Три дня назад сие свершилось. Луций Эквитий без тени смущения смотрел на эту одряхлевшую, высохшую старуху. Агенобарб Пипинна принял напыщенную позу и поддерживал Семпронию за плечи /ей это не понравилось, она периодически смахивала его руки, как смахивают перхоть/ и спрашивал громовым голосом:
– Дочь Тиберия Семпрония Гракха-старшего и Корнелии Африканской, узнаете вы этого человека?
Конечно, она пробормотала, что никогда его раньше не видела и что ее дражайший брат Тиберий никогда, никогда, никогда – даже напиваясь! – не нарушал священных границ супружества, поэтому все попытки обвинить его в этом – чепуха. Она начала обрабатывать Эквития своей тростью из слоновой кости, и все это превратилось в уморительную пантомиму – хотел бы я, чтобы Сулла был здесь, он оценил бы это зрелище!
Под конец Агенобарб Пипинна /как мне нравится это прозвище! А дал ему его никто иной как Метелл Нумидиец!/ свел ее с ростры. Все вокруг просто умирали со смеху. Скавр смеялся до слез, согнувшись в три погибели, пока Пипинна, Свинячий Пятачок и Поросенок обвинили его в недостойном поведении.
В следующую минуту Луций Эквитий уже занял свое место на ростре, а Сатурнин подошел к нему и спросил, знает ли он, что это была за страхолюдина. Эквитий ответил, что не знает. Либо он не слышал, что говорил Агенобарб, либо опять соврал. Сатурнин объяснил ему вкратце, что это – его тетя Семпрония, сестра Гракхов. Эквитий выглядел изумленным и ответил, что никогда не видел свою тетю, и добавил: он бы, мол, удивился, если бы Тиберий Гракх рассказывал сестре о любовнице и своем ребенке, которых поселил в одном из поместий Гракхов.
Толпа одобрила здравость этого рассуждения и только укрепилась в мнении, что Луций Эквитий – действительно сын Тиберия Гракха. Сенат же – не говоря об Агенобарбе – взорвался от негодования. За исключением Сатурнина, который помалкивал, Скавра, который смеялся, и меня."
Публий Рутилий Руф вздохнул и размял затекшую от долгого писания руку. Избрав краткость, упускаешь детали, расцвечивающие ткань рассказа. В этом отношении его стиль отличался от стиля Мария, как литературное произведение от военного приказа.
"Вот, дорогой Гай Марий, пожалуй и все. Если посижу еще минуту, то вспомню еще несколько историй, так что в конце концов засну, уткнувшись носом в чернильницу. Не думаю, что вновь избираться на пост консула под предлогом необходимости остаться во главе армии – правильный ход с точки зрения римлянина. Я не вижу реальной возможности добиться этого. Но осмелюсь сказать: "Дерзай!" Желаю хорошего здоровья. Помните, что вы уже не неоперившийся цыпленок, а старый боевой петух. Не нужно горячиться понапрасну и ломать себе кости. Я напишу еще, когда случится что-нибудь интересное."
Марий получил письмо в начале ноября, но отложил его, чтобы прочитать, когда вернется Сулла. Тот вернулся – с длинными, пышными усами и взлохмаченными, как у большинства варваров, волосами. Пока Сулла отмывался и брился, Марий прочитал ему письмо, довольный тем, что может разделить с Суллой такое лакомство.
Затем они уединились в кабинете Мария, чтобы никто не помешал их беседе.
– Сними этот проклятый торк! – воскликнул Марий, когда ставший похожим вновь на римлянина Сулла наклонился вперед, открывая на обозрение массивную золотую вещицу.
Сулла лишь покачал головой, улыбаясь и теребя пальцами великолепную драконью голову на конце ожерелья.
– Нет, Гай Марий. А что – нельзя?
– Римлянину это не идет, – проворчал тот.
– Однако эта вещица – мой талисман. Если сниму, удача отвернется от меня. – Он со вздохом облегченья уселся в кресло. – О, снова облокотиться, как цивилизованный человек! Я так долго пировал, сидя за столами на этих деревянных скамьях… Начал даже думать, что мне только приснились люди, возлежащие во время пиров. Как хорошо снова стать сдержанным! И галлы, и германцы всегда все делают с избытком – едят и пьют, пока не облюют все вокруг себя, или, наоборот, изнуряют себя голодом, поскольку никогда не берут с собой запас пищи в битву или в поход. До чего они неистовы и сильны! Знаешь, Гай Марий, будь у них хоть десятая доля нашей организованности и самодисциплины – нам не пришлось бы и надеяться на победу.
– К счастью, этого у них нет… Значит, мы можем разбить их. Наливай себе – это фалернское.
Сулла сделал большой медленный глоток.
– Вино, вино, вино! Нектар богов, бальзам для страждущего сердца, клей для разорванной в клочья души! Как я прожил без него? – Сулла рассмеялся. – Надеюсь, я теперь никогда в жизни не увижу ни кубка пива, ни кружки их меда! Вино – это культура. Ни отрыжки, ни раздувшихся животов, ни шумно испускаемых газов. Человек, пьющий пиво, превращается в ходячую бочку.
– А где Квинт Серторий? Надеюсь, все в порядке?
– Он едет своей дорогой – мы решили возвращаться по отдельности. Кроме того, я хотел бы поговорить с тобой наедине, Гай Марий.
– Я готов.
– С чего же начать?
– С начала, конечно! Кто они такие? Откуда они пришли? Как долго собираются странствовать?
С наслаждением потягивая вино, Сулла прикрыл глаза.
– Они не называют себя германцами и не представляют собою единого народа. Это кимвры, тевтоны, маркоманы, херуски, тигурины. Изначальное место обитания кимвров – длинный, широкий полуостров на севере Германии, описанный рядом греческих географов как Кимврийский Херсонес. Кимвры занимают самую дальнюю его часть, а та половина, которая примыкает к материку, населена тевтонами. Однако выделить какие-нибудь характерные физические отличия этих племен почти невозможно. Языки отличаются друг от друга, но незначительно – соседи вполне понимают друг друга.
Они – не кочевники, но не выращивают урожай и не ведут хозяйство, как это принято у нас. Их зимы, насколько можно было понять, скорее мокрые, чем снежные, – земля почти круглогодично покрыта сочной зеленью лугов. Поэтому они разводят скот да собирают с полей немного ржи и овса. Питаются, в основном, мясом и молочными продуктами; иногда добавляют овощи, маленькие черные хлебцы и кашу.
В год, когда умер Гай Гракх, или где-то около того, словом – почти двадцать лет назад, там случилось сильное наводнение. Слишком много снега сошло с гор, их огромные реки переполнились, слишком много выпало дождей, слишком жестоки были бури и высоки приливы. Атлантический океан буквально захлестнул весь полуостров. Когда вода ушла, они увидели, что почва стала очень соленой и трава уже не росла, как прежде. Они собрали уцелевших коров, лошадей, телеги и отправились на поиски новой родины.
Марий слушал с большим интересом, забыв о вине.
– Все они? Сколько их?
– Нет, далеко не все. Старики и самые слабые были умерщвлены и похоронены. Идут только воины, наиболее молодые и сильные женщины и дети. По моим подсчетам около шестисот тысяч человек пустились в этот путь из долины Альбиса на юго-восток.
– Но, насколько мне известно, там тоже есть где жить, – Марий удивленно изогнул бровь. – Почему они не остались у Альбиса?
Сулла пожал плечами:
– Кто знает? Они вверились своим богам и теперь ждут какого-то божественного знака, который укажет, что они нашли свою новую родину. Конечно же, они вряд ли встречали серьезный отпор, пока шли вдоль Альбиса. Постепенно они добрались до его истоков и увидели перед собой горы – впервые в жизни увидели горы. Кимврийский Херсонес ведь лежит в низине, он плоский, как доска.
– Ясно, если океан смог затопить его, – откликнулся Марий, торопливо подняв руку. – Я далек от сарказма, Луций Корнелий, просто не слишком владею словом. Я грубый солдат… Как бы это повежливей сказать? Я так понимаю, горы их… поразили?
– О, да! Их боги – боги неба. Но когда они увидели эти башни, вершинами уходящие в облака, они начали поклоняться богам, которые, как им показалось, жили в этих башнях. С тех пор они уже не удалялись от гор. На четвертый год они пересекли альпийский водораздел, а затем перебрались от истоков Альбиса к истокам Данубиса, о котором нам известно довольно много. Они повернули на восток и по течению Данубиса дошли до Тетейской и Сарматской равнин.
– Так они и собирались идти? – спросил Марий.
– К Эвксину?
– Скорее всего. Однако на пути в низины северной Дакии их задержали бойи и заставили свернуть вдоль того рукава Данубиса, что ведет в Паннонию.
– Бойи – это кельты, да? – задумчиво проговорил Марий. – Кельты и германцы не перемешиваются, насколько мне известно.
– Да, ты прав. Но есть одна интересная деталь – германцы так нигде и не решились остановиться, чтобы отвоевать себе земли. Малейшее сопротивление – и они уходили. Так ушли они и с земель бойев, а после – из района слияния Данубиса, Тизия и Савуса, где встретили скордиксов, еще одно кельтское племя.
– Наших злейших врагов! – Марий усмехнулся.
– Не слишком приятно узнать, что у нас и скордиксов теперь общий враг.
