Нико сказал «они не дали» про архивы.
Далтон, обсуждая Вивиану Абсалон, говорил о магии как о самостоятельном божестве.
Атлас говорил о требованиях для инициации как о жертве на алтарь знания, знания, наделенного разумом, разумом, которым, бесспорно, обладает дом.
Но, возможно, магия или библиотека не так уж и разумны.
Рэйна сама не видела, куда несут ее ноги, пока не оказалась на пороге обеденного зала. Она ждала на входе, пока Каллум наконец не обратил на нее мимолетный равнодушный взгляд из угла.
Он стоял у бара и смешивал себе коктейль. В девять утра.
– Не одобряешь, понимаю, – сказал он, не поднимая глаз и наливая побольше, как бы в ответ на ее молчание. – И еще: мне все равно.
– Скажи-ка кое-что, – обратилась к нему Рэйна. – Твой обряд посвящения…
– Да, я все просрал, это смотрелось жалко, точка, – сказал Каллум.
– Нет, – перебила его Рэйна, и Каллум замер, едва пригубив напиток. – То есть да, но я не о том… – Она сглотнула. – Ты кое-что сказал. Тот, другой ты. Будто ты все о нас знаешь.
Каллум бросил на нее косой взгляд и вернулся к напитку, который цедил, казалось, вечность.
– Да, – произнес он наконец.
– Да? – эхом откликнулась Рэйна.
– Да.
– Может, объяснишь?
– Ладно. – Он налил себе еще любимого мутноватого скотча. – Пьешь?
– Нет, – покачала головой Рэйна.
– Сейчас – да. Сделай милость.
– Ты же мог повлиять на меня, – напомнила Рэйна.
Каллум взглянул на нее через плечо и налил второй стакан.
– Послушай. – Он заткнул бутылку пробкой и подошел к Рэйне, небрежно поставив перед ней второй стакан на стол. – Мне насрать, что там с вами происходит. Если ты испытываешь некое моральное обязательство типа тех, что были характерны Роудс, раскрыть, что там именно архивы мне показали, то ладно. Мне по фигу. Мне так-то некогда заверять вас в своих намере…
– Так это были архивы, – кивнув, перебила Рэйна. – Это они дали тебе информацию о нас?
Каллум кивнул, поднимая стакан.
– Тост, – предложил он. – За сраную бессмысленность жизни.
На вкус Рэйны, получилось слишком уж драматично.
– Я просто хотела спросить…
– Пей, – оборвал ее Каллум, а когда она открыла рот, он повторил: – Пе-е-ей. – И Рэйна заподозрила, что он уже не первый раз за сегодня отказывает себе в воздержании. Она поднесла стакан к губам и закашлялась, едва пары спирта ударили в горло. Подождала, пока Каллум сам допьет.
– Ну ладно, – произнес он, хватив по столу пустым стаканом. – Даю полминуты. Какого тебе хрена надо?
– Ты можешь влиять на архивы?
– Нет, – горько ответил Каллум. – Библиотека, конечно, наделена разумом, но там такие масштабы…
– Тогда используй меня, – попросила Рэйна.
Каллум недоуменно моргнул.
– Используй мою магию, – пояснила Рэйна, – и заставь архивы выдать нужные мне книги.
Каллум так и уставился на нее.
– Кажется, полминуты истекли, – напомнила Рэйна. – Мне, если честно, хватило за глаза, поэтому…
– Погоди, – остановил ее Каллум, когда она уже развернулась. – Постой, подожди. Ты это… всерьез или…
Разве можно так откровенно тупить? Вопрос-то проще простого, ей столько надо интересных книжек прочесть, а он тут нейроны мнет.
«Вот, – думала Рэйна, – вот почему она не употребляет алкоголь».
– Протрезвей, – бросила она через плечо провожавшему ее пустым взглядом Каллуму. – Будешь готов – приходи.
Тристан
– Помоги мне умереть, – сказал Тристан Нико, решив, что нашел ответ.
Решение на самом деле оказалось простым, а свой путь к нему Тристан начал еще во время ритуала. В тот момент, когда Либби – не настоящая, конечно же, хотя и с нее наверняка сталось бы – приготовилась убить его, ему внезапно удалось воспользоваться магией, которая в обычное время давалась ему лишь после невыносимо долгого смотрения в пустоту и полного разотождествления с собой. То есть тяжело. Это требовало прямо колоссальных трудов, бесило, отнимало драгоценное время.
Но вот когда Либби уже почти убила Тристана, он посмотрел на ситуацию под другим углом и внезапно увидел все, а точнее, кое-что одно. Магию, что скрепляла симуляцию. Он разглядел ее течение, прямо как тогда, когда нашел анимацию Либби – опять-таки не настоящей, а второй, фальшивой, Либби… Так и запутаться недолго, столько подделок: поди запомни и устрой их в памяти. Картина вроде бы логичная, но вместе с тем нездоровая. Так вот, мертвая Либби на полу комнаты. Моргнул один раз – и это Либби Роудс! Мертвая! Какой ужас! Моргнул другой – и это уже потоки энергии, перетекающие невидимыми руслами в своем порядке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В раскрашенной комнате, когда Тристан познал на себе гнев Либби и приготовился умереть, картинка у него перед глазами вновь распалась частичками калейдоскопа, обострив его прочие чувства. Он ощутил на вкус нависшую над ним угрозу, и это даровало ясность, избавило от обычной тормознутости. В тепличных условиях, когда ему ничто не грозило, Тристан мыслил мелко, его заботили только мнение отца да вопросы о том, будет ли душа жить после смерти. Нет, трюк состоял в том, чтобы очистить разум или вовсе его вырубить.
Очнувшись после симуляции, первым делом Тристан увидел, как на него смотрит Атлас Блэйкли. И вряд ли это изменение позы Хранителя было простым совпадением.
Отсюда и эта просьба: «Помоги мне умереть», – которую Нико воспринял без особого энтузиазма.
– Какого, – спросил он, – хрена вообще?..
– Понимаю.
– Я знал, что ты мазохист, но это даже для тебя перебор.
– Точно, – дружелюбно согласился Тристан. – Но я бы не просил, если бы не думал, что это сработает с точки зрения магии.
– А отчего сразу я? – спросил Нико. Справедливый вопрос, которым Тристан и сам несколько раз успел задаться в тот короткий промежуток времени между стуком в дверь Нико и ее открытием.
– Потому что я, к несчастью для всех нас, слишком сильно себя люблю и не хочу умирать по-настоящему…
– О, – моргнул Нико, – это отличные новости, честно…
– …А значит, сделать это сам я не могу, – кисло продолжил Тристан. – И раз уж ты единственный обладаешь магическим даром необходимой мне силы, то только к тебе я и могу обратиться.
Другие очевидные доводы он оставил за скобками: к Каллуму он пойти не мог, Париса подняла бы его на смех, а Рэйну вообще нельзя было оторвать от книжек. Да и потом, Тристан подозревал, что она конченый психопат. Был бы кто другой, он пошел бы к нему, однако такого человека не оказалось поблизости, и вот Тристан просит Нико. Впрочем, он и в этом решении сомневался, хотя ответ казался простым, настолько простым, что на один момент, поддавшись импульсу, Тристан забыл обо всем – например, о неприязни к парню, стоящему сейчас перед ним без рубашки.
Нико не то задумчиво, не то подозрительно прикусил щеку изнутри.
– А если я не захочу тебе помогать?
Тристан чуть было не выпалил: «Тогда ты бесполезен, как я и думал», – но вместо этого пожал плечами.
– Жаль. Не конец света, конечно. Просто неудобно.
Он уже развернулся, потратив и так больше времени, чем собирался, но тут Нико страдальчески вздохнул.
– Ладно, – произнес он, – выкладывай, что у тебя.
– Шопенгауэровская воля к жизни.
– Так, а если подобрать слова попроще? – попросил Нико, скрестив руки на груди. Беззастенчиво сверкать голым торсом для него было делом обычным, но сейчас он как будто впервые постеснялся этой своей наготы. – Или хотя бы добавить чуть больше слов.
Кожа Нико поблескивала испариной, что Тристану внезапно показалось ненормальным. Поразмыслив над этим краткий миг (людям, в конце концов, свойственно потеть), он вспомнил, что ни разу не видел, как Нико и Либби регулируют температуру своего тела. Тогда как остальные приспосабливались к смене погоды, вели себя или одевались иначе, Нико ее частенько вообще игнорировал. Состояние Либби, которая – в основном из соображений эстетики – обожала вязаные вещи, физически менялось только после объемных магических действий; это напряжение в ней Тристан (к добру или к худу) ощущал четко.
