Наши плоскодонки подошли к городским стенам и начали швырять горожанам караваи черствого хлеба. Лейденцы разламывали караваи на ломти и жадно набивали рты. Ели и плакали от счастья.
А потом дружно орали:
— Слава Вильгельму, князю Оранскому!
Он прославился, благодаря тому, что вовремя убрался в Роттердам.
15
За снятие осады с Лейдена Генеральные штаты пожаловали Вильгельму, князю Оранскому, абсолютную власть и верховное командование над всеми делами провинций без исключения. В ответ он хотел освободить Лейден от налогов, но князю намекнули, что такая несправедливость очень расстроит другие города. После небольшого совещания с городскими чиновниками, Лейдену было пожаловано право основать университет. Наверное, горожане решили, что на студентах больше заработают. Заодно, глядишь, и сами чему-нибудь полезному научатся.
До конца октября мы ждали, что испанцы контратакуют или осадят другой город. Этого не случилось. Потеряв много времени, солдат и денег под Лейденом, дон Луис де Рекесенс решил перейти к активной обороне. Его отряды беспокоили «оранжистов», как теперь стали называть сторонников князя Вильгельма, но дальше локальных стычек дело не шло. У короля Филиппа появились проблемы поважнее Голландии. Основные силы испанцев были сосредоточены на Средиземноморье, где напирали турки. Нехристи уже отобрали Тунис и решили не останавливаться на достигнутом.
В ноябре я вернулся в Роттердам. Город стал многолюднее. Сюда вместе с князем Оранским пришли его холуи и не захотели вместе с ним уходить. Город в стороне от военных действий, достаточно большой, чтобы найти, где и с кем развлечься, хорошо снабжается, что немаловажно, учитывая, как пострадали другие районы Голландии от затопления и нашествия испанцев. Моя жена начала устраивать приемы в нашем новом доме. Приглашала только дворян. Даже очень богатые простолюдины такой чести не удостаивались. Она могла себе такое позволить, потому что ее муж, по слухам, — самый богатый в городе и, уже не по слухам, в любимцах у князя. Вильгельм Оранский, в отличие от народных масс, был уверен, что освобождение Лейдена — заслуга не адмирала Луи де Буазо. В итоге я познакомился с местной знатью. Или она со мной — кто знает?!
В отличие от жены, я не чурался общения с неблагородными, но богатыми. Особенно, если они предлагали принять участие в коммерческом проекте, сулящем хорошую прибыль. У меня было много денег, которые отсыпались в сундуках, вместо того, чтобы работать и приносить прибыль. Я заболел «голландскойболезнью» — начал получать удовольствие от бессмысленного накопления денег. Зачем мне еще больше?! Все равно в другую эпоху все не утащу, а то, что оставлю, быстро растратят наследники. Что легко достанется, то легко утечет. К тому же, тратить будут мои зятья — чужие люди. Впрочем, Моник опять на сносях. Может быть, что-то придется тратить моему сыну.
За двенадцать дней до Пасхи начал готовить фрегат к походу. За зиму его подремонтировали, законопатили, просмолили, а сейчас обмазывали вонючей смесью, от которой больше вреда экипажу, чем древоточцам. Несмотря на то, что у гезов теперь много кораблей и почти все они занимаются пиратством, проблем с наймом экипажа на фрегат не было. Я отдавал предпочтение участниками предыдущих походов. Ян ван Баерле и Дирк ван Треслонг отказались от командования буйсами, которые им доверил адмирал Луи де Буазо, и перешли ко мне офицерами. У обоих семьи и неистребимое желание стать богатыми, которое на буйсе претворить в жизнь проблематично, даже в должности капитана.
В воскресенье утром, за неделю до Пасхи, Йохан Гигенгак, который служил мне и на берегу и проживал в моем доме, доложил, что меня хотят видеть два знатных иностранца. Для Йохана знатные все, кто носит гофрированный воротник. Я решил, что пришли немецкие или французские купцы с предложением поучаствовать в каком-нибудь проекте. С первыми я иногда соглашался иметь дела, со вторыми почти всегда отказывался. У французов, особенно знатных, склонность к мошенничеству начала становиться тотальной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Приведи их в кабинет и принеси нам белого греческого вина, — приказал я.
В моем кабинете стены обшиты панелями из черного дерева на высоту два метра, а дальше выкрашены в белый цвет, как и потолок. Мебель — Т-образный стол, семь стульев, диван и два шкафа — тоже из черного дерева. Кожа на диване и сиденьях стульев белого цвета. Пол паркетный, в виде белых и черных ромбов. Не скажу, что мне нравится сочетание этих двух цветов. Это я так прививаю голландцам деловой стиль оформления офиса. В будущем видел такое в одной голландской крюинговой компании. Правда, там вместо черного дерева и белой кожи был пластик таких цветов. Теперь вот гадаю, может хозяином крюинга был мой потомок?!
Каково же было мое удивление, когда в кабинет вошли лорд Вильям Стонор и его племянник Ричард Тейт. Оба в бордовых дублетах с золотыми шнурами и штанах-«тыквах» без разрезов, но у племянника воротник был по последней моде — в диаметре, как мне показалось, не меньше полуметра и толщиной в пару дюймов — и рапира длиннее сантиметров на десять.
Заметив мое удивление, лорд произнес, улыбнувшись:
— А я вот нисколько не удивился, когда узнал, что именно ты командуешь самым странным и самым известным в наших водах кораблем.
— Какими судьбами? — поинтересовался я, обменявшись приветствиями и подождав, когда слуга нальет нам вина. — Опять не совпали взгляды с королевскими?
— С королевой Елизаветой у нас теперь совпадают взгляды по всем вопросам, — ответил Вильям Стонор и уточнил: — По всем важным вопросам.
— Долгих ей лет! — пожелал я и отпил несколько глотков вина, каждый из которых словно бы взрывался у меня в желудке, разлетаясь на тысячи горячих искорок.
Мне кажется, что греки умудряются зарядить в белое вино кусочек солнца.
— Отличное вино! — похвалил и лорд Стонор и перешел к делу: — Ты что-нибудь слышали о капитане Дрейке?
— Что-то слышал, — усмехнувшись, ответил я.
В мореходке фразу Френсиса Дрейка «Кому суждено болтаться на рее, тот не погибнет от пули» курсанты произносили при каждом удобном и не очень случае. Это при том, что в пираты подаваться никто не собирался да и в Советском Союзе не имел возможности попасть. Разве что кое-кому — и мне в том числе — удалось пройти проливом Дрейка. Я попал в этот пролив на рефрижераторе с грузом мороженой рыбы, взятой с траулеров возле берегов Перу. Судовладелец запретил идти Магеллановым проливом. Я так понял, что боится, что обвинят в нелегальной скупке рыбы у аргентинских рыбаков или арестуют судно за какие-то старые грехи.
— В прошлом году, в начале августа, он пришел в порт Плимут с полным трюмом драгоценных камней, золота и серебра. Захватил на Панамском перешейке испанский «Серебряный караван». Теперь Дрейк — самый богатый капитан в мире, — рассказал Вильям Стонор.
— Передайте ему мои поздравления! — вполне серьезно произнес я, хотя был уверен, что самый богатый капитан — другой человек.
— Обязательно передам, когда встречусь с ним при дворе, — сказал мой гость. — Он теперь в фаворе у королевы.
— Дрейк высадился на тихоокеанском побережье или на атлантическом? — поинтересовался я.
Судя по выражению лица, мой вопрос вогнал лорда в непонятное.
— Он высадился возле Номбре-де-Диос, — ответил молчавший до сих пор Ричард Тейт.
— Значит, на атлантическом, — сделал я вывод и спросил шутливо: — Вы хотите повторить его подвиг?
— Именно так, — ответил Вильям Стонор. — Причем захватить весь груз. Дрейку пришлось оставить почти половину серебра, потому что не на чем было увезти.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— То есть, вам нужен мой корабль, чтобы вывезти испанские сокровища, — сделал я вывод.
— Не только, — сказал он. — У нас много отличных солдат, но не хватает опытных моряков. Лучше голландцев не найдешь. И, само собой, нужен капитан, который бы провел наш флот туда и обратно.
— Большой у вас флот? — спросил я.
