Дело в том, что находясь в долгой разлуке с женой, он охладел к ней и познакомился с девушкой, которую сильно полюбил.
— Но она из бывших. Что же мне делать? — спрашивал он у Кати.
Из бывших, это значит из богатой семьи в дореволюционные годы.
Сестра ответила ему, что она всю жизнь мучительно переживает то, что оставила дочь без отца. И ей очень не хотелось бы, чтобы и его Лилька своего отца потеряла. Николай вернулся к семье. Но счастлив он, кажется, не был до конца своей жизни. И не только потому, что в молодости был влюблен на Дальнем Востоке в другую девушку. Коля Осин познакомился с Антониной совсем юным, когда служил первый год в армии. Получив однажды увольнительную, он встретил в парке девушку, которая при следующей встрече пригласила молодого солдатика в свой дом познакомиться с родителями. Чета Артамоновых сразу смекнула, что нельзя упускать такого бравого симпатичного парня, который собирается продлить военную службу и стать командиром Красной Армии. Что может быть лучше для их Тони, как стать женой военного? Он и оглянуться не успел, как родители говорили об их свадьбе, о совместном счастливом будущем. Только Куделькины удивились скороспешной женитьбе сына. А вскоре воинскую часть, где служил Николай, из Аркадака перевели на Дальний Восток.
Время шло. Николай отслужил и поступил в военное училище, твердо решив остаться кадровым военным. Он приезжал за женой и ребенком, но Тося отказалась оставить уютный дом своих родителей и ехать в воинскую часть. А спустя некоторое время повзрослевший Николай встретил девушку, черты характера которой были не в пользу Антонины, скупой, вздорной и завистливой женщины. Но в те юные солдатские годы молодой парень многое и не замечал, да и не успел заметить.
Его сестра Катя не знала Антонины и в совете не бросать семью был у нее один аргумент: страдание из-за безотцовщины ее Томки. Но у Николая была и другая причина — его совесть. Она-то, пожалуй, и приняла решение: судьбу не менять.
Книга 2. МОЕ ВРЕМЯ
Глава 1. Турки довоенные
Вот, Томуся, и пустеет наш дом. Было когда-то в нем девять человек, а теперь остались мы с отцом да вы с Лидкой, — говорила мне мама Наташа.
Но лицо ее не было грустным. Она держала в руках письмо дяди Коли, ее старшего сына. Оно пришло вчера, и в письме дядя Коля сообщал, что стал командиром в Красной Армии.
— А не повернись жизнь по-новому, так Колька и ходил бы всю жизнь за скотиной, копался в навозе, — продолжала говорить мама Наташа, а я сидела и слушала.
Молодая советская республика росла. Уже все давно забыли о том, что были когда-то голодные. Не стало и нищих. А кому голодно — иди в колхоз, примут с радостью. Единоличнику трудно приобрести сельхозмашину: дорого. В колхозы же государство поставляло косилки, молотилки, сортировки, веялки, трактора, сеялки. Большинство работ выполнялось механизированно.
Колхозник же мог выходить на работу ежедневно, а мог по своему усмотрению несколько дней работать на собственном хозяйстве. Но и платили по трудодням, которые подсчитывал учетчик правления колхоза. Чем больше колхозник выработает дней, тем больше заработает. Платили в основном урожаем, излишки которого колхозник мог продать на рынке и купить на вырученные деньги все то, что ему было необходимо. Приусадебный участок колхозник имел право иметь втрое больший, чем служащий. Поэтому единоличников на селе уже и не оставалось. Те, кто не работал в колхозе, работали в различных государственных учреждениях.
А молодежь жадно рвалась к учебе. Много занимался Сережа на рабфаке и экзамены в институт выдержал. Но учиться ему было нелегко, у всех за плечами десятилетка, а у него семь классов. Не просто было усваивать высшую математику, начертательную геометрию, сопромат, если школьных знаний маловато. И только сила воли, упорство не позволяли отставать от других. Не так уж много могли родители помогать материально сразу двоим студентам. Хорошо, что ребята получали стипендию. Но неопытная молодость не умела экономить деньги. В первые дни после стипендии у студентов, как правило, «густо», а потом все недели «пусто».
Однажды Сережа прислал письмо с просьбой состегать ему ватное одеяло и покрыть его хоть марлей: общежитие института отапливалось слабо. Молодой стране, открывшей тысячи учебных заведений, было еще нелегко. Затянув потуже ремешки, Сережа с товарищами шли на подработку на Волгу, перетаскивать грузы с пароходов или на пароход.
— Дочка, опять письмо от Сереньки, — говорила мне мама Наташа, неся нераспечатанный конверт.
— А как ты узнала, что от него? — спрашивала я маму Наташу.
— Узнала «по почерку»: как доплатное (то есть без марок), то от него. Холодновато было и у Маруси в общежитии:
— А мы чаем согреваемся, а руки о горячий стакан греем.
Но молодость есть молодость. Какими же они веселыми и задорными приезжали на каникулы, сколько привозили новых песен! Вместе с ними пела и я, быстро заучивая наизусть. Слова одной из них мне очень нравились:
Много славных девчат в коллективе, Но ведь влюбишься только в одну. Можно быть комсомольцем ретивым И весною вздыхать на луну.
— Как же так всю весну И вздыхать на луну?
Отчего? Растолкуйте вы мне.
Потому что у нас
Каждый молод сейчас
В нашей юной прекрасной стране.
На газоне центрального парка В каждой грядке цветет резеда. Можно галстук носить очень яркий И быть в шахте героем труда.
И так далее…
Захватывал и поднимал настроение бодрый мотив этой песни.
С приездом молодых студентов каждый день был как праздник. Собиралась молодежь, слышались шутки, звонкий смех, звучала гитара, пелись песни.
Помню, как было грустно, когда к дому подвозили тачку и грузили на нее чемоданы, корзины с яблоками и картошкой, сумки с мукой и крупой. Студенты покидали Турки. Однажды, не достав билетов, они возвратились домой до завтра. Им было досадно. Зато я сияла от счастья — пробыть вместе с ними еще одни сутки! Как же я их любила!
Мама с дядей Андрюшей жили отдельно. Она постоянно приглашала меня к ним в гости. Я приходила, но, пожалуй, больше оттого, чтоб не обидеть ее. Посидев немного, мне становилось скучно, и я говорила виновато:
— Мама, я пойду домой.
Она не удерживала, она понимала, что я привыкла к той жизни, к тому дому, к тем людям.
В школе мне учиться было совсем нетрудно, я уже до школы умела бегло читать, неплохо писала. Моей первой учительницей была Медведева Анна Ивановна, женщина лет тридцати. Каждую перемену между уроками она старалась, чтобы мы непременно двигались, бегали, отдыхали от урока. Анна Ивановна выводила класс в большой коридор, а в хорошую погоду на пришкольную лужайку и проводила с нами различные игры. Ставила нас в хоровод, а мы, взявшись за руки, мелкими шагами отступали назад, увеличивая хоровод, и хором говорили:
— Раздувайся, пузырь, Раздувайся большой, Оставайся такой И не лопайся.
Затем, отпустив руки друг друга, бросались в центр хоровода, где стоял кто-нибудь один из учеников. «Пузырь лопнул». Потом в центр ставили кого-либо другого и «пузырь раздувался» и «лопался» опять. Большая перемена у нас была плясовой. Весь класс становился в хоровод. Идя хороводом то вправо, то влево, мы пели: — Баба шла, шла, шла, Пирожок нашла, Села (приседали), поела, Опять пошла.
Баба встала на носок (становились), А потом на пятку. Стала «русскую» плясать, А потом вприсядку.
И весь класс, маленькие девочки и мальчики, пускались в пляс, кто как сможет. Остановить нас мог только звонок на урок. И мы, веселые, усаживались снова за парты и слушали новый урок.
Никто из учителей других классов не уделял ребятам столько внимания, сколько нам наша Анна Ивановна. Первому «Б» классу совсем не повезло: их старая сухопарая Мария Дмитриевна Шапошникова смотрела на всех так, будто всеми была недовольна. Ребята рассказывали, что многие получали на уроке от нее и подзатыльники.
А наша и в зимние каникулы не давала нам засиживаться в душных домах. Она собирала нас ежедневно в роще за школой. Мы катались на санках и лыжах, лепили снежных баб, кувыркались в снегу.
Весь класс очень любил свою учительницу. Мы шли в школу не только за знаниями, но и поиграть. Как-то так само собой получилось, что все стали приходить в школу намного раньше, чтоб с нетерпением дождаться свою учительницу. Потом всем классом стали ходить ее встречать. Эти встречи становились все ближе от ее дома. Наконец, дошло до того, что в ожидании любимой учительницы, весь класс спозаранку окружал ее дом. И Анна Ивановна взмолилась:
— Ребята, встречайте меня, если хотите, где-нибудь по дороге или в роще, а дом окружать больше не надо.
Помню, это было зимой. Я заболела «свинкой». В школу не ходила, а лежала на печке, прогревая свои надутые щеки. Иногда после уроков ко мне заходил одноклассник и сосед Натолька Алекаев. Боясь заразиться, близко не подходил, а от самого порога рассказывал школьные новости: что проходили, какие новые песни учили, что в класс привели новенькую, зовут Лорой, посадили за мою парту. С Лорой Никитиной мы потом очень подружились. Она была моей любимой школьной подругой все годы.
