– Софи, ты это серьезно?! Ты и впрямь понимаешь, что он тебе говорит?
Софи демонстративно вздохнула.
– Снупи, сделай мне одолжение. Докажи этому недоверчивому, что мы друг друга понимаем, тяпни его за ногу!
Снуп заворчал.
– Он спрашивает, ты предпочитаешь быть укушенным за левую ногу или за правую? – ехидно спросила Софи.
– Нет-нет, за ногу не надо, – запротестовал Дино. – Давай по– другому. Выйди, я спрячу какой-нибудь предмет, а Снупи тебе подскажет.
– П-ф, – фыркнула Софи. – Примитив! Я пошла.
И гордо покинула комнату. Дино огляделся, схватил лежащий на столе свисток и спрятал в карман.
– Заходи!
Софи вошла, посмотрела на Снупи. Тот пролаял.
– Свисток. В кармане. Левом.
– Цирк... – изумленно прошептал Дино.
– Не понимаю, чего это тебя так удивляет, – сказала Софи, – тебя самого в цирке можно показывать. Не ты ли у нас мастер телекинеза? Не ты ли вчера вечером устроил целое представление с передвижением предметов? Или ты нас всех загипнотизировал?
– Вроде нет, – неуверенно ответил Дино. – Может, это какая-то массовая форма помешательства?
– Ага. Как грипп! – рассмеялась Софи. – Пойдем. Пока, Снупчик! Жди меня к обеду.
Дино и Софи вышли. Хрангелы, находившиеся в комнате и наблюдавшие за происходящим, заговорили все разом.
– Ну и ну!
– Никогда бы не поверила...
– Да уж!
– Кто бы мог подумать!
– Мудрица, что происходит с нашими детьми? – спросила Форчунья.
– Не знаю... А почему ты у меня спрашиваешь?
– Ну, как-то... Я привыкла по всем непонятным вопросам с тобой советоваться. Или с Болтаном. Вы же у нас самые умные.
– По-моему, это только начало. Вот увидите, остальные тоже нас чем-нибудь удивят. Чует моё сердце, совсем даже скоро!
– Слушайте, а это не может быть связано с тем, что дети на острове – эти... как их... индиги! – вмешалась Толчунья.
– Думаю, это немаловажно, – ответила Мудрица. – Однако они и дома были индиго, но такие способности ни у кого не проявлялись. Не то, что тут!
– Может, потому что здесь они все вместе? А может, потому что в экстремальных условиях человек способен на что угодно? Или это влияние защитного поля? – предположила Форчунья
– Как знать... Остается только радоваться, что они у нас такие необыкновенные... Эй, Мечтан, ты чего молчишь?
– Думаю, стоит ли радоваться: обычным людям, как правило, не очень нравится проявление у других каких-то сверхспособностей. Как бы этот дар не обернулся проблемой...
– Да ладно тебе! Не будь пессимистом. Может быть, эти сверхспособности только на острове проявляются, а дома исчезнут, как и не было, – перебила его Форчунья.
– Вполне возможно... А где Красинда и Болтан?
– Не поверишь! Болтан учит Красинду японскому.
– Зачем?! Ей же никогда восточных детей не поручали, Красинда для них слишком суматошная, мешает их врожденной созерцательности.
– Она утверждает, что так устает от иероглифов, что засыпает в пяти сантиметрах от своей неудобной подушки, не успев положить на нее голову.
– Что, так и спит, летя? То есть, леча? То есть, вися? Тьфу! – совсем запуталась Толчунья.
– Нет, конечно. За пять сантиметров засыпает и, уже спящая, по инерции опускается на подушку, – абсолютно спокойно объяснила Форчунья.
Как ни странно, но язвительная Форчунья, постоянно подтрунивающая над всеми подряд, с Толчуньей была на редкость мягкой и терпеливой.
– Ладно, Красинда с Болтаном делом заняты, давайте и мы сделаем что-нибудь полезное, – предложил Мечтан.
– Да что тут делать? – сказала Мудрица. – Дети рядом, над
островом защитный купол, половину продуктов мы уже спрятали, японский знаем. Особенно и не разгуляешься.
– Так и отупеть недолго, – пробурчала Форчунья, – хоть бы знать, сколько нам сидеть под этим колпаком, к чему готовиться...
***
Вопрос, к чему готовиться, тревожил хрангелов не только на острове, но и за его пределами. Старейшины один за другим приходили на беседу с Генимыслеем и говорили, по сути, об одном и том же – как быть?
– Это невозможно! Надо собирать Совет, – решил Генимыслей, когда закрылась дверь за очередным посетителем.
Еще никогда советы не проходили так часто. Второй за неделю! Старейшины не успевали справляться с нарастающим потоком дел. Клаус Фрост доложил, что за последние сутки снова резко ухудшилось детское поведение.
– Похоже, это почему-то совсем не тревожит взрослых, – заметила Глория.
– Да нет, как раз тревожит, – сказал Клаус. – Все обеспокоены, но даже не подозревают о масштабах и не задумываются о причинах. В том-то и опасность – зло распространяется, а никто не пытается его остановить.
Огманд попросил слова, чтобы доложить скупую информацию, которую удалось добыть хрангелам, изучающим причины пандемии.
– Тёмные уже давно и тщательно готовились и нашли какой-то способ массового гипнотического воздействия на детей. Оно деформирует психику, делая их необузданно жестокими. Но чтобы результат закрепился, и такое поведение стало нормой, нужно – судя по тому, что нам известно, не меньше трех месяцев непрерывного воздействия. Если в течение этого времени влияние не прекратится, изменения в детской психике окажутся необратимыми. И
человечество станет таким, о каком всегда мечтали темные. Пока механизм этого воздействия не известен, им, чтобы добиться своего, достаточно нейтрализовать только нас – люди даже не успеют осознать масштаб беды. По-видимому, прежде чем приступить к внедрению этого... «вируса», темноны пустили в ход все свои заклинания и чары, которые мешают узнать их секрет. Ведь стоит какому-нибудь хрангелу хотя бы приблизиться к разгадке, как соответствующий участок его памяти блокируется.
– Да, мы уже говорили об этом, – кивнул Генимыслей.
– Ну вот, – продолжал Огманд, – все так бы и шло, но тут возник этот ребёнок, который может понять, в чём дело.
– Плохо, – сказал Генимыслей, – что сейчас мы можем только защищать остров... И, конечно же, искать разгадку происхождения и распространения «вируса».
– Послушайте, – сказала Готта, – если речь идет о трех месяцах, может, темноны и не собираются нападать, и купол пока оставят в покое? Ведь защищая детей, он их при этом изолирует.
– Получается, что дети отрезаны от мира... – вздохнул Генимыслей. – Похоже, скоро нам с вами придется собираться чуть ли не каждый день...
***
Именно в это время проходил совет и у темнонов. И речь шла, по сути, о том же самом.
Дарк обвел взглядом собравшихся. Молодцы! Он был горд тем, как здорово они всё придумали. Как тщательно спланировали. Как четко организовали. Если и дальше так пойдет, то уже к осени дети почти утратят человеческий облик. «Наш план гениально прост, – не уставал восхищаться Дарк. – Вселить зло в детей и ждать, как бессильный противостоять своим детенышам мир будет погружаться во тьму – что может быть слаще! Если бы еще не этот невесть откуда взявшийся ребенок, способный помешать нашим планам! А если Фьючерон ошибался, если нет такого ребенка, и мы напрасно тратим силы? Хотя лучше перестраховаться, чем недооценить опасность. На
кон поставлено слишком много!»
– Итак, господа, сегодня мы должны решить, как действовать дальше. Пока все идет по плану. Люди в неведении, и даже что-то подозревающие еще не додумались объединиться для противостояния. А хрангелам, хотя порой они близки к разгадке нашего замысла, с нами не справиться. Сегодня же мы собрались по поводу острова. Пусть говорит тот, кому есть что сказать, – и Дарк сделал приглашающий жест черным как сажа крылом.
После недолгой паузы поднялся Тамос, старый опытный темнон. Его глазницу прикрывала темная повязка – он окривел, сражаясь с Глорией за ребенка, который от рождения был наделен могучей
харизмой и даром овладевать людскими душами... Если бы победил Тамос, мир получил бы нового тирана, но победу одержала Глория, и на свете стало одним талантливым педагогом больше. С той поры Тамоса ни на день, ни на час не покидала мысль о мести.
– Господин Дарк, я предлагаю спровоцировать битву у острова и прорваться через защитное поле. Только уничтожив детей, находящихся в лагере, можно быть спокойными. А так мы сидим на пороховой бочке – вдруг этот, так сказать, мессия сорвет наши планы! Никогда не знаешь, чего ждать от человека, даже если это ребенок... Я – за бой, быстрый и решительный.
Темноны одобрительно загудели. Если они решат – драться, подумал Дарк, деваться некуда – будем драться.
Тут поднялась Реста.
Манера говорить медленно и вкрадчиво полностью соответствовала ее внешности: Реста была похожа на приготовившуюся к смертельному прыжку пантеру, уже наметившую себе жертву. Кажущаяся неторопливость её движений завораживала и парализовала. В сочетании с неподвижным змеиным взглядом негромкий голос вызывал смутное чувство опасности. Любимым развлечением Ресты было присниться в кошмарном сне, а утром, когда человек пытается стряхнуть с себя остатки ужасного сновидения, напомнить о нем, шепнув на ухо что-нибудь леденящее кровь... И тот застывал, охваченный паникой, а потом долго не мог прийти в себя...
