В тот день я пришел в больницу на суточное дежурство. Коллега доложил мне, что поступила женщина пятидесяти одного года с переломом наружной лодыжки. Он наложил гипсовую повязку и уже собирался отпустить ее домой. Но нога какая-то странная, и он хотел бы, чтобы я посмотрел больную и решил — отпустить ее или госпитализировать.
Нога действительно выглядела очень странно. Такой отечности стопы я еще не видел. На рентгенограмме — перелом наружной лодыжки. Чтобы заметить этот перелом, не надо быть специалистом. Но вот кости стопы выглядели совсем необычно. Никогда раньше в своей достаточно солидной практике, никогда ни в одном руководстве не видел я ничего подобного. Из-за отека я не мог клинически рассмотреть образований стопы. Приходилось руководствоваться только рентгенограммой. Впрочем, кое-что можно было извлечь из анамнеза, из рассказа больной о происшедшем. В диагностике ортопедотравматологических заболеваний немаловажное значение имеет так называемый механогенез, то есть, какие механические силы стали причиной травмы. Травма произошла следующим образом: женщина сидела в кузове грузового автомобиля, под кузовом взорвался баллон с газом, удар по стопе пришелся снизу и чуть изнутри кнаружи.
Обычно рентгенограммы и другие исследования я беру в руки, уже поставив предварительный диагноз. В этом случае, ни о каком предварительном диагнозе не могло быть и речи. Не знаю, как долго я рассматривал снимки, пока сообразил, что это полный вывих пяточной кости. В медицинской литературе по этому поводу не сказано ни единого слова.
Я решил, что самым разумным будет наложить вытяжение за тело пяточной кости.
На следующий день, сделав контрольный снимок, я увидел совершенно дикую картину. Вытяжение опрокинуло пяточную кость почти на девяносто градусов. Разумным показалось мне провести еще одну спицу через передний отдел пятки. Действительно, положение исправилось. Но подлая пятка не желала становиться на свое законное место. И никакие мои действия не способствовали этому.
Оставалось только прибегнуть к оперативному лечению. Но и тут я предвидел трудности. Дело в том, что у нас не было наркотизатора. Наркоз обычно давали сестры, капая этиловый эфир на маску. Но у моей пациентки больное сердце. Я побоялся оперировать ее под общим наркозом в наших условиях. А без наркоза не будет необходимого расслабления мышц. И кто знает, как удастся справиться с диким сопротивлением.
Ровно через три недели после травмы, когда сошел отек, я сделал операцию под местным обезболиванием.
Я и сейчас не очень слабый, а в ту пору в соревнованиях по армрестлингу, как-то так получалось, меня никто не мог победить. Для того, чтобы читатель убедился в этом, я посмею, не спросив разрешения автора, то есть нарушив авторское право, привести две цитаты из книги Л.И. Лазарева «То, что запомнилось» о праздновании Дня Победы в корреспондентском пункте литературной газеты в Киеве.
«Абсолютным чемпионом в другом виде нередко проходивших там соревнований — надо было, оперев локоть о стол, соединив в рукопожатии свою ладонь с ладонью противника, прижать его руку к столу (теперь это получило название „армрестлинг“), — был Леонид — или как все его называли по-домашнему Леля — Волынский. Я присутствовал и при том, как он потерял свое высокое звание…
… На этом празднестве, которое началось, как было принято еще в годы войны, тем, что, молча, не чокаясь, помянули сложивших голову в боях, после того как было изрядно выпито, после того как все-таки, несмотря на призыв, было рассказано немало фронтовых историй — правда, только смешных, затеяли состязание, где Волынский уступил свое первенство, которым, по-моему, очень гордился. Сначала все шло как обычно, никто не мог ему противостоять. Но в борьбу с ним вступил один врач, кажется, хирург, и без особого напряжения заломал чемпиона. Матч-реванш кончился так же. Некрасов был очень доволен, что спортивному высокомерию Волынского был преподнесен урок».
Как вы правильно догадались, я и был тем самым врачом, кажется хирургом. Так вот этими руками, победившими чемпиона по армрестлингу, обливаясь потом, я никак не мог вправить пятку на место. Будь больная под наркозом с расслабленными мышцами, все было бы намного проще. Но тут от чрезмерного усилия я чувствовал, как из меня душа выскакивает вон.
Наше отделение было базой кафедры хирургии института усовершенствования врачей. Заведовал кафедрой в высшей мере порядочный профессор. Несколько раз он заходил в операционную и, видя мои мучения, рекомендовал сделать артродез, то есть уменьшить кость, выбросив суставные поверхности. Это значит замкнуть сустав. Это значит инвалидность. Я не мог совершить такой поступок и, не обращая внимания на советы профессора, продолжал вправление. В какой-то момент мои усилия увенчались успехом. Пяточная кость заняла предписанное анатомией место.
Когда больная полностью выздоровела после операции, когда при самом придирчивом осмотре никто не мог заметить хромоты, когда, кроме послеоперационного рубца, вообще не было никаких признаков бывшей травмы, я написал статью, в которой последовательно описал всю цепь своих ошибок — от диагноза до операции. Я гордился этой статьей, написанной в стиле профессора Войно-Ясенецкого, бывшего для меня образцом. (Я не написал кумиром, помня вторую заповедь). Статью я послал в журнал «Ортопедия, травматология и протезирование».
Прошло несколько месяцев. Из редакции мне возвратили статью с приложением — заключением анонимного рецензента. Он писал, что публиковать статью не имеет смысла, так как это всего лишь один случай, да и то сам автор признается, что он совершил кучу ошибок.
Рецензия взбесила меня. Я уже не был неоперившимся птенцом, не знающим, что значит физиологично или не физиологично. Я написал в редакцию гневное письмо. Да, это всего лишь один случай. А известен ли рецензенту еще один подобный случай в мировой медицинской литературе? Если известен, я принесу ему извинения. Но извинений не будет, потому что рецензент не только не знает литературы, он даже не знает остеологии, начального раздела анатомии, который студенты изучают на первом курсе медицинского института. Я написал, что редакция поступит благоразумно, если впредь не будет пользоваться услугами безграмотных рецензентов. Я написал, что во время войны, когда под танками взрывались мины, могли быть случаи, подобные описанному мною. Но врачи не распознавали их, потому что ни в одном руководстве нет ни слова об изолированном вывихе пяточной кости. Можно предположить, что все травмированные с такой патологией стали инвалидами. И впредь будут инвалиды, если в ведущем ортопедическом журнале находят себе пристанище безграмотные рецензенты, неизвестно каким путем получившие врачебный диплом.
Через некоторое время позвонил мне член-корреспондент Академии медицинских наук Федор Родионович Богданов, с которым в ту пору мы были в приятельских отношениях. Он только что вернулся из поездки на заседание редакционной коллегии журнала «Ортопедия, травматология и протезирование». Мое письмо на редколлегии, рассказал Федор Родионович, прозвучало, как взрыв бомбы. Академик Чаклин смеялся и сказал, что, надо полагать, он тоже имеет часть в этом письме, так как вытащил из гроба этого хулигана, когда он был раненым танкистом. Это правда. Великий врач Василий Дмитриевич Чаклин вернул меня к жизни.
А еще Федор Родионович рассказал, что я как в воду глядел, когда окрестил рецензента безграмотным. Он не назвал мне его фамилии и подтвердил, что это тип, который стал профессором благодаря чрезвычайно активной профсоюзной, а затем — партийной деятельности. Увы, такое не исключение.
Статью опубликовали вне очереди в самый короткий срок.
Так возникают идеи
Еще одна история, связанная с пяточной костью, произошла задолго до описанной. Началась она, когда я работал врачом чуть больше полугода. Заместитель директора ортопедического института по научной части появлялся в нашей клинике в качестве старшего научного сотрудника. Однажды, — в тот день он наблюдал, как я оперирую, — заместитель обратился ко мне со странным предложением — прооперировать его жену, страдающую от диких болей в пятке. У нее шпора пяточной кости.
Предложение удивило меня невероятно. Его жену прооперировал бы любой профессор. Но обратиться по этому поводу к начинающему врачу? Этот случай стал излюбленной темой институтских острословов. Надо же так ненавидеть свою жену, чтобы дать прооперировать ее чуть ли не студенту!
Заместитель директора объяснил мне свой выбор. Неоднократно наблюдая за мной в операционной, он пришел к заключению, что я оперирую анатомично и очень деликатно.
Я этого не знал. Но сразу нашел этому два объяснения. Первое — я очень серьезно относился к изучению анатомии, считая, что без фундаментального знания строения человеческого тела не может быть врача, тем более — оперирующего. Второе объяснение имело очень неприятную историю.
