— А вы разве не видели?
— Боюсь, я не понял, — сдержанно ответил начальник экспедиции. Неужели у него в самом деле серьёзные пробелы в знаниях о барнардцах? Как бы так сформулировать вопрос, чтобы не выставить себя дикарём? — Он ведь не оттаскал его за волосы?
— Это не обязательно, — проговорил Лагранж. — Видите ли, к волосам взрослого барнардца вообще не должен прикасаться посторонний. Для них это ещё оскорбительнее, чем для нас пощёчина.
— А, — начал понимать Мэлори. — Но почему же тогда Виктор сказал ему, что он не взрослый? Малолеток у нас вроде бы нет?
— Смотря с какой точки зрения. По закону барнардец получает все гражданские права с тринадцати лет, но обычай есть обычай. К мужчине будут относиться серьёзно только тогда, когда он острижётся под локон чести. Обычно это бывает годам к двадцати, а то и позже. Сейчас, конечно, когда на Барнарду проникли земные моды, традиция размывается, но в целом барнардцы довольно консервативны. Амаи всего семнадцать, и он ещё не носит локона чести. Виктор весьма грубо ему об этом напомнил. А ведь все юноши на всех планетах хотят, чтобы их считали взрослыми.
— А что, студентов разрешено хватать за волосы?
— Воспитанные люди этого не делают. Но законом это не наказуемо. А вот если речь идёт о взрослом мужчине, то можно схлопотать серьёзный штраф. Даже если вы только дотронулись до локона чести.
Мэлори аккуратно опустил этот факт в свою мысленную картотеку. Хорошо, что он об этом узнал, пусть и поздно. Надо же, это его третья экспедиция с барнардцами, и до сих пор он не удосужился узнать о таких вещах. Мог бы влипнуть... Правда, в прошлые два раза он не возглавлял экспедицию, да и эксцессов тогда не было.
— Так вот почему у Фоо голова как затоптанный газон, — догадался Мэлори. — Это он сам так потрудился над имиджем?
— Ну да. Бедный Миай хочет походить на землян, но в его сознании не укладывается, что мы не стрижёмся собственноручно. Вот он и занимается эквилибристикой с зеркалом и машинкой.
— Жёстко ты с ним, Вик, — сказал тем временем Коннолли за другим столом. — Со стороны можно было подумать, ты его вот-вот сгребёшь за кудри и носом об пол.
— Я не изверг, — отозвался Лаи с набитым ртом. — Принятых мною мер вполне достаточно. Он же утихомирился, ведь так?
— Влопался наш Амаи, — вздохнула Лика Мальцева. — Почти верный волчий билет.
— Волчий билет? — насторожился Лаи. — А это что такое?
— Это значит занесение в чёрный список, — объяснил Коннолли. — Тех, кого лишают права работать в экспедициях. Носорог зол как чёрт — из-за того, что Амаи его ударил, но главным образом из-за салата. Как бы эта экспедиция не оказалась для парня последней.
— Дура-ак, — протянул Лаи. — Ой, дурак... Ну что ему стоило проверить скафандр?
Оба поняли его без лишних слов. Академическая карьера Ори на родной планете из-за этого инцидента могла запросто оборваться, не начавшись. Если первая же экспедиция кончится для него подобным образом, он не сможет даже защитить диплом...
— Далась ему эта радиация, — пробурчал себе под нос Коннолли. — Чего его заклинило?
— Заклинит тут, когда целый день выкапываешь скелеты, один уродливее другого, — сказала Лика. — Было бы удивительно, если бы он бредил розовыми слонами.
— Какими слонами? — не понял Лаи.
— Да так, присказка, — отмахнулся Коннолли. — Кстати, а что ты такое ему сказал, что он сразу заткнулся и перестал визжать?
— Я только сказал ему, что он...
Лаи вытянул пухлые губы трубочкой и с шумом выпустил воздух. На земной слух получилось нечто вроде: "ои-ххэй!".
— А что это значит? — Коннолли сгорал от любопытства. — Или, — показал он глазами в сторону Лики, — не при дамах?
Лика прыснула.
— Патрик, мы же историки.
— Не надейтесь, — саркастически ответил Лаи. — В наших языках вообще нет непристойных ругательств — по крайней мере, непристойных в вашем понимании. Мы не используем для этого сексуальные термины. Если я и затруднился с объяснением, то это потому, что не нахожу подходящего эквивалента этому слову. Буквально я бы его перевёл... э-э... как "дитя из тёмной комнаты".
— А в чём смысл? — не отставал Коннолли. Лаи вытирал рот салфеткой.
— Смысл в том, что бывают дети, которые по какой-то причине выросли в изоляции от людей. Такой человек не умеет ходить и говорить, не знает своей культуры, не знает, кто он — не знает, что значит быть человеком. Если кому-то сказали, что он "дитя из тёмной комнаты", это самое страшное оскорбление, которое можно нанести человеку у меня на родине. В древности за него вызывали на поединок.
Лаи как-то нервно дёрнул ресницами.
— Чего только не рассказывают про древность... В массовой литературе мне встречалось утверждение, будто так наказывали тех, кто струсил в бою — младшего из его детей превращали в...
Он снова выговорил это слово на родном языке.
— А впрочем, это, скорее всего, журналистские фантазии, — прибавил он. — Никакими источниками не подтверждается. Это просто попытка объяснить, почему это слово так стыдно слышать — особенно мужчине.
— Я думаю, это слово можно перевести, — вдруг сказала Лика. — Мне сейчас пришёл в голову земной эквивалент.
— Какой? — оживился Лаи.
— Каспар Гаузер.
13. СЕРДЕЧНЫЙ ПРИСТУП
Барнарда, 15 декабря 2309 года по земному календарю
Лика с ногами сидела на кровати, свесив голову между колен. Это утро застало её врасплох; она зависла между вчерашним и сегодняшним днём, боясь пошевелиться и покинуть это томящее, но вместе с тем успокоительное безвременье. А между тем ей хотелось есть, и завтрак в гостиничном ресторане уже двадцать минут как начался.
Самое ужасное, что Патрик был прав. Она действительно рассматривала Лаи как мужчину. Она и сейчас смешалась, вспомнив, как вчера любовалась им из-за музейного стенда. Раньше она как-то не обращала внимания на то, что он кра...
Хватит, оборвала она себя, довольно. Во-первых, он ростом ниже тебя на двадцать сантиметров, и, разговаривая с ним, ты имеешь уникальную возможность созерцать донышко его пилотки. А во-вторых, природа всё равно предназначила его для представительниц его собственного вида. Природе нет дела до твоих симпатий.
Она выпрямилась; спустила ноги с кровати. За окном была всё та же ровная, светлая, бледно-пасмурная дымка — Летящая Звезда Барнарда никогда не демонстрировала своё лицо на публике. Лика посмеялась над собственной тревогой. В конце концов, они с Патриком здесь ненадолго. Через восемь дней они улетают на Землю. Что может случиться за восемь дней? И вообще, что особенного произошло? Она просто решила, что эта его стрижка не так уж его безобразит. Совершенно не повод для опасений.
Лика встала, надела горячую после гладильного автомата юбку и вышла из номера.
В коридоре что-то тихо гудело. Уборка? Так и есть, источником гудения оказался полуавтоматический пылесос, катавшийся от стены к стене. За ним следовал мужчина в тёмно-зелёном рабочем комбинезоне с логотипом отеля на спине, державший в руке удочку-дистанционник. Это был не тот уборщик, что наводил порядок в номерах — того Лика уже видела, и он приходил в другое время. Увидев Лику, уборщик остановился, удочка повисла в его руке, пластиковый круглый корпус пылесоса глухо стукнулся в стену.
— Эээээ, — с бестолковой ухмылкой протянул он. Не говорит по-маорийски, сообразила Лика. Пылесос крутился на месте и жужжал. Что-то не так было с этим уборщиком, и Лика замерла напротив него. Ему было около тридцати, но локона чести у него не было — его чёрные волосы были коротко подстрижены, почти на земной манер. Уборщик медленно развернулся к ней лицом. В стеклянных карих глазах застыло выражение напряжённой попытки понять, чего от него могут ждать. Спереди на комбинезоне Лика разобрала надпись по-маорийски:
"Убедительная просьба алкоголь не давать".
Уборщик был умственно отсталым.
Лика заперла дверь номера. Вот, значит, что происходит с такими на Барнарде... "Алкоголь не давать". На Земле это сочли бы унизительным, хотя сам бедолага и не умеет читать.
Она сделала успокаивающий жест: иди, мол. Уборщик тут же потерял к ней интерес и занялся пылесосом. Она отправилась к лифту.
Потрясение от встречи с уборщиком временно заставило её забыть, отчего она не очень стремилась попасть в ресторан. Она вспомнила о причинах своих колебаний только тогда, когда Лаи помахал ей из-за столика. Она отреагировала не сразу. Но всё же ей пришлось заметить его. В своей огненно-красной, в крупных жёлтых цветах пилотке он сам походил на экзотический цветок. Теперь, когда он её увидел, было глупо — да и необъяснимо бестактно — пытаться сесть за другой столик. Лика помахала ему в ответ, взяла себе у стойки кофе с булочкой и направилась к нему.
