Коротенькие фильмы Рона Дьена — остроумные, не без едкости, оммажи искусству немого кино. В фильме «Пламя» (La flamme, Ron Dyens, 2000) происходит то, что многие зрители видели в кинотеатрах: при сбое работы проекционного аппарата изображение на экране застывает, а потом буквально расплавляется на глазах у публики. Технически это выглядит так: лента застревает между зубцами аппарата; кадр, оказавшийся более чем на долю секунды перед мощным источником света, сгорает. Практически ущерб сводится к небольшой дырке в пленке — такую же прожигает в ткани сигарета. Но на экране она вырастает до гигантских размеров. В эру горючих нитратных пленок (до 1951 г.) такой сбой мог стать причиной пожара в кинотеатре; в цифровую эпоху этой угрозы уже нет. Идея Дьена в том, что плавящееся изображение бывает красивым само по себе (на моей памяти кадр однажды стал плавиться в тот самый момент, когда на экране был крупный план эффектной женщины). Режиссер превращает технический сбой в сюжет: парочка в костюмах конца XIX века собирается безмятежно прогуляться по берегу моря. Пламя появляется сбоку и гонится за героями, как монстр в фантастическом фильме. Влюбленным остается бежать, пока мир вокруг них не расплавился окончательно.
Смерть
В пугающей короткометражке «Два доллара за кило» (Due dollari al chilo, Paolo Lipari, 2000) режиссер Паоло Липари показывает, как проекционные копии фильмов уничтожаются после коммерческого проката. То, что было грезами миллионов зрителей, становится дешевым горючим для промышленных предприятий, сырьем для производства скамеек, расчесок, оправ для очков и одежды. Так было всегда: кино убивали еще при его рождении, когда демонстраторы покупали фильмы, а потом избавлялись от них после показа; на заре звуковой эры, когда продюсеры выкидывали свои немые фильмы; с изобретением безопасной пленки, когда ненужным хламом стали нитратные копии. Так происходит и сейчас, особенно в развивающихся странах, где фильмы не выдерживают высоких температур и влажности. Кино — не единственная жертва: более 95 % всего заснятого материала (неважно, кем и зачем) перестает существовать в течение 12 месяцев после записи. Процент, разумеется, несколько ниже в Европе и Северной Америке: как гласит старинное речение, историю пишут победители. Мало кто этим обеспокоен — как и в случае с глобальными изменениями климата и религиозным фундаментализмом, нужна катастрофа, чтобы люди обратили внимание на проблему. Как писал Стюарт Брэнд, «великий творец есть и великий уничтожитель»; так и есть, судя по тому, что мы склонны уничтожать то, что смотрим. Мы готовы к отказу от цифровых записей? Пока нет, раз технология на подъеме, но общество должно понимать, что это не навсегда. Я не боюсь смерти кино; я скорее напуган равнодушием к его жизни.
Перевод с англ. Дарьи ХитровойЛюбовь Киселева
СОВМЕСТНОЕ ДЕЛО ЛАТЫШЕЙ И ЭСТОНЦЕВ[199]
Как известно, соседние народы нередко относятся друг к другу с некоторой ревностью и недоверием. Они гораздо больше интересуются дальними экзотическими странами, чем делами своего ближнего окружения. Латыши и эстонцы не составляют в этом исключения[200]. Тем более знаменательно, когда мы имеем дело с фактом тесного сотрудничества и с совместной акцией соседей в области национального строительства. В 1916 г. в Москве силами членов московской и петроградской эстонской и латышской диаспоры был издан сборник статей «Эсты и латыши, их история и быт»[201]. Как нам уже приходилось писать, авторы, чьи работы собраны под одной обложкой, были людьми различной политической ориентации, что отразилось на их последующей судьбе[202].
С эстонской стороны это юристы Пеэтер Рубель (Peeter Johannes Ruubel, 1885–1957), ставший вскоре одним из разработчиков закона об автономии, а затем — Конституции ЭР, Рейн (Роман) Элиасер (Rein Eliaser, 1885–1941) — в будущем член парламента[203].
С латышской стороны — будущий член Сейма и премьер-министр статистик Маргерс Скуиениекс (Marģers Skujenieks, Скуенек в русской огласовке; 1886–1941), расстрелянный коммунистами, и революционер, историк Карл Иванович Ландер (1883–1937), член большевистской партии с 1905 г., занимавший потом в Советской России крупные должности; журналист, писатель и педагог Иван Лапин (Jänis Eduards Lapiņš, 1885–1941), вскоре ставший членом Земского совета и Временного правительства Латвии. Имя народного учителя, подписавшего свою статью псевдонимом Senex, остается пока неизвестным. О латышских делах писал также русский педагог С. А. Золотарев, долго проработавший в Латвии.
Еще в сборнике участвовали член кадетской партии петроградский адвокат Э. А. Дубос(с)арский (1879–1920), расстрелянный большевиками в Керчи, и профессор Петроградского университета И. А. Бодуэн де Куртенэ (1845–1929), борец за права национальных меньшинств, в том числе русского, в независимой Польше в 1920-е гг. В качестве автора программной статьи и редактора издания был привлечен профессор Петроградского университета юрист М. А. Рейснер (1868–1928), впоследствии один из авторов первой Конституции РСФСР.
Адресованный одновременно и русскому правительству, и русскому обществу, сборник имел целью продвинул, реформы в крае. Однако эстонский рецензент из петроградской газеты «Pealinna teataja» («Столичный вестник»), оценивая значение книги дня эстонского читателя, особо выделил возможность для эстонцев ближе познакомиться с жизнью латышей:
Сборник не является капитальным трудом, где были бы подробно освещены история и настоящее положение коренных народов Прибалтики, но все же он может предложить нечто новое тем, для кого небезразлично дело нашей родины. Поэтому его можно рекомендовать любому читателю, особенно тем, кто хотел бы получить начальные сведения о нашем соседнем народе — латышах[204].
В настоящей заметке нам хотелось бы остановиться на статьях о латышских делах и о латышах[205]. В целом они находятся в русле общей концепции сборника. С одной стороны — это демонстрация того, что коренные народы Прибалтийского края являются лояльными гражданами России и союзниками русских (что было особенно актуально в условиях Первой мировой войны), а прибалтийские немцы — врагами и предателями. С другой — что латыши и эстонцы составляют самостоятельные культурные нации, их следует освободить от гнета остзейцев и предоставить им равные права с русскими. Три основные дискурсивные стратегии — строительство образа врага, риторика жертвы (эстонцы и латыши как жертвы угнетения и насилия со стороны остзейцев) и риторика успеха (местные народы своими усилиями добились огромных успехов в деле экономического и культурного строительства) — активно используются и авторами «латышских» статей. Однако, как мы постараемся показать, статьи о латышах не только доминируют количественно по сравнению с «эстонскими» (5:2), но и выделяются некоторыми важными особенностями.
В первую очередь, латыши гораздо более радикальны, что сразу было отмечено эстонскими рецензентами: «В статьях латышей иногда очень видно, что они чистой воды марксисты»[206]. Конечно, «чистой воды марксист» — один, Карл Ландер, и вполне закономерно, что в статье «Латышская интеллигенция и ее социальные стремления» он представляет историю латышского национального движения как неуклонное движение к марксизму[207]. Однако и Иван Лапин (J. Lapiņš) в статье «Экономические успехи латышского народа» утверждает: «Можно сказать, что латышский пролетариат не знает другой такой одушевляющей всех идеи, как социализм. Латышский рабочий, если он политик, то непременно социал-демократ»[208].
Ландер и Лапин подробно описывают историю латышского национального возрождения, характеризуя его деятелей, издания и пр. Однако позиции этих авторов все же не идентичны. Лапин более подробно останавливается на деятелях первого этапа, чья активность и привела к тому, что латыши обрели свою национальную культуру и поднялись экономически. Автор дает впечатляющую статистику, сравнивая положение в Латвии и во внутренних губерниях России, подчеркивая при этом, что «вся Латвия по народонаселению меньше Рязанской или Воронежской губернии»[209].
Обратим внимание на то, что именно в латышских статьях, вопреки тогдашнему официальному территориальному делению, употребляется название «Латвия». Это соответствовало одной из программных установок издания — добиться нового административного деления края по этническому принципу, на Эстонию и Латвию, что было осуществлено через год, в апреле 1917-го. В сборнике о нецелесообразности тогдашних губернских границ Эстляндии, Лифляндии, Курляндии специально писал М. Скуиениекс[210].
