Грустно. Но, наверное, это нормально.
Те руки, что прежде избивали и причиняли боль, теперь придерживали ее спину в вертикальном положении — открывали рот, пытались влить туда воду, положить на распухший язык раскрошенный хлеб и заставить прожевать его. Еда вываливалась на подол, Тайра не чувствовала вкуса.
Наверное, это гордыня — заключенная в желании жить человеческая гордыня. Идти, учиться, перерождаться, приближаться к Богу, существовать вечно, но в этом ли на самом деле заключен смысл?
Люди боятся смерти, рвутся от нее прочь, люди страшатся темноты. Но что плохого в том, чтобы навсегда погаснуть?
И не в смирении ли смысл?
Кажется, Тайра забыла обо всем, чему когда-то учил Ким.
Будь сильной, будь стойкой, извлекай опыт и оставайся чиста помыслами — разве она не следовала всем этим заветам? Разве не старалась сохранить душу неприкосновенной и никогда не использовать дар во вред?
А теперь его используют за нее.
Привяжут в далеком подземелье, опоят дурманной травой и начнут высасывать силы — минута за минутой, час за часом, день за днем без перерыва на еду и сон. Она не сможет сбежать, потому что на себя не останется сил, и она едва ли сохранит способность связно мыслить. Весь ее драгоценный дар направят на служение Правителю — на его нужды, а за невидимые нити, тянущиеся к ее телу и органам, будет дергать довольный и ухмыляющийся Уду…
Лучше погаснуть.
Ну и что с того, что некоторые звезды не зажигаются вновь? Это жизнь. А смерть есть ее продолжение.
Сидя в окружении сквернословящих охранников, измучившихся в попытках накормить пленницу, с подбородком, по которому стекала не попавшая в горло вода, Тайра приняла решение: она соберется с силами и вызовет муара вновь.
И согласится на сделку.
Она звала его до хрипоты в пересохших связках, до черноты перед глазами и до навалившегося на сердце удушливым покрывалом отчаяния, а когда увидела, как на полу у ступней начала заворачиваться по спирали знакомая тень, едва не разрыдалась от облегчения. Хотя разрыдалась бы Тайра лишь эмоционально — тело не сумело бы выдавить из себя ни капли влаги. Наверное, никогда уже не сумеет.
— Ты пришел… Хорошо. Услышал…
Вместе с появлением муара в клетку вернулся и холод; Тайра восприняла его благодатью — уже скоро. Совсем скоро.
Закончив формироваться, тень взглянула на нее черными неблестящими глазами; вокруг головы и конечностей продолжал клубиться туман.
— Я готова на сделку, слышишь? Я согласна.
Муар говорил, не открывая рта.
— Готова отдать душу за желание?
Шелестящий шепот прошелся по внутренностям касанием пересохших веток и напомнил недавно услышанный царапающий голос — живот тут же свело от страха. Нет, тот голос был хуже. Туда ей совсем не хочется — только не к Уду.
— Да.
— Я слушаю тебя, человек. Говори.
Тайра собралась с силами и глубоко втянула воздух, замерла. Сейчас она произнесет свои последние слова. Последние. Нет, не надо медлить, будет только хуже.
Прутья решетки, сочащийся из дальнего конца коридора дневной свет — яркий, теплый. Ее взгляд окунулся в него, желая впитать.
— Мое желание — умереть. Я отдаю тебе душу за то, чтобы ты подарил мне смерть — быструю смерть, мгновенную. Ты сможешь это исполнить?
— Да.
Хорошо. На смену волнению пришло зыбкое облегчение; но верно ли понял муар?
— Не через десять лет? Я не хочу… не смогу прожить десять лет без души.
— Твое желание — закон.
После этих слов серые отсыревшие стены тюрьмы почти перестали давить — это не ее дом, уже скоро она уйдет отсюда; взгляд зеленых глаз оторвался, наконец, от ведущих к выходу ступеней.
— И… Прежде, чем я умру, забери меня отсюда. Куда угодно.
Пусть Брамхи-Джава так и не увидит, что смог сломить ее. И ни к чему, чтобы над ее бездыханным телом глумились охранники — пинали его, таскали, рыли для него яму. Тайре не хотелось вечно покоиться на территории тюрьмы или сразу за ее пределами. Даже мертвой слышать стоны и предсмертные крики мучающихся на солнцепеке заключенных.
— Забирай. Давай, приступай. Я больше не хочу здесь сидеть…
Слишком долго болели обожженные руки и потрескавшиеся ступни, слишком сильно надоели не проходящие от волдырей на ногах язвы, и она слишком устала смотреть на то, что осталось от молодого красивого тела — когда-то оно было ей родным, но теперь стало чужим и тяжелым, непригодным для того, чтобы далее находиться в нем.
— Забирай.
Когда муар шагнул навстречу, Тайра, несмотря на мысленную готовность, вздрогнула — интуитивно вжалась в стену.
— Не делай мне больно… я устала.
Вместо слов тот протянул клубящуюся тьмой конечность вперед и застыл в ожидании.
«Берись» — приказывали неспособные отражать свет глаза. Берись. Сейчас.
Когда в конце коридора дневной свет раздробили чьи-то тени, а на ступенях послышались шаги, Тайра протянула вперед дрожащую руку и коснулась мрака.
Ее несло сквозь тоннель: вниз-вниз-вниз, — а за руку держала мгла. Холод, страх и немой крик «Пожалуйста, не-е-ет, не хочу!» Только поздно — она согласилась, подписала невидимый договор, и тоннель все продолжался — тянулся до бесконечности.
Скорее бы…
Все закончилось неожиданно, когда ее тело (у нее все еще было тело?) ударилось о землю. Ноги мгновенно подкосились, затылок стукнулся о что-то жесткое, и Тайра на мгновенье вновь нырнула во мрак.
Боги… Она ведь просила быстро, просила без боли.
Спустя несколько секунд сознание вернулось — сначала мотнулось, как разбитая внезапно упавшим с неба камнем поверхность пруда, но тут же выровнялось — вхлынуло обратно в голову мыслями, воспоминаниями и эмоциями, затопило собой образовавшуюся, было, пустоту, и заставило схваченное спазмом горло закашляться.
Где она? Создатель спаси и сохрани… где она теперь?
— Я забрал ее душу по праву! — Грохотал рядом чей-то голос. — И заберу ее саму — Договор подписан!
Что?… Что происходит?
Тайра открыла глаза и попыталась сесть — по непонятной причине, о чудо, тело подчинилось сразу же и без боли; ладони уперлись в прохладную пыльную поверхность. Посреди серой дымки, распластавшийся над землей повсюду, насколько хватало глаз, взгляд отыскал находящегося неподалеку муара — тот смотрел в небо, а на дымящееся чернотой лицо ему падал сверху белый яркий луч. Тень плавилась, перетекала и, неспособная уклониться от обжигающего света, негодовала.
— Я заберу ее! — В ответ тишина — тихий звон луча. Пауза. — Заберу! Она принадлежит мне по праву. Нет… Вы не посмеете… Аа-а-агрх!!!..
