Что-то здесь явно было не так. Рэмпоул видел, что Хэдли разделяет его иррациональные сомнения. Перед ними был человек, сделавший несколько противоречивых заявлений. Он поведал кошмарную историю, которая могла быть и не быть правдой, от которой за милю разило театральщиной. Наконец, на его пиджаке была кровь. И тем не менее Рэмпоул по какой-то непонятной ему самому причине верил его рассказу — по крайней мере, думал, что Дреймен сам в него верит. Возможно, он был слишком простодушен, и ему не доставало проницательности. Дреймен стоял перед ними без пиджака, выглядевший еще более высоким и костлявым в полинявшей почти до белизны голубой рубашке с рукавами, закатанными на жилистых руках, съехавшем набок галстуке и с висящим на руке пальто, продолжая улыбаться.
Хэдли выругался сквозь зубы.
— Беттс! Престон! — крикнул он, нетерпеливо стуча каблуком по иолу, пока оба не появились. — Беттс, отправьте пиджак в лабораторию для анализа этого пятна. Утром доложите о результатах. На сегодня это все. Престон, идите с мистером Дрейменом к нему в комнату и обыщите ее. Вы знаете, что искать, — не забывайте также о маскарадных принадлежностях. Я вскоре к вам присоединюсь… Подумайте как следует, мистер Дреймен. Утром жду вас в Ярде. Это все.
Дреймен поплелся к двери, тряся головой и натыкаясь на мебель, как летучая мышь.
— Откуда могла взяться кровь? — спросил он у Престона, потянув его за рукав.
— Не знаю, сэр, — ответил Престон. — Не ударьтесь о дверной косяк!
Когда Дреймен и полицейские удалились, Хэдли медленно покачал головой.
— Я в тупике, Фелл, — признался он. — Не знаю, в каком направлении двигаться. Что вы думаете об этом типе? Выглядит он мягким и податливым, но такого можно колотить, как боксерскую грушу, а он будет продолжать покачиваться, как ни в чем не бывало. Кажется, ему вообще наплевать, что о нем думают или что с ним сделают. Может быть, поэтому он не нравится молодым людям.
— Хм, да. Когда я соберу бумаги в камине, то отправлюсь домой, чтобы подумать, — сказал доктор Фелл. — Так как то, что я думаю сейчас…
— Да?
— …просто ужасно.
Доктор Фелл поднялся с кресла, надвинул на глаза широкополую шляпу и взмахнул тростью.
— Не хочу изобретать теории. Вам придется отправить телеграмму, чтобы выяснить правду. Ха! Но в историю о трех гробах я не верю — хотя в нее, возможно, верит Дреймен. Чтобы наша первоначальная теория не рассыпалась в пух и прах, мы должны допустить, что двое других братьев Хорват не умерли.
— Вопрос в том…
— …что с ними стало. Харрумф, да. То, что, по моему мнению, могло произойти, основано на предположении, что Дреймен верит, будто говорит правду. Пункт первый. Я не верю, что братьев отправили в тюрьму по политическому обвинению. Гримо, у которого было «припрятано немного денег», бежит из тюрьмы. Пять лет или более того он старается не высовываться, а потом внезапно «наследует» солидное состояние под чужим именем и от родственников, о которых мы ничего не знаем. Но он ускользает из Франции, чтобы наслаждаться наследством, не вызывая комментариев. Пункт второй, подтверждающий. В чем заключается страшная тайна жизни Гримо, если все это правда? Большинство людей сочло бы побег в стиле Монте-Кристо всего лишь возбуждающим и романтичным, а что касается политического обвинения, то для английского уха это не большее преступление, чем поставить полисмену фонарь под глазом вечером после гребных гонок. Черт возьми, Хэдли, это не пойдет!
— Вы имеете в виду…
— Я имею в виду, — спокойно сказал доктор Фелл, — что Гримо был жив, когда крышку его гроба заколотили гвоздями. Предположим, двое других тоже были живы? Предположим, все три смерти были сфальсифицированы? Предположим, что, когда Гримо выбрался из своего гроба, в двух других гробах оставались два живых человека? Но они не смогли выбраться, так как кусачки были у Гримо и он предпочел больше ими не пользоваться. Едва ли врач мог обеспечить беглецов несколькими экземплярами кусачек. Они достались Гримо, так как он был самым сильным, и ему не составило бы труда выпустить остальных, как и было условлено. Но он благоразумно решил оставить их похороненными заживо, чтобы не делить с ними деньги, украденные втроем. Блестящее преступление!
Никто не отозвался. Хэдли поднялся — его лицо выражало недоверие.
— О, я знаю, что это черное дело! — проворчал доктор Фелл. — Того, кто его совершил, оно преследовало бы в кошмарных снах до конца дней. Но только это может объяснить, почему Гримо подвергся бы преследованиям, если бы его братья выбрались из могил… Почему Гримо так отчаянно стремился как можно скорее увести Дреймена подальше от этого места, даже не избавившись от тюремной одежды? Почему он рисковал быть замеченным с дороги, когда убежище возле зачумленной могилы было бы последним местом, куда отважились бы заглянуть местные жители? Могилы были неглубокими. Если бы братья начали задыхаться, и никто их не освободил, они стали бы кричать и колотить в крышки своих гробов. Дреймен мог бы услышать эти звуки или увидеть, как подрагивает земля на могильных холмиках.
Хэдли достал платок и вытер лицо.
— Нет! — заявил он. — Такого не может быть, Фелл. У вас разыгралось воображение. Кроме того, в таком случае братья не выбрались бы из могил и были бы мертвы.
— Разве? — рассеянно произнес доктор Фелл. — Вы забываете о лопате.
— О какой лопате?
— О лопате, которую в страхе или спешке забыл какой-то бедняга, когда рыл могилу. Тюрьмы — даже самые скверные — не допускают такой небрежности. За лопатой наверняка прислали бы кого-нибудь. Я представляю происшедшее во всех деталях, хотя у меня нет ни крупицы доказательств! Подумайте о том, что безумный Пьер Флей говорил Гримо в «Уорикской таверне», и вы увидите, что все сходится… Два крепких вооруженных надзирателя возвращаются за забытой лопатой. Они видят или слышат то, что, как опасался Гримо, мог увидеть или услышать Дреймен. Надзиратели либо разгадывают трюк, либо руководствуются простой человечностью. Они вскрывают гробы, и два брата выбираются наружу, окровавленные, в полуобморочном состоянии, но живые.
— И никакой суматохи по случаю побега Гримо? Они должны были перевернуть вверх дном всю Венгрию в поисках человека, который…
— Хмф, да. Я тоже об этом думал. Тюремные власти так бы и поступили… если бы тогда не подвергались столь ожесточенным нападкам. Подумайте, что сказали бы критикующие их чиновники, если бы стало известно, что подобное произошло в результате их небрежности. Куда лучше было бы замять эту историю, верно? Отправить двух братьев в одиночные камеры и помалкивать о третьем.
— Это всего лишь теория, — после паузы сказал Хэдли. — Но если это правда, я готов поверить в злых духов. В таком случае Гримо получил по заслугам. Но мы тем не менее должны попытаться найти его убийцу. Если это все…
— Конечно, это не все! — прервал его доктор Фелл. — Не все, даже если моя теория верна, и это хуже всего. Вы говорили о злых духах. Боюсь, что существует злой дух куда хуже Гримо, — и это наш полый человек, братец Анри! Почему Пьер Флей признался, что боится его? Было бы естественно для Гримо бояться своего врага, но почему Флей опасается своего брата и союзника? Почему опытный иллюзионист боится иллюзии, если только братец Анри не маньяк-преступник, умный, как сатана?
Хэдли положил в карман записную книжку и застегнул пальто.
— Если хотите, отправляйтесь домой, — сказал он. — Мы здесь закончили. Но мне нужен Флей. Кем бы ни был другой брат, Флей это знает и расскажет об этом, обещаю вам. Я осмотрю комнату Дреймена, но на многое не рассчитываю. Флей — ключ к этому шифру, и он приведет нас к убийце.
Но Флей был уже мертв, хотя они узнали об этом только утром. Его застрелили из того же пистолета, что и Гримо. И хотя рядом были свидетели, убийцу никто не видел, и он не оставил следов на снегу.
Глава 11
УБИЙСТВО ПРИ ПОМОЩИ МАГИИ
Когда доктор Фелл постучал в дверь в девять утра, оба его гостя пребывали в сонном состоянии. Рэмпоул ночью спал очень мало. Когда он и доктор вернулись в половине второго, Дороти не терпелось услышать все подробности, которые ее супруг охотно согласился поведать. Они запаслись сигаретами и пивом и удалились в свою комнату, где Дороти, подобно Шерлоку Холмсу, бросила на пол груду диванных подушек и расположилась на них со стаканом пива и с «всезнающим» выражением лица, покуда Рэмпоул ораторствовал, меряя шагами пол. Ее суждения были весьма энергичными, хотя и несколько путаными. По описаниям ей понравились мадам Дюмон и Дреймен, но она сразу ощутила острую неприязнь к Розетт Гримо. Даже когда Рэмпоул процитировал высказывание Розетт на университетском диспуте, которое они оба одобрили, Дороти осталась неумолимой.