— Нет, ты ответь!
— Хорошо, я отвечу. Ты позвонил мне и предложил встретиться. Когда ты приехал, ты вдруг понял, что поступил глупо. Тебе казалось, что ты хотел поговорить со мной о Гильвике, но как только ты меня увидел, ты сразу понял, что не в Гильвике дело. Ты все понял, еще стоя у двери, Саблин. Это было видно по твоему лицу, это было слышно по твоему голосу. Но ты не признался в этом самому себе. Ты не признался в этом мне. Ты продолжал упорно гнуть свою линию: ты приехал для того, чтобы поговорить о Гильвике. И теперь ты понимаешь, что упустил время. Через полтора часа мне нужно будет уходить. Но ты же удавишься — а не признаешься в том, что я права. Потому что ты — личность авторитарная. Уверена, что ты еще и извиняться не умеешь. Ведь не умеешь?
Сергей подавленно молчал. Он ожидал чего угодно, только не этого. Он упустил время, через полтора часа Ольге нужно будет уходить. А он, как дурак, подбирался к возможности поговорить о том, о чем и говорить-то не надо было: будь он посмелее и пооткровеннее с самим собой, он бы еще ночью — нет, еще вчера вечером понял бы, что произошло. Еще вчера он почувствовал исходящий от этой девушки зов, на который мгновенно откликнулось все его нутро. Он знал за собой эту способность — ощущать, улавливать исходящие от женщины флюиды интереса к себе и желания, он их чувствовал всегда, еще с шестнадцати лет, с момента своего первого сексуального опыта со старшей сестрой товарища по спортивной секции, в которой Саблин занимался боксом. И вдруг именно сейчас, сидя на этой тщательно прибранной просторной кухне, он осознал, что от Ленки такой зов никогда не исходил. Она была затейлива и изобретательна в постели, неутомима и ненасытна, но этого жадного, вибрирующего зова Женщины он не слышал. Ленка хотела устроиться в Москве, удачно выйти замуж за парня из хорошей, обеспеченной семьи с возможностями, она безумно привлекательна внешне и очень технична в плотских утехах, так что кандидатов на роль мужа у нее было достаточно. Из всех кандидатов она выбрала того, кто показался ей наиболее симпатичным. Грубо говоря, наиболее приемлемым. А если уж совсем откровенно — наименее противным. Она никогда не хотела его по-настоящему, она никогда не любила его, она просто терпела его и старалась привязать при помощи секса, чтобы обеспечить собственное будущее. Но бросить беременную женщину, на которой ты пообещал жениться, — это недопустимо. Даже если ты понимаешь, что она тебя просто использует.
Вчера он встретил Ольгу. Он встретил Свою Женщину. И оторваться от нее не сможет больше никогда.
А извиняться он действительно не умеет…
— Я пойду, — он резко отодвинул стул и встал, оставив еду на тарелке нетронутой.
Ольга не стала его останавливать и молча стояла, пока он одевался. Застегнув «молнию» на ветровке и взявшись за ручку двери, Сергей внезапно остановился и повернулся к девушке:
Жду,Приди в такую погоду,Чтобы невозможно было отказаться.
— Канык? — полуутвердительно спросила Ольга.
Он кивнул, во рту пересохло, язык плохо слушался.
— Для нас с тобой такая погода будет всегда, — сказала она. — Если ты захочешь.
…Он ушел через три с лишним часа, на прощание поцеловав Ольгу в обнаженное плечо, выглядывающее из пледа, в который она завернулась, чтобы проводить его до двери. О том, что ей нужно было уходить «через полтора часа», она даже не вспомнила.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА 1
Сергей и сам не знал, радоваться ему или расстраиваться: сегодня Ольга снова предложила ему воздержаться от близости.
— Оль, я так соскучился, — жалобно проныл он, жадно водя руками по ее груди, обтянутой шерстяной «водолазкой» с глухим воротом. — Ну не вредничай!
Она с мягкой улыбкой положила руки поверх его ладоней, крепко прижимая к себе.
— Сереженька, я тоже ужасно соскучилась, — призналась она. — Ты даже не представляешь, насколько я соскучилась. Но я не могу смотреть на твой измученный вид. Тебе нужно хоть чуть-чуть отдохнуть, поспать. Поезжай домой, раз у тебя выдался свободный вечер, ляг спать пораньше. Ну пожалуйста! У меня сердце разрывается, когда я вижу, как ты устаешь!
Н-да, домой и спать… Если бы это было возможно! Сергей поступил именно так, как и заявлял в разговоре с матерью: они с Леной и маленькой дочкой Дашенькой, родившейся два месяца назад, снимали комнату в малонаселенной — всего на три семьи — коммунальной квартире на окраине Москвы, чтобы вышло подешевле. На аренду хорошего жилья денег не было, и хотя Сергей бился изо всех сил, наряду с учебой в интернатуре подрабатывая в двух местах, денег все равно хватало едва-едва: Ленка не справлялась с ребенком, к ней из Ярославля приехала на подмогу только что вышедшая на пенсию мать, и на Серегины заработки нужно было не только платить за жилье, но кормить троих взрослых людей, а то и одевать. Не говоря уж о расходах, связанных с малышкой: подгузники, ползунки, пеленки в огромных количествах, распашонки, чепчики, бутылочки, соски, игрушки. В связи с бесконечными стирками, неизбежно сопровождающими жизнь грудничков, пришлось залезть в долги и купить стиральную машину. Хорошо еще, что один из дополнительных заработков Сергей нашел в одном из только-только начавших появляться коммерческих медицинских учреждений: там платили все-таки побольше. Но все равно молодая семья считала копейки и отказывала себе в любой мелочи, которая признавалась избыточной, экономя даже на еде.
Комната была небольшой, и спать в ней можно было только ночью, когда жена и теща укладывались в постель, переделав все домашние дела, и то при условии, что удавалось угомонить Дашеньку. О том, чтобы лечь и уснуть в какое-либо другое время, например, в воскресенье, после суточного дежурства, когда не нужно бежать на занятия, даже разговора быть не могло.
Ольга это понимала, поэтому, выждав положенные десять секунд, как обычно, сказала:
— Или хочешь — поспи у меня, хоть пару часов отдохнешь. Я тебя разбужу, когда скажешь. Давай?
Он очень хотел спать. Смертельно. До озноба. До тошноты. Но мысль о том, что эти два часа можно провести с любимой женщиной, мешала принять столь соблазнительное предложение.
— Я соскучился, — снова повторил он. — Если я буду спать, я оторвусь от тебя. Мы и так редко видимся.
Это было правдой. И в то же время не совсем правдой: они оба учились в интернатуре по патанатомии и встречались на занятиях каждый день, если у Сергея не было дежурства. Но вот такие свидания в ее квартире, выхлопотанной для Ольги могущественным родственником из Минздрава Лукиновым, случались не чаще раза в неделю, когда Сергею удавалось выкроить несколько часов из плотного графика учебы, двух подработок и участия в семейных хлопотах.
— А я прилягу рядом, — Ольга уже несла большой пушистый плед и две подушки, — и тоже подремлю. Возьму тебя за руку, буду дышать тебе в шею, и уснешь сладко-сладко, крепко-крепко, и проснешься свежим и набравшимся сил…
Ее мягкий голос журчал, обволакивая стремительно проваливающегося в сон Сергея нежным шелковистым коконом, в котором так хотелось успокоиться и расслабиться. Он не заметил, как заснул, а когда проснулся через два с половиной часа, Ольга не спала, сидела рядом на краю дивана и держала его за руку, тихонько поглаживая пальцы.
Он с хрустом потянулся.
— Ну и любовничек тебе достался, Ольга Борисовна, со смущенной усмешкой произнес Саблин. — Приходит раз в неделю, заваливается спать, и никакой с него практической пользы. Может, тебе пора подумать о том, чтобы бросить меня?
Она легко рассмеялась и отняла руку.
— Когда мне это надоест, я немедленно тебя брошу и найду себе молодого парня, тупого, выносливого, с мускулистыми бедрами и крепкими ягодицами. Такого, знаешь ли, злого на это дело. Но пока мне не надоело.
— Ну Оля! — Саблин еще больше смутился. — Я серьезно.
— И я серьезно. Не менять же мне тебя на старого немощного импотента.
— Оль, я мешаю тебе жить, — вздохнул Сергей. — Ты знаешь, что я не могу на тебе жениться. И уйти от тебя не могу. И чувствую себя полным дерьмом из-за этого. Ты молодая, умная, красивая женщина, тебе нужно мужа искать, детей рожать, а ты тратишь время на нищего интерна, который ровным счетом ничего не может тебе предложить.
— Сережа, — ее лицо стало серьезным, — всем известно, что человек живет только так, как он хочет. Так, как он не хочет, он не живет. Мне вполне достаточно того, что ты предложил мне себя. Я тебя люблю, ты это знаешь.
Он знал. И знал, что Ольге очень хочется услышать от него такие же слова. Но Сергей не мог их произнести. Никогда не мог. Ни Лене, ни Ольге, ни девушкам и женщинам, которые были у него прежде, он этих слов не говорил. Не умел. Язык не поворачивался.
