него.
Бри обожала их. Я выращивала их для нее, чтобы она могла заполнять ими старые стаканы и бутылки от молока в своей спальне, хотя миссис Давмуа переживала из-за пыльцы или привлечения насекомых или запаха застоявшейся воды.
Может, это знак.
Я срываю его.
И земля под моими ногами раскрывается, проглатывает меня целиком.
Я появляюсь в воде, теплой и зеленой, и паникую, барахтаюсь секунду, а потом вспоминаю уроки спасения жизни. Я отклоняюсь, давая себе парить, радуясь воздуху под моим плащом, потому что без него я уже тонула бы. Как Бри. Мои ботинки тянут меня вниз, и я медленно двигаю ногами, пока не достаю до шнурков. Я тяну за них, и они слетают, а потом я делаю перерыв, чтобы понять, что происходит.
Вода толкает меня, но я замечаю вечнозеленые деревья вдали, и все во мне сжимается, я понимаю, где я. Куда я прибыла. Нарцисс все еще зажат в моей ладони, и я отпускаю, надеясь, что меня выплюнет на холм Линкея, но волны толкают его к моей щеке, и я снова хватаю его.
Я поворачиваю голову и смотрю на берег. Думаю, я доплыву.
Приходиться бороться с потоком, пока я плыву, мои ноги находят дно, и я бреду по резкому склону к берегу. Когда я добираюсь, я устала, одежда тяжелая, мокрая, липнет к коже. Я падаю на гальку, камешки впиваются в ладони, колени и голени.
Потом я слышу шаги, громкие на камнях. Они останавливаются за мной, и я готовлюсь к его голосу. К его ярости.
— Так-так, я должен был проверить, проглотила ли ты его. Хотя я не думал, что ты прибудешь сюда, не проглотив. Ты снова смогла меня удивить.
Я смотрю на хитрое улыбающееся лицо Гермеса.
12
ГИБРИД
Он в том же белом одеянии, что и во сне, или что это было, но теперь его кожа сияет не тускло, а как жидкий металл на его мышцах, когда он скрещивает руки, играя неодобрение, судя по его улыбке. Даже в тусклом свете Подземного мира он яркий, мне приходится щуриться и быстро моргать, глядя на него.
— Что ты тут делаешь?
Несмотря на его слова, он не удивлен мне. В его лице что-то радостное, знающее.
«Не доверяй ему», — я напоминаю себе, что случилось, когда я видела его в прошлый раз. Он — бог воров и лжецов.
— Не знаю, — выдавливаю я, поднимаясь на ноги, вода льется с моей одежды.
Его улыбка становится шире.
— Ты приплыла сюда?
— Я сорвала цветок, — я подняла мокрый нарцисс. — И земля открылась подо мной, а потом я оказалась в море.
— Не море, милая Кори. Стикс.
Я кашляю. Хорошо, что я не проглотила воду.
— Это еще сон? — с надеждой спрашиваю я.
Гермес качает головой, и паника начинает проникать в меня. Я протягиваю запястье, проверяю пульс, радуясь, когда нахожу его.
Гермес смеется.
— Ты все еще не мертва, Кори. Я… — он замолкает, улыбка увядает, он оглядывается на лес за собой.
Я тоже смотрю, но там ничего нет.
— Слушай, ты можешь мне помочь? Я знаю…
Гермес поднимает серебряную ладонь, и я замолкаю.
Долгий миг слышно только мое дыхание.
А потом что-то в глубине леса визжит.
Тут же раздается треск веток, словно что-то большое несется по лесу на большой скорости, двигаясь сюда. Мою кожу покалывает, страх сдавливает тисками грудь.
Я поворачиваюсь и бегу к берегу, скользя на камнях, бросаюсь в Стикс, пытаюсь плыть против течения, размахивая руками. Я слышу, как зовет Гермес. Я не знаю, меня ли, и не проверяю, не останавливаюсь.
Волны бьют меня по лицу, я отклоняю голову, чтобы вода не попала в нос, глубоко вдыхаю и ныряю. Я не знаю, куда плыву, плана нет, но мне нужно убраться подальше от пляжа, от того, что в лесу.
Что-то царапает мою спину, плащ натягивается, сковывая меня, и меня вытаскивают из Стикс.
Мокрые волосы прилипают к лицу, закрывая глаза, но я не могу двигать руками и убрать их. Потом давление на спине пропадает, и я падаю. Я успеваю прикрыть лицо и падаю животом на гальку.
Я переворачиваюсь, тело ноет от удара, а потом я забываю обо всем, глядя на трех существ вокруг меня.
— Она тут, — говорит ближайшая ко мне, и я сжимаюсь, не могу отвести от нее взгляда.
У нее красивое и спокойное лицо Моны Лизы — у них всех — но ни у одной человеческой женщины нет змей вместо волос или кожи цвета сушеного шалфея. Ее скальп покрыт извивающимися изумрудными змеями, которые сжимаются и шипят, бьются и ласкают друг друга, пока она смотрит на меня блестящими глазами.
Ее голос низкий и музыкальный, голова склонена, она наблюдает за мной.
— Наконец-то, — вторая говорит тихо и медленно, словно у каждого звука есть вкус, и он ей нравится. Эта в чешуе, бронзовая с черными бриллиантами, капюшон кобры обрамляет ее милое лицо, как средневековый нимб.
— Вы это ощущаете, — говорит третья пылким шепотом. Ее кожа темная, и у нее перья вместо волос, мягкий пух покрывает ее грудь, где мне видно, перья тянутся по ее спине, темно-синие, перемежаются с переливающимися изумрудными и голубыми.
От ее слов они придвигаются, три пары черных глаз без радужек глядят на меня. Когда они моргают, второе веко, белая пленка, задерживается, а потом сдвигается. Когти изгибаются на концах пальцев, шепча о жестокости и боли, и их лапы грубые, в чешуе, с тремя длинными когтями вместо пальцев.
И за ними сложены крылья.
Мой разум белеет от ужаса.
— Она — наша, — говорит первая решительно, и другие кивают.
— Ну-ну, леди, — Гермес шагает вперед, и они в унисон поворачиваются к нему, движения слаженные. Я использую их отвлечение, чтобы попятиться, но не удается тихо двигаться по камням, пока я стараюсь отойти от них. — Из-за вас Кори тут? Вы же знаете, что вам нельзя в мир смертных.
— Ты не можешь управлять нами, — говорит существо с бронзовой чешуей. — И обманывать нас.
— Тисифона, я не стал бы, — заигрывает Гермес.
Все во мне сжимается, и я замираю, узнавая имя. Нет. Нет…
Тисифона; месть и разрушение.
— Ты стал бы, лжец, — говорит змееголовая. — Ты сильно полагаешься на свое милое лицо.
— У меня
