— Еще как! — присвистнул Джонни. — Один раз я хотел устроить с Малым бег наперегонки задом наперед, а он вдруг увидел каштан. Ну и все! Стал ни на что не годен. Только и твердит про каштан, а когда ему что-нибудь говорят, вообще ничего не слышит.
— Ага! — воскликнула тетя Юлия. — Теперь я понимаю, как это получается. Когда поэты что-нибудь выдумывают или обдумывают, они не видят и не слышат, что происходит вокруг. В сущности, это не рассеянность, Джонни, а как раз наоборот — пристальное внимание, сосредоточенность на одном деле.
— Возможно, — пробормотал Джонни Флотер. Сложные процессы, происходящие в головах поэтов, как видно, не слишком его интересовали. Он был земным человеком, а потому и внес предложение сыграть в лото «Братец, не сердись».
Тетя Юлия охотно согласилась поиграть с нами, но то и дело вновь принималась меня расспрашивать, про что же мы с прадедушкой сочиняем. А узнав, что мы собираемся писать баллады и рассказы про памятники, почему-то пришла в полный восторг.
— Не забудьте, — сказала она, — что памятники — это не только то, что стоит на постаменте, Малый! На свете есть много всяких памятников. Например, монета или надгробие. Или дом, или герб, или просто камень, напоминающий о каком-нибудь событии. Даже созвездие может быть памятником. Не упустите это из виду, когда будете сочинять!
Это замечание тети Юлии дало толчок моим мыслям. Я играл все рассеянней и делал глупейшие ошибки. Джонни Флотер так разозлился, что под конец швырнул игральную кость на стол и крикнул:
— Я больше не играю! Малый вообще отсутствует!
Я не успел еще оправдаться, как тетя Юлия сказала:
— Малый, если я не ошибаюсь, думает о памятниках. Верно?
Я кивнул и объяснил, что виной всему замечание тети Юлии про разные памятники.
— Мне это очень лестно, — улыбнулась старая дама. — Знаешь ли, Малый, каждой женщине хочется хоть раз в жизни стать Музой — вдохновить поэта на какое-нибудь стихотворение.
— Только не моей Верховной бабушке, — уточнил я. И вдруг вспомнил, что обещал не опаздывать к обеду.
Я взглянул на часы, тикавшие в углу, и увидел, что могу еще успеть в последнюю минуту. Поэтому я извинился, поспешно натянул свитер и захромал в направлении Трафальгарштрассе. Голова моя была переполнена идеями про всякого рода памятники.
Я поспел как раз вовремя, чтобы пообедать с Верховной бабушкой. Сегодня, как и каждую пятницу, она варила на обед сушеную рыбу. Прадедушка ел в постели. Но после обеда встал и начал медленно взбираться по лестнице на чердак, чтобы вместе со мной подумать насчёт памятников.
Как только мы устроились в южной комнате — Старый в каталке, я на оттоманке, — я тут же принялся объяснять прадедушке, что памятники бывают всякие. Но он, оказывается, и сам уже это сообразил, перелистывая альбом.
— Даже прядь волос может оказаться памятником, — сказал он, — и иной раз более значительным, чем бронзовая конная статуя огромной величины. Я нашёл в альбоме две любопытные надгробные надписи и списал их.
Он вытащил из кармана газету, на полях которой было что-то записано.
— Одна из этих эпитафий — из Берлина. Там в Тиргартене бесчисленное множество памятников разным знатным лицам — из камня и бронзы. И на одном из них, изображающем какое-то высокопоставленное ничтожество, берлинцы нацарапали вот этот стишок…
Старый заглянул в свою газету и прочел:
Эпитафия знатному вельможеСей памятник нам всем сегодняТого вельможу заменит,Что взят был в рай иль в преисподню,Ничем таким не знаменит.Да! Выпить он любил, по слухам.Земля ему да будет пухом!
— Видно, этот вельможа не тянул на памятник, — рассмеялся я.
— А вот один каменщик, наоборот, очень даже тянул, только никто ему памятника не поставил. Послушай, какая надпись вырезана на его деревянном могильном кресте!
Он снова заглянул в газету и прочел:
Эпитафия каменщикуПод этой плитою могильнойПокоится каменщик Тик.Любил запивать он обильноПивом сосиски и шпик.
Он спас благородного Фоха,Когда тот с моста сиганул.Тот Фох всё живет, и неплохо,А Тик-то в реке утонул.
Тут разговор у нас перешел на то, кто заслуживает памятника, а кто нет, и говорили мы очень долго.
— Одно, во всяком случае, ясно, — сказал в заключение прадедушка, — ещё не всякий, кому воздвигают памятник, герой. И не всякому герою ставят памятник. Сегодня утром в постели я написал две баллады, они тебя в этом убедят. Но сперва мне хотелось бы послушать ту балладу, которую ты сочинил вчера. Я знаю, она записана в альбоме, но я не стал ее читать. Хочу услышать от тебя самого. Ну-ка прочти!
Я положил тяжелый альбом на колени, раскрыл нужную страницу, заложенную спичкой, и прочел:
Баллада о короле и девочкеЖил-был король на свете,Угрюм и нелюдим,И знали даже дети,Что шутки плохи с ним.
Раз дал он повеленьеНа рынке городкаПовесить объявленье:«Два красных узелка!»
Ищите, мол, подарки:Завязаныв платокЧасы отличной марки —Вот первый узелок.
Другой — того же цвета,В нем слиток золотой.На вид находку этуНе отличишь от той
И что в ней — не узнаешь.А замысел жесток:Часы ты поднимаешь —Взорвется городок.
Но кто поднимет слитокВ платочке красном, тотПолучит графский титулИ городок спасет.
А горожане что же?Пустились наутек —Им золота дорожеИ жизнь, и городок!
Вот из дворцовых оконНа город ХартестольтКороль глядит в бинокль…А город-то пустой!
И вдруг бежит вприпрыжку —Он очень удивлен! —По улице малышка —Волосики, как лен.
Встревоженный немножко,Король глядит ей вслед(А звали эту крошкуМари-Элизабет)
И видит: вот нагнуласьИ красный узелокВзяла, и улыбнулась,И дергает платок…
Король сидит не дышит,Бинокль упал из рук…Но взрыва он не слышит,А слышит сердца стук.
Бинокль он поднимает,Навел на городок:Нет, слиток вынимаетЗавязанный в платок,
И катит по дорожке,Бежит вприпрыжку вследИ хлопает в ладошкиМари-Элизабет.
И ножкою толкаетВ ручей его — плих-плюх!Король коня седлаетИ скачет во весь дух
По склону, по долине…С коня слезает он:«Привет тебе, графиня!» —Отвесил ей поклон.
Та, носик задирая,Мгновенно входит в рольИ говорит, играя:«Привет тебе, король!»
И на коня девчушкуСажает он: «Оп-ля!Гляди-ка, вся в веснушках,А учит короля!»
И вот уж в замок скачутОни из городка.Что эта сказка значит —Задумайся пока!
— Очень мило, Малый! — сказал прадедушка, когда я кончил читать. — Король развлекается, ставит жестокий опыт над своими подданными. Но когда в ловушку попадает эта малышка, его самого страх берет от своей же затеи. Девочка спасает город — это тоже хорошо. Она заслуживает памятника. И все-таки она не героиня. Ведь она действовала просто по незнанию. А герои знают, что делают и на что идут.
— А у тебя в балладе герой…
— Ну уж он-то знает, что делает, Малый. Хоть он и не герой!
— Как так не герой?
— А вот послушай!
И, развернув бумажную салфетку, исписанную с обеих сторон, он прочёл:
Баллада про герцога Оскара Доброе СердцеСтоит в Гумберштадте памятник тот —Герцог Оскар Великий.Его из-за мельницы помнит народДля тмина, перца, гвоздики.
Но в хрониках мы ничего не найдем,Чем мог бы он похвалиться, —Поставил лишь мельницу в крае родномДля перца, тмина, корицы.
Какой весельчак за бутылкой он был,Свой парень и доброе сердце!Какую он мельницу соорудилДля тмина, гвоздики и перца!
Без шума сражений, без долгой войныСумел процветанья добитьсяРодной стороны, потому что нужныВсем перец, тмин и корица.
Всеобщий любимец — хоть и не герой…Но вот о чем эта баллада:Народу полезней правитель порой,С которым героев не надо.
Я захлопал, потому что мне очень понравился и сам этот герцог Оскар, и стихи прадедушки.
