На верхушке сторожевой вышки примостился на жердях Ассан. Его рысьи глаза внимательно обшаривали степь.
Роксоланы появились к вечеру. Небольшими группами они подкрадывались к становищу со стороны заходящего солнца. Когда они приблизились, Ассан подал сигнал, быстро спустился с вышки и укрылся в ближайшем шатре.
Население лагеря зашевелилось, подняло крик, все бросились к реке, под защиту обрывистых берегов и камыша. Видя, что лагерь защищать некому, роксоланы сбились плотной кучей — их было около ста — и устремились через становище в погоню за убегающими. И тут зазвенели тетивы. Стрелы ужалили передних всадников, потом еще, еще… И через несколько минут больше половины роксоланов лежало на земле. Выскочившие из засады воины ударами мечей отсекали головы врагам. Девушки тут же сдирали кожу с волосами с голов побежденных: три таких трофея открывали им путь к замужеству.
Уцелевшие роксоланы, рассыпавшись по степи, уходили на север. Их встретил возвращающийся с дружиной Сидон и довершил разгром. За Дон ушли немногие.
Так начался боевой путь дружины Диона по тропам северных кочевий. Конники перебирались из одного родового становища в другое и везде их встречали как желанных гостей. Были мелкие стычки с налетчиками, когда молодые воины, изрубив десяток-другой иноплеменных всадников, отбивали награбленное ими добро. Но порой им приходилось совместно с родовыми дружинами отражать нападение довольно крупных отрядов.
Постепенно среди врагов сираков распространилась молва о неистовом седом всаднике, во главе отряда молодых воинов налетающем неожиданно, как ветер. Его прозвали Бородатым Хромцом, а его воинов — Сердитыми. Сердитые дрались, не зная страха, не давая пощады в бою. Род, где гостил Бородатый Хромец с Сердитыми, мог кочевать спокойно: там враг не осмеливался тревожить сиракские кочевья.
* * *
Гонец Томирии догнал отряд Сердитых в самом отдаленном становище, где Дон, идя с севера, разворачивается на запад; здесь обрывается граница с роксоланами — далее лежит аланская степь. Царица приказывала Диону вернуться в Успу.
Такая спешка встревожила эллина; без нужды Томирия не стала бы его беспокоить. Передав дружину Анту, юному исполину из рода Гривастого Волка, он покинул становище. Проскакав за полдня по равнине тысячу стадиев, Дион предстал перед Томирией, даже не сменив дорожного одеяния.
Царица сидела на плоском камне. Зеленые волосы ее была распущены и падали на плечи. Жесткие белые брови казались мазками кисти на темном фоне грубого обветренного лица. В глазах воительницы полыхал торжествующий огонь.
— Радуйся, мой славный полководец! Великий Совет племени утвердил мое решение о постоянном войске!
Дион сложил руки на закованной в металл груди. Да, царица знает, чего хочет, и неуклонно добивается исполнения своей воли.
А Томирия между тем продолжала:
— Твои Сердитые усвоили суровую науку доблести. Пора поставить под их начало по десятку молодых воинов, которым они передадут свое искусство. Это будет отличная тяжелая конница в полторы тысячи копий. Со временем и каждый из этих воинов получит свой десяток, а Сердитые станут предводительствовать сотнями. Но армия сильна не только конницей. Нужна пехота. Вот теперь ты и будешь заниматься этим.
— Я преклоняюсь перед твоей мудростью, повелительница, и готов содействовать исполнению твоих планов.
Дион давно обратил внимание на жидкость, горящую на алтаре. Черноватый дымок тянулся к вытяжному отверстию в крыше, что-то знакомое чудилось эллину в его запахе. Наконец он не выдержал и подошел к алтарю. Подняв с пола камышинку, помешал жидкость. Так и есть — нафа[40]!
Эллин долго молча всматривался в бледное пламя. Его воображение рисовало уже картину, как вспыхивают желтые клубы огня под копытами вражеской конницы. Томирия тоже молчала, углубившись в какие-то свои сокровенные мысли.
— Много у вас этой жидкости, царица? — нарушил молчание Дион. Голос его вдруг как-то осел от волнения.
— Нет. Нафу мы используем только для освещения в крепости. В становищах жгут жир. Несколько амфор с нафой мы всегда можем выменять на торжищах под стенами городов Боспора или привезти в бурдюках от горцев Кавказа.
— Если заключить нафу в глиняный сосуд и поджечь… Ты понимаешь, царица, что произойдет?
Расширенные зрачки повелительницы уставились на алтарь. В них отразилось трепетное пламя.
* * *
По-прежнему большая часть дня уходила на конные состязания и тренировки. Вернувшиеся в крепость дружинники активно включились в военные игры — каждый со своим десятком.
А Дион тем временем занимался с пехотой.
— Высшая доблесть воина, — говорил он, — поразить противника насмерть. У скифов, например, на пиру обносят круговой чашей того, кто в бою не сразил ни одного врага.
Он показывал приемы защиты и нападения. На чучелах из шкур, набитых травой, отрабатывалась четкость и меткость удара, на рубке хвороста — его сила.
— Хочешь снять голову, бей в грудь — поучал Дион. — Пополам врага развалить надумал, целься ниже пояса.
Иногда он сбрасывал доспехи, оставаясь голым до пояса, брал в каждую руку по мечу, кричал:
— А ну, кто научился держать меч, наступай на меня!
И шел, припадая на левую ногу, к кучке дерущихся воинов. Хромота и шрамы на худом жилистом теле были эхом отшумевших битв. Они вызывали восхищение юношей, которые скрещивали с ним мечи. Но, щадя его, удары они наносили не в полную силу. Сердясь, Дион ловко отражал их, успевая больно стукнуть зазевавшегося по спине мечом плашмя.
— Что вы машете мечами, как ленивые ослы хвостами?
Снова удар по спине.
Юноши ярились, наседали сильнее.
— Эх, палки бы вам в руки, а не боевое оружие!
Он уверенным ударом выбивал меч из рук, и тот со звоном отлетал в пыльную траву…
Пеших воинов Дион разделил на копейщиков и лучников. Лучники выстраивались в три и более ряда, за ними — копейщики. Он предложил конструкцию лука, заимствованную у одного из фракийских племен. Новый лук больших размеров, в рост человека. Длинные стрелы с крупными наконечниками походили на легкое метательное копье. Взяв такую стрелу в руки, можно было пользоваться ею, как дротиком. Пущенная из мощного лука стрела пронзала насквозь щит вооруженного воина и его самого.
Особую группу пехотинцев составляли пращники. Праща для степняков — оружие новое, непривычное, и брались они за нее неохотно. Но Дион заставлял их тренироваться очень тщательно, возлагая на них свои пока никому не понятные надежды…
Дион зачастил к гончарам. Ремесленники изготавливали для него глиняные сосуды, разной вместимости и формы. Заказчик был привередлив: то отверстие в боку маловатое, то стенки слишком толстые. Но мастера выполняли его заказы безропотно, знали, что за ним стоит сама царица.
Наполнив пустотелые глиняные шары нафой, эллин уводил своих пращников в степь, за курганы, где они учились метать новое оружие. Он в шутку назвал их слугами Гефеста.
Много перепробовал Дион вариантов, подбирая такую смесь из нафы и других веществ, которая бы, имея достаточную вязкость, не выплескивалась на пращника при броске и в то же время могла бы воспламениться от фитиля при ударе шара о землю. Тогда горящая жидкость попадет на ноги и круп коня, на одежду всадника. Применяя прицельное метание по пучкам камыша, выставленным взамен воображаемых всадников, «слуги Гефеста» постепенно накапливали опыт в огненных делах, и Зарина, часто приходившая к пращникам, видя, какой страшной силой становится в руках ее воинов новое оружие, возбужденно кричала то «покарай меня Волк», то «разрази меня Геракл»…
Во время одного выезда из крепости Дион обнаружил на холме в степи скифский камень. Это была статуя воина. Руки у него скрещены на груди. Он подпоясан широким ремнем, на котором висит короткий меч и чаша. Такие статуи на курганных насыпях хорошо знакомы эллину по Скифии. Но как здесь очутилась скифская статуя?
— Да, это скифский воин, — подтвердила Зарина, — и курган насыпан скифами еще в незапамятные времена. Это память о походе перса Дария в Скифию. А статую мы называем Камнем Согласия. Когда-то здесь скифы договорились с сираками о совместном выступлении против персидского царя. С тех пор и стоит на кургане этот каменный воин, много веков стоит, напоминая о силе единения и о бесславном конце Дария…
Под свист дракона
С тех пор как зажегся священный огонь на алтаре в хижине Диона, боги дважды заботливо укутывали степь мягким белым одеялом. Оба эти года были заполнены суровым ратным трудом. Зарину еще до Диона обучили всему, что должен знать и уметь сирак: говорить правду, почитать богов и людей, ездить на коне, рубить мечом, управляться с копьем и луком. Не искусству воина, а искусству битв обучал эллинский стратег юную сиракскую принцессу.
