со вкусом подобранной итальянской мозаикой. Цвета пламени. Девушка любит, чтобы обжигало. И воду она делает погорячее. Вокруг становится влажно и жарко. Она растирается полотенцем, в зеркало не смотрит – знает, что неотразима, и еще до захода солнца три человека на коленях будут уверять ее в этом.
Три человека на коленях – это одна тысяча пятьсот долларов.
Девушка закуривает. Варит себе кофе, уже неделю она пользуется новой кофе-машиной – кофе получается с густой палевой пенкой. Предпочитает эспрессо, покрепче, разумеется – без сахара. Один из клиентов, араб, состоятельный саудовец, утверждает, что кофе не совместим с сахаром. Девушка ему верит: араб варит превосходный кофе, лучший, что она пробовала.
Слегка вздыхает, обрушивая пепел на блюдечко мейсенского фарфора, – пепельницы, это так пошло. Приходящая домработница все отмоет в совершенстве. Волховчанка Ирина, незамужняя мать с двумя мальчиками-близнецами, получает слишком хорошую зарплату, чтобы возмущаться нештатным использованием посуды...
Звонок в дверь. Плотно занавесив лоб густой иссиня-черной челкой, идет открывать. На пороге ее первый клиент сегодняшнего дня, известный российский политик. Гладкое лицо, ровная полоска усов. Прямой пробор в седеющих волосах. В руках большой букет белых лилий. Тяжелый сладкий запах пластается над ним, проникает в квартиру, быстро отвоевывает воздушное пространство у табачного дыма.
– Здравствуй, любовь моя! – волнуется. Голос его слегка дрожит.
Она молча протягивает руки, в правой все еще дымится тонкая сигарета, принимает букет. Согласно предварительным договоренностям, в него вложены деньги. Несколько стодолларовых купюр. Пять. Нет, сегодня семь. Принимает как должное. Давит блестящий окурок в блюдце. Аккуратно складывает деньги в маленький ящик комода.
* * *
Юля. Год назад
– Машка, Машенька!.. Визу оформлю за пару дней – и в Германию... В клинике уже ждут, у тебя и переводчик персональный будет, раз уж ты, ленивица, плохо учила немецкий! Ничего, вот поправишься – буду тебя лично обучать! Иностранным языкам!
– Юля, ну о чем ты говоришь, я никогда, никогда не поправлюсь...
