Усыпанная гравием площадь перед залом пуста – ряда скелетов нет. Я облегченно вздохнул. Возможно, судя по тому, что отец никогда не рассказывал о подобных находках, да и здесь нет следов смерти, Мунго оказался исключением и по общему состоянию не похож на другие покинутые поселения.
Илло, которая шла слева от меня, целеустремленно направилась к залу.
– Хранилище записей, – объяснила она, когда я заторопился следом за ней.
Впервые я понял, что в своем посещении Мунго допустил большой промах. Конечно, ведь в каждом таком зале есть небольшой архив. Почему я об этом не вспомнил? Наверно, вид скелетов заставил забыть обо всем остальном. Тогда передо мной была задача, заставившая пойти в мертвый поселок, – нужно было выполнить данное отцу обещание. Мною владела навязчивая мысль – оставить тело отца рядом с телами его друзей и родственников.
Зал похож на другие, которые я видел, только здесь было больше украшений, как подобает общественному помещению в поселке, который стремится стать большим городом. Я увидел на стенах символы четырех планет – вероятно, тех, с которых прилетели первые поселенцы Рощи. Была табличка, которая сразу бросалась в глаза: абсолютно черная, и на ней серебристыми буквами надпись:
«В память Хорриса Вура, открывателя миров.
Да упокоится он с миром в этом последнем своем открытии.
Бродишь ли ты по земле, летаешь ли на звездных крыльях – в конце тебя ждет мир».
– В конце тебя ждет мир, – вслух произнес я, и мои слова сопровождал не смех и не плач, а возглас вызова тому, что здесь произошло.
Илло подошла к табличке и пальцем провела по блестящим линиям букв.
– Он хотел благополучной жизни людям – а что они нашли здесь? – Она вздрогнула.
– Смерть, – мрачно заключил я. – Но он умер до того, как пришла судьба.
– Надеюсь, – ответила она. – Надеюсь, он умер, веря, что дал дом бездомным. Посмотри на эти символы, – она указала на инкрустацию на краю таблички. – Ты знаешь эти планеты, должен был слышать о них. Хотел бы ты жить на одной из них?
– Нет! – Непосредственно я их не знал. Я вообще никогда не был на перенаселенных, мрачных, лишенных надежды планетах, где размножение контролируется, или которые живут под властью диктатора, или где потребность в самом необходимом так велика, что каждый день превращается в бесконечный рабский труд. Да, жителям таких планет Вур мог показаться настоящим раем. Но каким адом на самом деле он оказался?
– Хотела бы я … – негромко сказала Илло. И хоть не закончила, думаю, я знал, о чем она говорит. С какой из этих планет прилетели ее предки? Была ли у нее семья? Была ли она большая? Были ли братья и сестры?
По крайней мере когда меня нашли, знали, кто я; и у меня был отец. А у Илло никого не было, и, по ее собственным рассказам, она оказалась во власти тех, кто пытался стимулировать ее детский мозг, даже причинить ему шок, чтобы заставить отвечать на вопросы. Она пережила это и стала такой, какая есть, и это, возможно, такое же большое достижение, как открытие Хоррисом Вуром новой планеты для бездомных и угнетенных.
– Архивы, – решительно напомнила она, отворачиваясь от таблички.
Как и во всех зданиях, которые я видел снаружи, в помещении архива тоже не было двери. Я внимательно осмотрел стену. Несколько отверстий, в которых, вероятно, когда-то помещались петли. Двери и окна исчезли, но в остальном дома оставались нетронутыми и внешне находились в хорошем состоянии. В киосках сохранились даже остатки товаров. Почему же тогда исчезли двери и окна?..
Илло стояла посредине небольшого бокового помещения. На стенах стеллажи для лент; здесь можно разместить много лент. И не только архив поселка, но и учебные ленты. Во всяком случае они должны быть здесь. Но все стеллажи пусты. И причину понять нетрудно.
– Те, что нашли тебя и остальных, должно быть, забрали ленты…
– Но их должны были бы сохранить в Портсити. И архивы всех остальных погибших поселков. Но их нет в каталогах.
Она права. Если бы такие записи существовали, мой отец отыскал бы их. Он делал собственные записи в тех местах, которые исследовал. Однако, хотя, бывая в Портсити, мы регулярно навещали архив, не помню, чтобы он спрашивал о записях, сделанных в городах до их гибели. Отсутствующие ленты – кому они понадобились и зачем?
В Мунго все жители погибли. Может, в других местах было по-другому? Эта женщина, которая тронулась рассудком… Та самая, которую нашли в Роще Вура, а потом проследили до Чащобы. Может, она знала нечто такое, что не сумели извлечь из нее эксперты за короткое время до побега?
– Кому нужны эти записи? – спросил я вслух.
– Тому, – Илло пришла к тому же заключению, что и я, – кто хотел больше узнать о нас.
– Но это открытая планета, – возразил я. – Здесь никогда не находили никаких следов предтеч. Приборы не обнаружили разума выше уровня гаров и, может быть, горных корандов.
– А что если действует искажение… – медленно сказала девушка. – Чащоба … она действует, как искажающее устройство… это мы точно знаем.
Все снова упирается в Чащобу! Не хотелось верить, что разгадка в ней. Никто не мог в нее проникнуть. Разве что сюда привезли бы огромные машины уничтожения. Но такие машины давно запрещены Конфедерацией Лиги. Однако даже в таком случае, если в Чащобе действительно скрывается разумная жизнь, враждебная нам или нет, мы этого никогда не узнаем. Потому что адские машины уничтожают все, и остается только обожженная пустая планета, затянутая облаками пыли.
– Если ответ в Чащобе… – я пожал плечами.
– Да, если он там… – Но в ее голосе не было безнадежности. Что-то в ее тоне привлекло мое внимание, я посмотрел на девушку и увидел, что она задумчиво смотрит на пустые стеллажи.
– Должно быть какое-то разумное основание! – В ней чувствовался новый прилив энергии, как будто она, приняв решение, хотела немедленно его осуществлять. – Ты когда-нибудь подходил к Чащобе, был на самом ее краю?
– Нет. Не было причин… и я не знаю ни одного странствующего, который бы там был. Читал отчеты в Портсити – этого достаточно.
– Не всегда. Большинство отчетов составлено инопланетниками.
– Подготовленными инопланетниками, – сразу напомнил я.
– Да, подготовленными. Но их учат полагаться на оборудование. А у тебя есть инстинкт странствующего – должен быть. Может ли инопланетник без всяких приборов проложить маршрут для фургона с упряжкой гаров?
– Он, вероятно, кончит тем, что пошлет призыв о помощи, – ответил я. Все знакомые мне инопланетники были шахтерами, космонавтами и купцами из Портсити. Никто из них не выжил бы на равнинах, не смог бы проложить курс по местности или повести по маршруту упряжку гаров. Да, я пользовался инопланетным оборудованием, но самым простым и больше полагался на свои чувства, а не на приборы. В этом отношении Илло права. Точно так же как она способна излечить больного, которого инопланетная медицина признает безнадежным.
– Видишь? С самого основания поселков наши люди никогда не пытались узнать больше о Чащобе. Правда в том, что мы ее боимся.
– И не без оснований. Тех, кто в ней заблудился, никогда не находят. Были две картографических экспедиции с Альсабана, последний их сигнал был получен с восточной окраины Чащобы. Потом флаер Херцо и еще один – компании Рекки…
– Все они инопланетники.
– Лаузер не был инопланетником, – возразил я. – В 30 году ПВ (после высадки) он сорок дней шел вдоль Чащобы.
– Верно. Но его экспедиция шла по краю Чащобы, не углубляясь.
– Санзор! – Я смотрел на девушку. – Сразу после похода Лаузера погиб Санзор!
Возможно, последовательность этих двух событий случайна. Мне никогда не приходило в голову, что тут может существовать связь. И никто не вспоминал, что гибель первого самого далекого владения, совсем маленького – ее приписали эпидемии, – произошла сразу после возвращения Лаузера из долгого перехода и его пробной попытки проникнуть в Чащобу.
– Если что-то встревожилось, испугалось… – медленно говорила Илло. – Если для них мы такие же чужаки, каким нам кажется чудовище из ручья… переход Лаузера мог быть воспринят как угроза, которой нужно противостоять.
– Но ведь в следующий раз Тень ударила только через два года. – Я пытался вспомнить факты истории. К счастью, меня заставили хорошо выучить их.
– Мы могли находиться под наблюдением. Мы перемещались на север, все ближе и ближе подходили к Чащобе, и вызванные нами страх и гнев все усиливались. За эти два года разбилось и исчезло несколько флаеров, в том числе один исследовательский. На борту должно было находиться очень много оборудования…
Я видел в ее словах все больше и больше смысла, какую-то страшную логику. Угроза территориальным правам – древнейшая причина войн. Животное и человек будут сражаться за свою землю, когда в нее вторгаются и даже когда только возникает угроза такого вторжения. А если угроза исходит от чего-то абсолютно чуждого, непостижимого даже по мыслительным процессам, вызванный этой угрозой страх только подкрепит гнев.
