Скажем по секрету, чтобы не повредить репутации Шайке, что нередко, видя на экране своего мобильного телефона, что звонит Хана, он не отвечал на звонок. И в тот день, когда произошел взрыв у входа в булочную-кондитерскую, тоже хотел не ответить, но вспомнил, что старуха живет как раз в том доме, и устыдился. Ничего с ней, конечно, не случилось, он уже знал имена двоих погибших от взрыва обитателей дома. Но, понятно, шок, надо успокоить.
— Ишай! — рыдала Хана в телефон. — Ишай! Ох, беда, беда, Ишай…
— Да, Хана, беда. Но уже ничего не поделаешь.
— Да как же не поделаешь, Ишай! Надо ее искать!
— Кого ж теперь искать, — успокаивал Шайке старуху, слегка свихнувшуюся от шока. Она, видимо, говорила о погибшей соседке. — Ее уже нет. А ты ее лично знала?
— Да ты что? Что значит — нет! Здесь она, где-то близко должна быть. Надо только поискать, помоги, Ишай! Как я без нее?
Выяснилось, что имелась в виду вовсе не погибшая обитательница подвала, а кошка Ханы, выскочившая с перепугу в окно.
— Да ладно тебе, Хана, чего там искать! — засмеялся Шайке, увидев, что ничего серьезного нет. — Я тебе с любой помойки такого красавца принесу, только отмой да откорми!
Это надо же, думал с досадой Шайке, выключив телефон. Тут люди гибнут, а она — кошку искать! Так ей эта кошка важна. Да ясное дело, другого-то занятия в жизни нет, старуха ведь. И Шайке с удовольствием отметил, что самому ему до этого далеко. Вон сколько всяких дел, не оберешься.
Были, впрочем, и иного рода старики. Сдержанные, стеснявшиеся того, что утеряли свои привычные силы и вынуждены прибегать к посторонней помощи. Эти по пустякам никогда не звали. И именно потому, что они стеснялись и тем лишь подчеркивали, какие они старые и слабые, а он молодой и сильный, Шайке помогал им особенно охотно. А был один старый художник, который вообще никогда никакой помощи не просил. Более того, когда Шайке по собственной инициативе позвонил в дверь, художник не открыл. А Шайке как раз любопытно было бы заглянуть в его квартиру, именно у художников ему никогда не пришлось работать. Тот и на телефонный звонок не ответил, и вообще можно было бы подумать, что он уже скончался там потихоньку, если бы Шайке не встретил раз у дверей его помощницу, которая и объяснила ему, что художник жив, но очень занят своим делом. И Шайке заочно проникся к нему большим уважением. Поэтому теперь его было вдвойне жаль, что он погиб в теракте, хотя и не был подопечным Шайке.
В общем и в целом надо признать, что докучливая и невыгодная эта работа оказалась не так плоха. Она неожиданно снова сделала Шайке таким, каким он привык быть всегда. Таким видели его другие, и таким он видел себя сам, молодым, красивым и сильным. И удачливым? Что же, удача тоже еще придет.
Живой источник
…Страус высокомерно вздернул свою крохотную головку на тощей общипанной шее и зашамкал плоским клювом, словно готовился сказать Алексу что-то оскорбительное. Надо же, подумал Алекс, восемьдесят килограммов живого веса, а мозг всего…
Нюма не запомнил, как сказали по телевизору. Два грамма? Двадцать? Не очень существенно, но надо было внимательнее слушать.
…И у меня тоже восемьдесят килограммов, а мозг…
Тут позвонили в дверь. Старая приятельница Людка Гутман. Годами не видятся, а тут пришла жаловаться на жизнь. Вечно кто-нибудь, не дадут поработать. Нюма поспешно сделал «сэйв» и сбросил текст с экрана.
Людмила не просто жаловалась, а рыдала в голос:
— Нюмочка, сделай что-нибудь! Поговори с ним! Он уже билет заказал!
Больше часу было потрачено на разговоры, хотя сделать Нюма ничего не мог. Тема была давняя, затяжная и неразрешимая. Русская Людочка согласилась ехать в Израиль ради своего Аркаши, которого любовно называла «полтора жидка». Приехала и отлично прижилась, даже имя себе взяла местное, Яэль, а русская ее дочка от первого брака вообще будто здесь родилась. А полуторный жидок Аркаша — никак. И теперь муж собирался обратно в Россию, а Людка, пожертвовав один раз всем устройством жизни ради «своего еврея», второй раз этого делать не желала. Нюмочка, поговори с ним! Конечно, старая дружба и все такое, но все же лучше бы люди решали свои проблемы сами, а не навязывали их другим.
Наконец ушла, и Нюма вернулся к работе.
…И у меня тоже восемьдесят килограммов, а мозг килограмма два, наверно. И к чему? Он со своими двумя граммами делает то же, что и я, только мучается меньше…
Куда-то меня не туда заносит, подумал Нюма, и никак не мог вспомнить, куда дальше шел сюжет. Чтоб этой Людке пусто было, сбила мысль! Этого с ним почти не случалось, сюжет, почерпнутый из источника, лежал обычно перед ним четко обрисованным рельефом, и воображению оставалось лишь раскрасить его диалогами и потоком сознания героев — последнего источник не давал.
Этот сюжет — страусиная ферма в Негеве и ее хозяин, пожилой белобрысый голландец, приехавший когда-то на месяц и оставшийся навсегда, его йеменская красавица жена и его «русский» работник Алекс — очаровал Нюму сразу, как только он начал его смотреть. Даже и придумывать ничего не надо. Нюма размечтался, как быстро он его закончит, и знал даже, куда отдаст. Естественно, туда, где больше платят, хотя везде гроши.
Вначале Нюма отсылал в газеты свои «физиологические очерки» с опаской, но быстро убедился, что опасаться нечего. Русскоязычный читатель, имея в своем распоряжении пять каналов русского телевидения, ивритского практически не смотрел, и Нюма чувствовал, что делает полезное дело, знакомя его с интимными деталями здешней жизни, которых тот иначе никогда бы не узнал. И то, откуда он черпал свой материал, не имело ни малейшего значения — важно было, что материал этот вполне достоверный и к тому же отобранный уже по степени интереса. Источник был просто инструментом — не более, но зато необъятно богатым, информация в него сочилась прямо из живой жизни и принадлежала всем, поэтому Нюма не испытывал угрызений совести, черпая из него. Зачем, например, выходить из дому и чего-то искать, если кто-то уже сделал это за тебя? Разделение труда, рассуждал Нюма, кто-то отобрал и показывает, я описываю. Порядок.
Но страусиный сюжет что-то не шел. Вспомнились еще рабочие башмаки хозяина фермы — из страусиной кожи, сказал хозяин, на всю жизнь, — а больше ничего.
Нюма решил временно оставить это, благо славных сюжетов у него было припасено. Вот, например, про джаз-оркестр, который устроили где-то на поселении религиозные женщины. Здесь Нюму особенно привлекал образ организаторши оркестра, немолодой, изломанной болезнями и истощенной деторождением женщины, — а как на ударных рубит!
Начал про джаз, но взглянул на часы и увидел, что пора обратиться к источнику, — в это время, под вечер, в странной программе новостей, которая перед основными новостями, часто показывали особенно ценные, небольшие, но сочные сюжеты на злобу дня.
Только включил, только начал ухватывать что-то завлекательное про то, как бывший наркоман лечит других наркоманов, — телефон. Опять Людка!
— Нюмочка, полная катастрофа! Послушай, теперь все как на духу, может, придумаешь что-нибудь. Мне же некуда деваться!
На этот раз Нюма слушал не без интереса. Старая приятельница, оказывается, далеко не все ему говорила про свою жизнь, а история оказалась занятная. Начать с того, что Людка, расплевавшись с Аркашей, когда он начал собираться в Россию, жила теперь с местным человеком по имени Джеки.
— Ну, и чего тебе тогда? — рассудил Нюма. — Пускай себе катит.
Да, но они с Аркашей как приехали, так почти сразу и развелись, чтобы раздельно получать разные пособия и льготы, так выходило больше. И главное, банковский счет разделили. Сама же практичная Людка и придумала это, уверенная, что ее мешок Аркаша никогда ее не обманет.
— А тогда тем более, — заметил Нюма.
Да, но вот теперь, только что… Людка громко зарыдала, но продолжала говорить. Оказалось, что мешок Аркаша устроил такую комбинацию, ухитрился продать их общую квартиру, и кому, этому самому местному Джеки! И деньги увозит с собой! Главное, и продал-то за гроши, раззява несчастный.
— Сволочь, конечно, — сказал Нюма, — деньги надо через суд, половина твоя… но так-то, что ты теряешь? Пусть твой Джеки вселяется в свою квартиру, и живите себе!
— Да он уже вселился! — закричала Людка. — Вот кто сволочь настоящая! Пока я к тебе ездила, он вселился! Прихожу, а он…
— Тогда я не знаю, чего ты хочешь. Людка, кончай грузить, мне работать надо.
— Да он не один вселился! — Людка кричала так, что Нюма отвел трубку от уха. — Он бабу привел!
— Какую бабу?
— Говорит, свою!
— А с тобой что же?
— Да вот именно! С тобой, говорит, было неплохо, но теперь все! Недельку, говорит, можете пожить со Светкой в салоне, но ищите себе…
