Там царил хаос.
Кровать была не убрана, так же как и в комнате девочки. Анника почти физически чувствовала тепло детской кроватки, ее запах, влажность простынок. На полу была свалена одежда, разбросаны машинки, динозавры и одна пушка. Большая полка была забита спортивным инвентарем, теннисными ракетками, мячами для гольфа и бейсбольными рукавицами.
На зеленом письменном столе стояла тарелка с недоеденным сыром и стакан шоколадного молока. Края сыра затвердели и потемнели. На шоколаде образовалась пленка.
Хватая воздух открытым ртом, Анника вытащила телефон и принялась снимать: кроватку, шоколадное молоко и мишку на полу.
– Senora?
В дверях стоял полицейский. Анника резко обернулась, держа в одной руке телефон, а в другой машинку Калле.
Она с трудом сглотнула.
– Это для Лео, – сказала она и положила машинку на подушку.
Она вышла из комнаты, повернула налево и, не оглядываясь, вошла в родительскую спальню.
Эта комната была в несколько раз больше каждой из детских комнат. У правой стены стоял массивный, классический британский письменный стол. Анника машинально окинула глазами стену и увидела вентиляционное отверстие.
– Сеньора, я вынужден вас немного поторопить. Все же идет расследование. Вы не хотите перед уходом посмотреть комнату большой девочки?
Большой девочки?
Она обернулась к полицейскому и кивнула.
Мужчина рукой показал Аннике, что она может выйти в коридор.
– Только один момент, – сказала Анника и провела рукой по лбу.
– Конечно, конечно, – сказал полицейский и первым вышел в коридор.
Анника огляделась. Кровать была очень большая, с массивными двухметровыми столбами черного дерева. Простыни, которыми хозяин дома пытался заткнуть отверстие, лежали не на полу. Полицейские положили их на высокий матрас.
Здесь они спали последнюю ночь в своей жизни, здесь они были разбужены воем сигнализации, здесь они умерли, не успев спасти своих детей…
Она сфотографировала кровать, потом направила телефон на письменный стол так, чтобы в поле снимка попало и вентиляционное отверстие, и дважды нажала спуск.
После этого она выскользнула в коридор. Полицейский тщательно закрыл за ней дверь. Вместе они спустились по лестнице. Карита ждала их у выхода на террасу.
– Одну минуту, – сказал полицейский и пошел направо в холл.
Они прошли через кухню, оформленную в деревенском стиле, с огромным деревянным столом в центре и темными полками, уставленными расписными керамическими статуэтками.
Полицейский остановился у двери рядом с входом на кухню. На двери висела табличка: «Здесь живет Сюзетта».
«Кто такая Сюзетта?» – подумала Анника, но спросить об этом вслух сейчас не могла.
– Это комната Сюзетты? – спросила она вместо этого. – Ее не было здесь, когда все это случилось?
Полицейский открыл дверь, и Анника вошла в комнату девочки-подростка. Кровать была аккуратно заправлена. Компьютер, такой же, как у Анники, стоял на письменном столе. К двери с внутренней стороны была прикреплена афиша Бритни Спирс.
Полицейский озабоченно посмотрел на часы.
– Сеньора, – сказал он, – я вынужден попросить вас уйти.
Анника кивнула.
– Спасибо за все, – сказала она и быстро вышла на кухню.
Когда они шли по большому холлу, она мельком заглянула в другие комнаты – салон, убранный мебелью из черного дерева, и библиотеку, уставленную книжными полками.
Анника с Каритой вышли на террасу.
Шквал резко прекратился, оставив после себя удушливые испарения и ручьи бегущей по камням воды.
Они не спеша вышли на улицу, дошли до ворот и покинули виллу. Полицейский закрыл за ними ворота.
– Ты все сделала, что хотела? – спросила Карита.
Анника прислонилась к машине и зажмурилась.
– У тебя просто дар убеждения, – сказала она. – Как тебе это удалось?
– Я думаю отнести этот дар на счет непредвиденных расходов, – сказала переводчица, удивленно посмотрев на ничего не понимающую Аннику. – Уж не думаешь ли ты, что он пустил нас, потому что мы такие редкие гости, а он такой добрый?
«Я действительно безнадежно наивна», – подумала Анника.
– Этот визит обошелся нам в сто евро, – сказала Карита. – И то это только благодаря тому, что ты была безутешной скорбящей подругой. Корреспондента он бы не пустил сюда ни под каким видом и ни за какие деньги. Эту разницу никто из шведов не понимает. Конечно, «Квельспрессен» могло бы купить пропуск, но возможности издательства ограничены. Куда мы теперь?
– Ты знаешь, кто такая Сюзетта? – спросила Анника.
Переводчица покачала головой.
– Сюзетта? Кто это?
– В доме есть комната девочки-подростка, на двери которой написано: «Здесь живет Сюзетта»… Постой, постой, вчера кто-то говорил о Сюзетте. Да, это была женщина, которая состояла в образовательной ассоциации вместе с Вероникой.
– Еще один ребенок? – спросила Карита и немного побледнела.
– С этим надо будет разобраться, – сказала Анника и открыла дверцу машины. – Как нам вернуться в отель?
Анника швырнула на пол зонт, закинула сумку на кровать, положила куртку на пол и почти бегом кинулась к компьютеру. Дрожащими руками она зашла на сайт конкурирующей газеты. До ухода из отеля она не успела посмотреть, есть ли в газете сведения о газовом убийстве или о ней и Халениусе. Теперь здесь было и то и другое, причем на первых полосах.
Сначала шли новости о газовом убийстве, и Анника поняла, что своя рубашка ближе к телу, и она все же начала со своей персоны и персоны статс-секретаря.
Фотография оказалась хуже, чем она думала. Изображение было размытым из-за темноты и плохой фокусировки. Однако в свете, падавшем из двери ресторана, было видно, что это она, Анника Бенгтзон. Волосы блестели на ветру и водопадом падали на плечи. Действительно, было похоже, что Халениус изо всех сил прижимает ее к себе и что-то шепчет ей прямо на ухо. Было, правда, непонятно, целует он ее в щеку или шепчет на ушко какие-то нежности.
Заголовок был кричащим: «Известная журналистка и популярный социалист хорошо провели вечер в ресторане».
Ну что ж, по крайней мере, ее назвали известной журналисткой, и на том спасибо.
Она уселась поудобнее и принялась читать подписи и преамбулы.
«Шюман: «Я полностью доверяю ей».
Корреспондент отдела криминальной хроники «Квель-спрессен» Анника Бенгтзон что-то праздновала вчера вечером с ближайшим сотрудником министра юстиции.
– Они пили вино и открыто целовались, – сообщает наш источник».
Она выпрямила спину. Что это еще за базарный треп?
Где-то у кровати зазвонил мобильный телефон. Она оглянулась, посмотрела на сумку и поколебалась – читать дальше или ответить?
В конце концов она решила ответить и принялась рыться в сумке. Вытащив телефон, мельком посмотрела на дисплей.
– Алло, – сказала она очаровательно воркующим голосом.
– Я видел фотографии, – сказал Томас.
– Правда? – спросила Анника.
– Ты сделала это только для того, чтобы меня смутить?
Брови Анники взлетели вверх от удивления.
– Томас, неужели? – воскликнула она. – Неужели ты ревнуешь?
– К твоему сведению, Халениус – это один из моих шефов. Ты что, не понимаешь, в какое положение меня ставишь? Представляешь, что теперь начнут болтать? Люди будут указывать на меня пальцами и перешептываться.
Кокетливое настроение испарилось как по мановению волшебной палочки.
– Это ты говоришь о том, что я тебя подставила?
Томас возмущенно фыркнул.
– Ты когда-нибудь думаешь о ком-то, кроме себя?
От гнева ей стало трудно говорить.
– Это все твое проклятое лицемерие! Ты бросил меня и детей в горящем доме и убежал к своей чертовой п…де. Я уже полгода живу, как бездомная, несправедливо обвиненная в умышленном поджоге. Я едва не потеряла детей, потому что это ты пытался их у меня отнять, а теперь ты корчишь из себя обиженного. Меня уже тошнит от тебя.
Она хотела, как обычно, нажать клавишу отбоя, но передумала.
Вместо этого продолжала прижимать трубку к уху, быстро и поверхностно дыша.
– Анника?
Она кашлянула.
– Да, я тебя слушаю.
– Как ты можешь так говорить? Как ты можешь говорить, что я бросил тебя в горящем доме?
– Но ты это сделал.
– Это несправедливо. Я ушел к Софии после того, как мы с тобой поссорились, а когда я вернулся, дом уже сгорел. Кто говорил, что ты его подожгла? Я не знал, что ты справилась, что дети живы…
– Думай, что это навсегда останется твоим грехом, – сказала она. – Бедный Томас.
Он тяжело вздохнул:
– Ты всегда выставляла дело так, будто это только моя вина.
– Ты мне изменял, – сказала Анника. – Я видела вас. Я видела вас у торгового центра. Ты обнимал ее, целовался с ней, вы болтали и смеялись.
Теперь надолго замолчал Томас.
– Когда это было? – спросил он наконец.
– Прошлой осенью, – ответила она. – Я стояла на противоположной стороне улицы с обоими детьми, я купила резиновые сапожки Калле, мы шли домой и.
