Можно было просто отступиться и дать ему отдышаться и уснуть снова, но Джулия не хотела больше смотреть, как его скручивают ночные видения. Она переместилась с пола на кровать и, стараясь не задеть раненое плечо, обняла Пса, как обнимают больного ребенка. Белые волосы его, оказавшиеся неожиданно жесткими, защекотали ей губы, и она зашептала прямо в них какую-то успокоительную чушь. Пес попытался отстраниться, вырваться из ее объятий, но сразу же зашипел сквозь зубы от боли в плече.
— От-пус-ти, — проговорил он почти по слогам, и в голосе его было больше недоумения, чем злости. — Какого хрена…
— Т-с-с-с… — она закрыла ему рот поцелуем, в меру скромным, в меру раскованным. И с некоторым удивлением почувствовала, как его шершавые искусанные губы открылись, отвечая ей, и как его самого бьет дрожь. Как бы для парня потрясение не оказалось слишком сильным. После четырех-то лет воздержания… — Успокойся. Ложись. Я хочу, чтобы ты спал спокойно. Слышишь? Не бойся ничего, я буду с тобой…
Она сознавала, что несет всякую чушь, и с замиранием сердца ждала уже, что сейчас Пес зло расхохочется и посоветует ей отправляться подальше со своими уговорами. Но он не засмеялся и ничего не сказал, послушно опустился на жесткие подушки. Джулия осторожно, словно одеяло было усыпано битым стеклом, легла рядом, обняла его так, как будто боялась обжечься. Он вздрогнул, но не отстранился. Его нервное напряжение можно было понять: за годы заточения он, вероятно, привык, что всякое чужое прикосновение несет боль, и пока еще не мог принимать как должное, что может быть иначе.
— Спи, — сказала Джулия прямо ему в ухо. — Спи спокойно…
И он уснул. Она лежала рядом, боясь шевельнуться, боясь спугнуть его теперь, когда кошмары отпустили его и сон, наконец, нес отдохновение и забвение, как и должно, а не смертную муку. Лежать неподвижно было не так уж и просто: обнимая, она плотно прижималась к его спине, и близость его горячего тела, сухощавого и жилистого, заставляла ее волноваться. Трудненько было сдерживать низменные желания, но Джулия пока справлялась. Нужно набраться терпения, говорила она себе. Главное — действовать терпеливо и обдуманно, и тогда желаемое обязательно будет достигнуто.
Джулия чувствовала, как под ее ладонью, лежащей на груди Пса, бьется сердце, и это ощущение завораживало ее. Она прислушивалась к его ударам и смотрела на шрамы на бледной коже, пытаясь представить себе кошачьи когти, о которых он говорил. Через некоторое время она пришла к выводу, что лучше даже и не пробовать, ибо в воображении вставали картины одна ужаснее другой.
Следовало бы показаться на глаза Изоле, и обсудить результаты вылазки, а заодно и узнать, что же произошло все-таки в лагере, и вернулись ли ребята, оставшиеся там. Но Джулия боялась вставать, зная, что разбудит своим движением Пса… нет, не Пса — Грэма, называть Псом того человека, который спал в ее объятиях, дыша ровно и глубоко, отвернув от нее лицо, она не могла. Она терпеливо ждала, пока он проснется сам, стараясь не думать об ожидающей ее взбучке.
Так подкралось утро. В окнах начало медленно светлеть, и ночная тьма расступалась, потом в комнату заглянул первый солнечный луч. Он двигался со стены на стол, со стола на стул, со стула на кровать… Когда он коснулся лица Грэма, тот коротко вздохнул и проснулся. Джулия почувствовала, как он дотронулся до ее руки, желая отвести ее в сторону (он думал, что она еще спит), и приподнялась на локте.
— Доброе утро, — тихо сказала она.
Грэм обратил к ней взгляд своих ярко-синих глаз, в которых не было ни капли сна.
— Надеюсь, что доброе, — ответил он так же негромко. Он смотрел на нее со странным выражением, напряженно, словно пытаясь прочесть что-то в ее лице. — Ты что же, так и не спала всю ночь?
— Какую еще ночь? И прошло-то всего несколько часов. Как ты себя чувствуешь?
— Бывало и хуже, — он все же освободился из ее объятий и, щурясь, осторожно сел на кровати. Джулия заметила, что он оберегает правую руку. — Безымянный меня побери, как ты это сделала?
— Что именно?
— Никаких сновидений. Ни единого, самого завалящего сна… Ты, случаем, не магичка?
— Вроде нет. Чар я точно на тебя не наводила, — Джулия с некоторым сожалением подумала, что ей жаль вот так вот отпускать его от себя. Пожалуй, сейчас можно было бы закрепить ночной успех, пока он еще не понял, во сне или наяву был тот поцелуй. Знать бы только, как он отреагирует на ее поползновения сейчас, немного оклемавшись. — Ты хочешь есть? Или пить?
— Вода есть?.. — он подождал, пока Джулия нальет в простой деревянный кубок воду, и вдруг спросил: — Джули, а ты что же, всех раненых приводишь в свою комнату и укладываешь к себе в постель? Или только мне выпала подобная честь?
В глазах его снова плясали синие злобные огоньки. Будь они прокляты! За подобные слова он заслуживал хорошей оплеухи, даром что раненый, и Джулия, испытавшая приступ праведного гнева — вот, значит, такая благодарность?! — не стала сдерживать порывы, идущие от сердца. Он перехватил ее руку легко и просто (левой) и удержал. Встретился с ней взглядом, скривился, как от боли:
— Прости идиота. Сам не знаю, что слетает с проклятого языка…
Тон его не слишком вязался со словами, но Джулия и тому была рада. Пес сто раз на дню мог сказать грубые или язвительные слова, но никто и никогда не слышал, чтобы он извинялся. Джулия, удивленная, но еще колебавшаяся, сменить ли гнев на милость, буркнула:
— Так уж и быть… Вот тебе вода. Пей, и пойдем навестим Рональда.
О том, чтобы попытаться еще раз поцеловать его, она уже и не думала.
Глава 5
— Ага, наконец-то, явились.
Джулия досадливо поморщилась. Изола, приветствуя их, многозначительно прищурился и скрестил руки на груди, и взгляд его ей не понравился. Впрочем, у сотника вольного отряда были причины выражать недовольство. Когда из вылазки вернулись два отряда, наемный и регулярный, оба недосчитывались своих. Людей распустили, дав возможность выспаться и отдохнуть; и лишь усилили охрану у выходов в подземелье на случай, если вдруг касотцы решат полезть вслед за лазутчиками в крепость. Они не полезли, и остаток ночи прошел спокойно. На утро был назначен сбор в одной из зал крепости. Подразумевалось, что там будут присутствовать участники вылазки и все офицеры. Ну и пленник, конечно.
Так получилось, что на сборище Джулия и Пес пришли последними, и по их появлении по зале прошел непонятный шепоток. Который, правда, быстро стих, стоило наинцу недобрым взглядом обвести помещение. Выглядел он много лучше, чем ночью, и этому немало способствовали несколько часов спокойного сна, обеспеченные Джулией, и старания Рональда. Благодаря последнему им и пришлось задержаться. Медейский лекарь, удивительно бодрый после бессонной ночи (не иначе как приложился к какому-нибудь из своих зелий), долго возился с раной Пса, не обращая внимания на его рычание. Привередливо осматривал ее, потом поливал какой-то едко пахнущей жидкостью из очередной бутылочки (Пес при этом побелел так, что страшно стало смотреть), снова осматривал, накладывал свежие повязки. И проделывал все так неспешно и тщательно, будто наинец был его первым пациентом за долгое время, а до того у него не было абсолютно никакой работы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
