– Я снова под защитой твоих чар, – осторожно, даже слишком осторожно ответил Гидеон. – Ей меня не достать.
Уж так тщательно он подбирал слова, и это наводило на мысль о том, что некто очень глупый (Гидеон) совершил не менее глупый поступок (связался с мамашей).
– Это не ответ, Гидеон.
– Ответ, – с несвойственной для себя холодностью произнес Гидеон, – наполовину.
Неожиданно. Впервые за время разлуки Нико показалось, что год недомолвок подточил саму основу их с Гидеоном дружбы. Да, во имя общего блага они, бывало, говорили друг другу полуправду (или не сообщали ее совсем), однако этой конкретной шпильки Нико заслуживал полностью. Он оскорбил Гидеона, не рассказав про Общество, и теперь, когда пропала Либби, ему стало понятно: ставки, о которых он умолчал (включая, но не ограничиваясь вероятностью гибели, расчленения и/или пропажи), слишком высоки для игр в секреты. Нико правда заигрался и все равно считал дело пустячным. Напрасно. Гидеон наконец осознал, сколько ему всего недоговаривали, и между ними с Нико выросла стена.
– Je suis désolé [8], – попытался оправдаться Нико. Ему вдруг лихорадочно захотелось толкнуть Гидеона плечом в плечо или коленкой в коленку. Что они там говорили про тех, кто легко переживает крупные потери, тоскуя по крохотным? По мелочам, пустячным увещеваниям, из которых состоял их особый язык. Культура их собственной крошечной нации, которую в последнее время то и дело бомбили.
– Не о чем жалеть, – сказал Гидеон. – Я понимаю, почему ты так поступал. Почему утаил правду об Обществе. Это не твоя тайна, и не тебе ее разглашать.
Нико скривился. Он много чего не имел права разглашать и тем не менее только так выдавал чужие секреты.
– Ты меня не прощаешь, да?
– Кто сказал, что тебе это нужно?
Одним взглядом Нико выразил все оскорбления, какие мог придумать, и Гидеон вздохнул, покачивая головой.
– Дело не в прощении, – деликатно произнес он. – Скорее, в… решении.
– Что мне решить?
– Не тебе – мне. А говорить о моей матери особенно нечего, – добавил он. – Она подбивает меня выполнить работенку, о которой я тебе говорил. Я пока сделал вид, что согласен.
– Ты же это не всерьез? – спросил Нико и, видя, что Гидеон не торопится отвечать, нахмурился. – Ты же не выполнишь эту работу, так?
– Ну…
– Гидеон, – простонал Нико, вкладывая в эти короткие три слога все свое разочарование.
– Это сильно отличается от того, чего она требовала прежде. Ничего красть не надо. И не надо никому ничего подбрасывать. Всё иначе.
– Что тебе вообще известно об этой… ну, знаешь… работенке? Мы ведь оба понимаем, что мать тебе не все рассказывает, – поспешил напомнить Нико.
– Верно. Я, если честно, сомневаюсь. – Гидеон, слава богу, и правда не выглядел полным решимости. – Хотя… это задание не похоже на дурной поступок. Надо вызволить кое-кого из ловушки его же сознания. Вряд ли этот тип вошел в нее добровольно.
– Так тебе Эйлиф сказала. То есть это необязательно правда.
– Ну да, верно, знаю. Конечно. Просто… – Гидеон осекся, – мне… интересно.
О нет.
– Гидеон.
– Для начала я найду Либби…
– Гидеон, сомневаюсь…
– Я обещал тебе найти ее, и я ее найду, это для меня важнейшая задача, но раз уж ты все равно остаешься заперт в стенах своего Общества…
– Да иди ты, – в сердцах выругался Нико, разозлившись на себя. Кажется, нет, абсолютно точно он сам во всем виноват. – Мы с тобой оба знаем, что как со мной, так и без меня ты со скуки маешься. – А вот это неправда, потому что в компании Нико скучать не приходилось. Он и сам это знал, и взгляд Гидеона доказывал то же самое. – О, ясно, – поцокал языком Нико, и ему сделалось дурно от чувства вины. – Все наказываешь меня за уход? За то, что в кои-то веки утаил от тебя секретик, я прав?
– А ты меня не наказываешь? – отозвался Гидеон. – Это ты носишься со мной как с каким-то яйцом Фаберже. Я не разобьюсь только потому, что ты не рядом и не трясешься надо мной.
Они опасно близко подошли к тому, что Нико назвал бы умеренным разногласием, а Макс – ссорой любовников.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Я пришел сюда, – в полном отчаянии сказал Нико, – чтобы спасти тебя.
Гидеон устремил на него бесстрастный взгляд.
– Вот как?
Этим намеком на то, что цели могли быть иные, Гидеон вызвал у Нико короткий, но острый приступ гнева.
– Да…
– Славно, – сказал Гидеон в своей обычной раздражающей манере отступать в предчувствии конфликта. – Славно. И если так…
Нико вытаращился на него, раскрыв рот.
– «Если»?
– …То какой мне смысл быть осторожным, если тебя даже нет рядом? – отрезал Гидеон.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
Потом Гидеон с усилием виновато сглотнул.
Не то чтобы он был виноват. Нико встряхнулся; ему хотелось быть лучше, стать менее похожим… на себя и больше – на Гидеона.
– Если ты так внимания требуешь, – с трудом проговорил он, – то я тебя возненавижу за то, что ты украл мою фишку.
Напряжение рассеялось, и Гидеон чуть устало ссутулился. А может, он лишь прикидывался изможденным, кто его знает.
– Даю тебе слово, – со вздохом произнес Гидеон, – что мне не причинят вреда, не убьют и не покалечат.
– Психологические травмы тоже считаются, – предупредил Нико. – Как раз их потом хрен залечишь.
– Te odio. – «Ненавижу тебя» (с теплотой в голосе).
– Con razón. – «Согласен». – Moi aussi [9].
Они снова посмотрели друг на друга, уже не столь воинственно, но с легкой грустью, которая появляется от упущенных возможностей.
«Это мы уже проходили, – сказал себе Нико. – И пройдем еще не раз».
– Дам знать, когда доберусь до Либби, – пообещал Гидеон.
– Без повода тоже заглядывай, – напомнил Нико, ощущая в груди тяжесть потери.
– Отдохни, Ники, – сочувственно ответил Гидеон и щелкнул пальцами, заставив Нико резко проснуться у себя в постели.
Он поспешил схватиться за телефон, на миг ослеп в темноте от чересчур яркой подсветки и так быстро застрочил ответ, что два раза опечатался.
«Как у тебя дела?»
Через несколько секунд телефон завибрировал.
«Как всегда, Николас, все хорошо».
Нико опустил мобильник и закрыл глаза.
Сердце еще долго не могло утихомириться. В последнее время Нико истощал некий важный для жизни ресурс. Успокаивался дольше, просыпался не сразу. Даже бой в симуляции потребовал от него куда больше физических сил, чем обычно; это плохо для его магии и еще хуже – для разума. Чувствуя странную ломоту в теле, Нико до хруста сжал кулак.
Интересно, заметно ли это остальным или, может, они сами ощущают такую же… слабость? Нико прежде не испытывал подобного и никогда не рассчитывал испытать. Некоторое время он думал, что Тристан заметил это или что с Тристаном происходит нечто похожее. Как будто пропажа, похищение Либби неким образом ослабляло их обоих изнутри. Немного по-разному, но ослабляло.
Впрочем, Тристан и в лучшие-то времена вел себя по-скотски, так что Нико не сильно парился. Он повернулся на бок и, глядя в голую стену, стал ждать, когда пульс вернется в норму.
Он уже почти заснул снова, но тут в дверь постучали – четко, твердо, решительно. Нико подумал, а не проигнорировать ли стук и не вернуться ли к почти поглотившему его сну, но потом со стоном встал с кровати. В лодыжках щелкнуло, а где-то в пояснице непривычно защемило.
Он открыл дверь, уже собираясь сказать Рэйне: мол, вопреки распространенному мнению шесть утра – не лучшее время для спарринга, так что, может, ей зайти позже? Пусть хоть солнце для начала встанет…
Но это оказалась вовсе не Рэйна.
– Помоги мне умереть, – попросил Тристан Кейн, увидеть которого Нико совсем не ожидал.
В этот момент он решил, что на сегодня со сном покончено.
Рэйна
Когда Рэйна зашла в читальный зал запросить из архива одну рукопись, она застала там Парису. Чем та занималась, было непонятно, так как книг у нее в руках не было. Она просто стояла посреди комнаты, созерцая трубы пневматической почты.
