У меня нет времени думать об истории США. Я слишком занята своей собственной историей. Мне ужасно не хотелось бы это признавать, но мама с папой были правы. Мне нужно знать больше. Мне придется узнать больше.
Я человек с триединой историей. Есть мама, есть папа, и есть Ривка. Теперь, когда я увидела ее лицо, я не могу больше делать вид, что она не является частью того, что есть я. У моей истории три начала, потому что Джо был просто каким-то парнем, который ушел. Исчез. Испарился. Он даже не призрак. Он ничто. В любом случае, как слышала Ривка, он уехал в Израиль тринадцать лет назад и не планирует когда-либо вернуться. Так что, возможно, его даже нет в живых, что не имеет никакого значения, ведь, как я уже сказала, для меня его не существует.
Я говорила с Ривкой по телефону. Она пригласила меня приехать к ней домой на Кейп-Код и остаться там на ночь, тогда она побольше расскажет мне о своей семье. Я еду в эту пятницу. Беру «субару» и еду одна. Я никогда раньше не ездила одна так далеко, и для меня это несколько волнительно. Я думала, что, возможно, мама и папа будут против. Но идея отпустить меня одну не кажется им сумасшедшей, и мне становится интересно, когда же весь этот энтузиазм по поводу моих отношений с Ривкой начнет спадать. Я знаю, они хотели, чтобы я с ней познакомилась, – они заставили меня с ней познакомиться, чтобы я могла узнать о себе и своей истории, но они ведь не хотят, чтобы она стала слишком большой частью моей жизни, не так ли? Я в замешательстве. Мне кажется, если бы я была на их месте, я бы чувствовала ревность или угрозу, а они просто улыбаются и поощряют все это, из кожи вон лезут, чтобы облегчить все это для меня, в том числе нарушают собственные правила, позволяя мне проехать весь путь до Уэллфлита за рулем одной. Что я могу сказать? Я не понимаю своих родителей.
Вернувшись из Скоттсдейла, Клео заявила, что ноги ее больше не будет в штате Аризона. Она сказала, ей все равно, даже если это последний раз, когда она видела Эдварда. Кажется, ее слегка задело, что я отреагировала на визит Ривки совсем иначе, словно я подвожу ее, не ненавидя Ривку, стремясь к дальнейшему общению с ней. Но она также очень счастлива за меня, что все так хорошо прошло и что Ривка молода и симпатична и не является каким-то сумасбродным религиозным фанатиком, как Клео ее описывала. Клео даже хотела поехать со мной в эту пятницу, но я сказала ей, может, как-нибудь в другой раз. Думаю, мне лучше съездить одной.
В пятницу вечером состоится большой танцевальный вечер под названием «Снежный бал», который всегда был для нас с Клео предметом бесконечных шуток. Но конечно же в этом году Клео пойдет на него, ведь у нее есть парень, и внезапно Снежный бал перестал быть глупым. (Как видите, ее предложение поехать со мной к Ривке было, возможно, сделано не всерьез, так что я не чувствую себя виноватой из-за того, что отказала ей.) И что еще хуже, Джейк идет на Снежный бал с моей одноклассницей по имени Сэм, пригласившей его с помощью записки, оставленной в его шкафчике. У маленького Джейка свидание с одиннадцатиклассницей! Так что мне никак не избежать того факта, что я старая большая неудачница. Но, по крайней мере, я поеду одна на машине в Кейп-Код.
Хочу сразу кое-что уточнить. Я не одержима. Не слетела с катушек. И никого не преследую. Но вчера на собрании «Gazette» я случайно краем уха услышала, как Зак Мейерс сказал, что сегодня днем ему придется поработать, поэтому решаю, что после школы надо остановиться возле Органического Оазиса и купить подслащенный медом и фруктовым соком десерт для своей семьи. Почему бы и нет? Я знаю, что папа готовит что-то вкусное на ужин, потому что видела в холодильнике сверток в белой бумаге из лавки мясника и огромный пучок разной зелени на кухонном столе. Папа не готовит десерты, так что мне кажется отличной идея удивить семью чем-нибудь из отдела выпечки в Органическом Оазисе. Ладно, возможно, моя семья заслуживает чего-то получше, чем подслащенный медом и фруктовым соком десерт, но ведь тут главное внимание? Органический Оазис мне по пути. И если уж я туда заскочу, то, возможно, куплю чашку кофе.
Клео спрашивает, что я собираюсь делать после школы. Джулз слегка ослабила поводья, и теперь Клео снова можно разговаривать по телефону и развлекаться с друзьями, но ей запрещено приглашать Дариуса или ходить к нему домой без родительского надзора. Я удивлена, что Клео все еще дышит, не говоря уж о том, чтобы снова обрести свободу. Недавно Клео обвинила Джулз в том, что она так строга, потому что завидует, что у Клео есть секс, в то время как очевидно, что у Джулз секса не было уже очень, очень давно. Клео смеялась, рассказывая мне об этом. Мне бы не хотелось показаться ханжой, коей я, очевидно, и являюсь, но, если бы я когда-нибудь так заговорила с собственной матерью, думаю, земля бы разверзлась и поглотила меня целиком. И я не просто имею в виду, что у меня будут большие проблемы, а они определенно будут. Я имею в виду, что сама мысль о том, что дочь может так говорить со своей матерью, подрывает мое восприятие порядка во Вселенной. Но у Клео и Джулз все иначе. Думаю, будучи только вдвоем на протяжении всех этих лет, учишься жить в соответствии со своим собственным набором правил и говорить на своем собственном языке.
Когда я говорю Клео, что мне надо заскочить в Органический Оазис, чтобы забрать десерт, она смотрит на меня знающим взглядом:
– Ага-а-а. Сегодня у кофейного прилавка стоит тот самый бариста?
– Если да, то что?
– То я иду с тобой.
– И с какой целью конкретно?
– С двумя целями. А − узнать, что там у них с Эми Флэнниган, и Б – использовать мое идеально отточенное паучье восприятие, чтобы определить, интересуется ли он тобой.
Я могла бы выдумать миллион причин, почему ей не стоит идти со мной, но кого я пытаюсь обмануть? Перед Клео я бессильна.
Она ждет меня возле шкафчика после последнего урока.
– Разве тебе некуда пойти, чтобы удовлетворить своего парня?
– Не будь такой пошлой, Симона. – Довольно забавно слышать это от Клео. – У Дариуса практика, и к тому же это намного важнее. Так что мы отправляемся в Органический Оазис.
Паркуем машину и проходим мимо витрины со свежими цветами и фруктами. Этим декабрьским днем они выглядят намного печальнее, будучи собранными в кучу под навесом с обогревательной лампой. Когда мы подходим к дверям, я останавливаю ее и беру за руку:
– Клео, пожалуйста. Не ставь меня в неловкое положение.
– Я кто, по-твоему, твоя мать? Не волнуйся. Ты в руках профессионала.
– Нет, в смысле, ты же знаешь, что у тебя другой подход к таким вещам, не как у меня. Я не такая сумасбродная, как ты. И не хочу, чтобы меня принуждали быть такой. Я…
– Ты не хочешь, чтобы он знал, что нравится тебе, но все же хочешь знать, нравишься ли ты ему.
– Ты в ыр ажае шься, как ше стикл ас с ница, ну да.
– Нет, Симона, это ты ведешь себя как шестиклассница. Ты должна сделать ему маленький знак. Нельзя ждать от него проявления интереса к тебе, пока он не поймет, что ты открыта для этого.
Автоматические двери раздвинуты и начинают издавать неестественный звук. Мы освобождаем проход. Все это слишком круто для меня. Я не знаю, как играть в эту игру, как показать, что я открыта, да и вообще. Клео смотрит на меня внимательно, и ее взгляд смягчается, и я сразу же понимаю, что она права, я в руках профессионала, но, что важнее, я в руках того, кто знает меня всю мою жизнь.
– Не волнуйся, – говорит она. – Пойдем. Давай возьмем себе кофе.
Он стоит за прилавком в шоколадно-коричневом фартуке. Перед ним ряд стеклянных банок, и он наполняет их сахаром. Может, я все-таки слетаю с катушек, потому что на мгновение мне кажется, что его лицо оживляется, когда он видит меня.
– Добрый день, леди, – говорит он и слегка кивает. Боже, он такой милый, правда ведь?
– Hola, Зак, – говорит Клео. – Cómo estás[32]?
