Мы пошли. Я этот магазин хорошо знаю. Его все собаки знают.
Он вернулся со свертком в руке и, пока мы шли до подъезда, бросал мне куски колбасы. Потом сказал:
— Ну, пока, Псина. До завтра.
И помахал мне, и скрылся в подъезде, и сделалось грустно, как каждый раз, когда он исчезал (а вдруг больше не появится?), и я потихоньку побежала обратно на Стоянку.
Еще несколько раз Тот, Кто Понимает покупал для меня колбасу, а я ждала его на улице. Однажды, когда мы пришли к его дому, он задрал голову, позвал свою подругу. Я ее знаю, она иногда приезжает вместе с ним на Стоянку, и потом мы втроем идем через пустырь к их логову. Я к ней неплохо отношусь, хотя чувствую, что она меня побаивается. Но зла в ней нет, да и голос страха слышен все слабее… Подруга вышла на балкон, увидела нас, засмеялась, ушла, появилась вновь и бросила Тому, Кто Понимает сверток. Тот еще на землю не упал, а я уже знала: в бумаге еда. И тогда стало ясно, что он еще не все понимает. Думает, что я его провожаю только ради колбасы! А ведь совсем не так. Я за ним иду, чтобы ничего не случилось, чтоб не обидел его человек или другая собака. Но еще больше из-за того, что мне очень этого хочется. Я люблю чувствовать рядом Того, Кто Понимает, знать, что он обо мне думает, слушать его голос, ощущать запах, смотреть, как двигаются его длинные ноги и руки… Я решила не есть колбасы. Оказалось — не так уж это трудно. Тем более если ты недавно обедала… Что с ним было!
— Вот оно как… — сказал он тихо. — Прости меня, Псина.
Мы, собаки, умеем слышать лаггаров [Лаггары — существа, живущие в четвертом измерении. Очень немногие люди догадываются о том, что они есть.]. Нет, мы вынуждены их слышать. Особенно тогда, когда они изо всех сил скребутся, и рвутся, и со злобой и отчаянием пытаются пробиться к нам через Стену, разделяющую наши миры. Я бы очень хотела не слышать лаггаров, потому что не знаю, какие они, а это ужасно. Что они едят? Верно, собак. Когда я чую лаггара, то всегда вспоминаю страшную машину и страшного человека, разъезжающего по ночам.
Я видела его. Он остановил машину в переулке, заглушил мотор, неторопливо направился к собакам, которые лежали на траве, на маленькой поляне, неизвестно как сохранившейся среди высоких серых домов, асфальта и булыжника. Была ночь, луна была еще молодая — узкая, кривая — и не внушала тревоги. Собаки медленно обменивались мыслями, и я присоединилась к ним. Когда человек приблизился, собаки приветливо замахали хвостами. Они привыкли верить людям и ничего не заподозрили. Только я почувствовала: что- то здесь неладно, что-то не так… Я и еще один пес. Мы с ним молча поднялись с травы и ушли. За углом остановились, осторожно выглянули… Страшное произошло. Человек достал из кармана блестящий предмет… Раздался громкий резкий звук — как будто лопнула шина, только в нем было жуткое. Одна из собак свалилась на землю, забилась, громко завыла… Мне стало нехорошо, ведь совсем недавно мы с ней познакомились — обнюхали друг друга и сделались приятельницами. Ночной человек выругался, от него с такой силой пахнуло злобой и ненавистью, что меня даже на большом расстоянии будто обожгло. Резкий звук повторился еще и еще. Вой оборвался. Я все поняла, опрометью бросилась на Стоянку. Никогда раньше не испытывала я такого страха. Он разбудил Пуделя, и тот принялся меня успокаивать и лизнул несколько раз в нос.
Когда я слышу лаггаров, то думаю, что, наверно, они из породы таких вот ночных людей, только невидимые, ничем не пахнут… И меня охватывает беспокойство: за Того, Кто Понимает, и за сторожей, и за маленькую глупенькую девочку с ее отцом- полковником, и за всех людей, которые не похожи на страшного человека… Но лаггары скребутся только по ночам. Потом наступает утро, светит солнце, на Стоянку приходят хозяева машин, здороваются с нами, и мы здороваемся с ними, и машины оживают, чтобы куда-то ехать, а к вечеру вновь вернуться. Тогда я забываю о лаггарах, и жить опять хорошо и весело.
Случилось неприятное.
Тот, Кто Понимает приехал на Стоянку с другим человеком, который иногда появляется вместе с ним. Этого человека я не люблю. Странно, ничего плохого он мне не сделал. Напротив, тоже иногда приносит с собой что-нибудь вкусное, угощает нас, и пытается погладить, и говорит ласковые слова. Но ласка этого человека не доставляет мне удовольствия. Я просто терплю ее. Стоит ему прикоснуться ко мне — и шерсть невольно становится дыбом, я молча твержу: «Оставь, мне неприятно, уходи отсюда, ты мне не нужен… Пожалуйста, отстань!» У этого человека густая рыжая шерсть на голове, и от него пахнет нездоровьем. Я терплю его, только чтобы не обижать Того, Кто Понимает.
Неприятное началось, едва они вышли из машины. От рыжего пахло так же, как от человека, которому мы с Валико не позволили сесть за руль, и в его мозгу шевелились нехорошие, мутные мысли. Тот, Кто Понимает вел его через пустырь под руку, а я шла за ними, отстав больше, чем обычно. Всю дорогу человек с рыжей шерстью на голове бормотал разные слова. Странно: он говорил несвязно, но слова не расходились с мыслями.
— Хочешь сказать, что ты лучше меня? — приставал он к Тому, Кто Понимает. — Пусть! И не хочу скрывать, что я тебе действительно завидую… Ты ведь такой талантливый, многое успел в жизни… Успел и поседеть, и на должности посидеть…
— На должности, как тебе известно, я уже не сижу, — терпеливо ответил Тот, Кто Понимает,
— А кто виноват?! — обрадовался вдруг пахнущий нездоровьем. — Язык твой длинный и гордость дурацкая виноваты!
Он так противно обрадовался, что я едва его не укусила.
— Ладно, — еще спокойнее ответил Тот, Кто Понимает. — Ты не умеешь пить, и тут я в самом деле виноват… Ничего, завтра все станет на место.
Мы пришли к подъезду. Я держалась за спиной Хозяина. На всякий случай.
— Выходит, я и теперь — ничтожество? Почему ты всю жизнь должен быть выше меня? Ведь тебя выгнали с работы. Ты… ты просто тунеядец теперь и никому не нужен!
Тот, Кто Понимает весело, искренне рассмеялся, и я рассмеялась вместе с ним.
— Ты по-прежнему мыслишь на уровне передовых статей. «Тунеядец» — слово звучное, но далеко не однозначное. Коль скоро ты понимаешь под ним социальную бесполезность личности — а ведь ты именно так понимаешь? — то сам представляешь собой образец тунеядца. Ну, вкалываешь, зарабатываешь неплохо, даже очень… И покупаешь на свой труд всякую ненужную дрянь, хотя скуп, как Шейлок.
— А ты… — рыжешерстный задыхался от злости. — Ты разве лучше? Накопитель! Вот ведь есть у тебя машина…
— …А у тебя нет. Но тебе она для чего? Мне машина доставляет радость. Она и другим радость приносит — я люблю подвозить незнакомых людей. Ты же, если когда-нибудь у тебя машина будет, станешь возить в ней помидоры на базар.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
